Неточные совпадения
Обыкновенно свой маршрут я никогда
не затягивал до сумерек и
останавливался на бивак так, чтобы засветло можно было поставить палатки и заготовить дрова на ночь.
Чтобы
не повторить ошибки, я приказал людям
остановиться и, выбрав высокий кедр,
не без труда взобрался на самую его вершину.
Не хотелось мне здесь
останавливаться, но делать было нечего. Сумерки приближались, и надо было торопиться. На дне ущелья шумел поток, я направился к нему и, выбрав место поровнее, приказал ставить палатки.
Дерсу
остановился и сказал, что тропа эта
не конная, а пешеходная, что идет она по соболиным ловушкам, что несколько дней тому назад по ней прошел один человек и что, по всей вероятности, это был китаец.
Кругом вся земля была изрыта. Дерсу часто
останавливался и разбирал следы. По ним он угадывал возраст животных, пол их, видел следы хромого кабана, нашел место, где два кабана дрались и один гонял другого. С его слов все это я представил себе ясно. Мне казалось странным, как это раньше я
не замечал следов, а если видел их, то, кроме направления, в котором уходили животные, они мне ничего
не говорили.
Подгоняемая шестами, лодка наша хорошо шла по течению. Через 5 км мы достигли железнодорожного моста и
остановились на отдых. Дерсу рассказал, что в этих местах он бывал еще мальчиком с отцом, они приходили сюда на охоту за козами. Про железную дорогу он слышал от китайцев, но никогда ее раньше
не видел.
Выбрав место, где
не было бурелома, казак сквозь кусты пробрался к реке,
остановился в виду у плывущей лошади и начал ее окликать; но шум реки заглушал его голос.
Она состояла из восьми дворов и имела чистенький, опрятный вид. Избы были срублены прочно. Видно было, что староверы строили их
не торопясь и работали, как говорится,
не за страх, а за совесть. В одном из окон показалось женское лицо, и вслед за тем на пороге появился мужчина. Это был староста. Узнав, кто мы такие и куда идем, он пригласил нас к себе и предложил
остановиться у него в доме. Люди сильно промокли и потому старались поскорее расседлать коней и уйти под крышу.
В полдень у ручья я приказал
остановиться. После чаю я
не стал дожидаться, пока завьючат коней, и, сделав нужные распоряжения, пошел вперед по тропинке.
Я хотел было
остановиться и заняться охотой, но старик настаивал на том, чтобы
не задерживаться и идти дальше. Помня данное ему обещание, я подчинился его требованиям.
Такой большой переход трудно достался старику. Как только мы
остановились на бивак, он со стоном опустился на землю и без посторонней помощи
не мог уже подняться на ноги.
Стрелки шли впереди, а я немного отстал от них. За поворотом они увидали на протоке пятнистых оленей — телка и самку. Загурский стрелял и убил матку. Телок
не убежал;
остановился и недоумевающе смотрел, что люди делают с его матерью и почему она
не встает с земли. Я велел его прогнать. Трижды Туртыгин прогонял телка, и трижды он возвращался назад. Пришлось пугнуть его собаками.
Его больше всего смутила та осторожность, с которой я приближался, и в особенности то, что я
не подошел прямо к огню, а
остановился в отдалении.
Он
не докончил фразы,
остановился на полуслове, затем попятился назад и, нагнувшись к земле, стал рассматривать что-то у себя под ногами. Я подошел к нему. Дерсу озирался, имел несколько смущенный вид и говорил шепотом...
Люди начали снимать с измученных лошадей вьюки, а я с Дерсу снова пошел по дорожке.
Не успели мы сделать и 200 шагов, как снова наткнулись на следы тигра. Страшный зверь опять шел за нами и опять, как и в первый раз, почуяв наше приближение, уклонился от встречи. Дерсу
остановился и, оборотившись лицом в ту сторону, куда скрылся тигр, закричал громким голосом, в котором я заметил нотки негодования...
К вечеру мы немного
не дошли до перевала и
остановились у предгорий Сихотэ-Алиня. На этот день на разведки я послал казаков, а сам с Дерсу остался на биваке. Мы скоро поставили односкатную палатку, повесили над огнем чайник и стали ждать возвращения людей. Дерсу молча курил трубку, а я делал записи в свой дневник.
Действительно, крики приближались.
Не было сомнения, что это тревожная птица кого-то провожала по лесу. Через 5 минут из зарослей вышел человек. Увидев нас, он
остановился как вкопанный. На лице его изобразилась тревога.
Вековые дубы, могучие кедры, черная береза, клен, аралия, ель, тополь, граб, пихта, лиственница и тис росли здесь в живописном беспорядке. Что-то особенное было в этом лесу. Внизу, под деревьями, царил полумрак. Дерсу шел медленно и, по обыкновению, внимательно смотрел себе под ноги. Вдруг он
остановился и,
не спуская глаз с какого-то предмета, стал снимать котомку, положил на землю ружье и сошки, бросил топор, затем лег на землю ничком и начал кого-то о чем-то просить.
В 5 часов мы подошли к зверовой фанзе. Около нее я увидел своих людей. Лошади уже были расседланы и пущены на волю. В фанзе, кроме стрелков, находился еще какой-то китаец. Узнав, что мы с Дерсу еще
не проходили, они решили, что мы остались позади, и
остановились, чтобы обождать. У китайцев было много кабарожьего мяса и рыбы, пойманной заездками.
В одном пересохшем ручье мы нашли много сухой ольхи. Хотя было еще рано, но я по опыту знал, что значат сухие дрова во время ненастья, и потому посоветовал
остановиться на бивак. Мои опасения оказались напрасными. Ночью дождя
не было, а утром появился густой туман.
Нечего делать, пришлось
остановиться здесь, благо в дровах
не было недостатка. Море выбросило на берег много плавника, а солнце и ветер позаботились его просушить. Одно только было нехорошо: в лагуне вода имела солоноватый вкус и неприятный запах. По пути я заметил на берегу моря каких-то куликов. Вместе с ними все время летал большой улит. Он имел белое брюшко, серовато-бурую с крапинками спину и темный клюв.
Вследствие болезни я
не мог идти скоро, часто
останавливался, садился на землю и отдыхал.
Многое Дерсу видел и молчал. Молчал потому, что
не хотел
останавливаться, как ему казалось, на всяких мелочах. Только в исключительных случаях, когда на глаза ему попадалось что-нибудь особенно интересное, он рассуждал вслух, сам с собой.
За эти дни мы очень утомились. Хотелось
остановиться и отдохнуть. По рассказам удэгейцев, впереди было большое китайское селение Картун. Там мы думали продневать, собраться с силами и, если возможно, нанять лошадей. Но нашим мечтам
не суждено было сбыться.
Сказав это, он уверенно пошел вперед. Порой он
останавливался и усиленно нюхал воздух. Та к прошли мы 50 шагов, потом сто, двести, а обещанной юрты все еще
не было видно. Усталые люди начали смеяться над стариком. Дерсу обиделся.
Я
не хотел здесь
останавливаться, но один из местных жителей узнал, кто мы такие, и просил зайти к нему напиться чаю. От хлеба-соли отказываться нельзя. Хозяин оказался человеком весьма любезным. Он угощал нас молоком, белым хлебом, медом и маслом. Фамилии его я
не помню, но от души благодарю его за радушие и гостеприимство.
Нам было
не до шуток. Жандармы тоже поглядывали подозрительно и, вероятно, принимали нас за бродяг. Наконец мы добрели до поселка и
остановились в первой попавшейся гостинице. Городской житель, наверное, возмущался бы ее обстановкой, дороговизной и грязью, но мне она показалась раем. Мы заняли 2 номера и расположились с большим комфортом.