Неточные совпадения
Край начал утрачивать свою оригинальность и претерпевать то превращение, которое неизбежно несет за
собой цивилизация. Изменения произошли главным образом
в южной части страны и
в низовьях правых притоков реки Уссури, горная же область Сихотэ-Алинь к северу от 45° широты и поныне осталась такой же лесной пустыней, как и во времена Будищева и Венюкова (1857–1869).
На Дальнем Востоке среди моряков я нашел доброжелателей и друзей.
В 1906 году они устроили для меня на берегу моря питательные базы и на каждый пункт, кроме моих ящиков, добавили от
себя еще по ящику с красным вином, консервами, галетами, бисквитами и т.д.
Вся эта площадь
в 22 км2 представляет
собой болотистую низину, заполненную наносами рек Майхе и Тангоузы.
Снимание шкуры с убитого животного отняло у нас более часа. Когда мы тронулись
в обратный путь, были уже глубокие сумерки. Мы шли долго и наконец увидели огни бивака. Скоро между деревьями можно было различить силуэты людей. Они двигались и часто заслоняли
собой огонь. На биваке собаки встретили нас дружным лаем. Стрелки окружили пантеру, рассматривали ее и вслух высказывали свои суждения. Разговоры затянулись до самой ночи.
За перевалом мы сразу попали
в овраги. Местность была чрезвычайно пересеченная. Глубокие распадки, заваленные корчами, водотоки и скалы, обросшие мхом, — все это создавало обстановку, которая живо напоминала мне картину Вальпургиевой ночи. Трудно представить
себе местность более дикую и неприветливую, чем это ущелье.
Иногда случается, что горы и лес имеют привлекательный и веселый вид. Так, кажется, и остался бы среди них навсегда. Иногда, наоборот, горы кажутся угрюмыми, дикими. И странное дело! Чувство это не бывает личным, субъективным, оно всегда является общим для всех людей
в отряде. Я много раз проверял
себя и всегда убеждался, что это так. То же было и теперь.
В окружающей нас обстановке чувствовалась какая-то тоска, было что-то жуткое и неприятное, и это жуткое и тоскливое понималось всеми одинаково.
Я видел перед
собой первобытного охотника, который всю свою жизнь прожил
в тайге и чужд был тех пороков, которые вместе с
собой несет городская цивилизация.
Гора Тудинза представляет
собой массив, круто падающий
в долину реки Лефу и изрезанный глубокими падями с северной стороны. Пожелтевшая листва деревьев стала уже осыпаться на землю. Лес повсюду начинал сквозить, и только дубняки стояли еще одетые
в свой наряд, поблекший и полузасохший.
Кругом вся земля была изрыта. Дерсу часто останавливался и разбирал следы. По ним он угадывал возраст животных, пол их, видел следы хромого кабана, нашел место, где два кабана дрались и один гонял другого. С его слов все это я представил
себе ясно. Мне казалось странным, как это раньше я не замечал следов, а если видел их, то, кроме направления,
в котором уходили животные, они мне ничего не говорили.
В топографическом отношении горы верхнего Лефу представляют
собой плоские возвышенности с чрезвычайно крутыми склонами, покрытые густым смешанным лесом с большим преобладанием хвои.
На другое утро я взял с
собой Олентьева и стрелка Марченко, а остальных отправил
в село Черниговку с приказанием дожидаться там моего возвращения.
Кто не бывал
в низовьях Лефу во время перелета, тот не может
себе представить, что там происходит.
Я принялся тоже искать убитое животное, хотя и не совсем верил гольду. Мне казалось, что он ошибся. Минут через десять мы нашли козулю. Голова ее оказалась действительно простреленной. Дерсу взвалил ее
себе на плечи и тихонько пошел обратно. На бивак мы возвратились уже
в сумерки.
При этом она отделяет от
себя в сторону большие слепые рукава, от которых идут длинные, узкие и глубокие каналы, сообщающиеся с озерами и болотами или с такими речками, которые также впадают
в Лефу значительно ниже.
Я сделал над
собой усилие и прижался
в сторону. Гольд вполз под палатку, лег рядом со мной и стал покрывать нас обоих своей кожаной курткой. Я протянул руку и нащупал на ногах у
себя знакомую мне меховую обувь.
Олентьев и Марченко не беспокоились о нас. Они думали, что около озера Ханка мы нашли жилье и остались там ночевать. Я переобулся, напился чаю, лег у костра и крепко заснул. Мне грезилось, что я опять попал
в болото и кругом бушует снежная буря. Я вскрикнул и сбросил с
себя одеяло. Был вечер. На небе горели яркие звезды; длинной полосой протянулся Млечный Путь. Поднявшийся ночью ветер раздувал пламя костра и разносил искры по полю. По другую сторону огня спал Дерсу.
Я ответил, что пойдем
в Черниговку, а оттуда — во Владивосток, и стал приглашать его с
собой. Я обещал
в скором времени опять пойти
в тайгу, предлагал жалованье… Мы оба задумались. Не знаю, что думал он, но я почувствовал, что
в сердце мое закралась тоска. Я стал снова рассказывать ему про удобства и преимущества жизни
в городе. Дерсу слушал молча. Наконец он вздохнул и проговорил...
Наконец я встал, попрощался с гольдом, пошел к
себе в избу и лег спать.
Кроме стрелков,
в экспедицию всегда просится много посторонних лиц. Все эти «господа» представляют
себе путешествие как легкую и веселую прогулку. Они никак не могут понять, что это тяжелый труд.
В их представлении рисуются: караваны, палатки, костры, хороший обед и отличная погода.
Следующий день, 18 мая, был дан стрелкам
в их распоряжение. Они переделывали
себе унты, шили наколенники, приготовляли патронташи — вообще последний раз снаряжали
себя в дорогу. Вначале сразу всего не доглядишь. Личный опыт
в таких случаях — прежде всего. Важно, чтобы
в главном не было упущений, а мелочи сами сгладятся.
Эти крикливые птицы были теперь молчаливы; они садились
в лужу и купались, стараясь крылышками обдать
себя водой.
Работа между участниками экспедиции распределялась следующим образом. На Г.И. Гранатмана было возложено заведование хозяйством и фуражное довольствие лошадей. А.И. Мерзлякову давались отдельные поручения
в сторону от главного пути. Этнографические исследования и маршрутные съемки я взял на
себя, а Н.А. Пальчевский направился прямо
в залив Ольги, где
в ожидании отряда решил заняться сбором растений, а затем уже присоединиться к экспедиции и следовать с ней дальше по побережью моря.
Темнота застигала меня
в дороге, и эти переходы
в лунную ночь по лесу оставили по
себе неизгладимые воспоминания.
Река Ситухе течет
в широтном направлении. Она длиной около 50 км. Большинство притоков ее находится с левой стороны. Сама по
себе Ситухе маленькая речка, но, не доходя 3 км до Уссури, она превращается
в широкий и глубокий канал.
Через несколько минут мы были уже
в пути, захватив с
собой пилу, топор, котелки и спички.
Она состояла из восьми дворов и имела чистенький, опрятный вид. Избы были срублены прочно. Видно было, что староверы строили их не торопясь и работали, как говорится, не за страх, а за совесть.
В одном из окон показалось женское лицо, и вслед за тем на пороге появился мужчина. Это был староста. Узнав, кто мы такие и куда идем, он пригласил нас к
себе и предложил остановиться у него
в доме. Люди сильно промокли и потому старались поскорее расседлать коней и уйти под крышу.
Читатель ошибается, если представляет
себе тайгу
в виде рощи.
Около полудня мы сделали большой привал. Люди тотчас же стали раздеваться и вынимать друг у друга клещей из тела. Плохо пришлось Паначеву. Он все время почесывался. Клещи набились ему
в бороду и
в шею. Обобрав клещей с
себя, казаки принялись вынимать их у собак. Умные животные отлично понимали,
в чем дело, и терпеливо переносили операцию. Совсем не то лошади: они мотали головами и сильно бились. Пришлось употребить много усилий, чтобы освободить их от паразитов, впившихся
в губы и
в веки глаз.
Путешествие по тайге всегда довольно однообразно. Сегодня — лес, завтра — лес, послезавтра — опять лес. Ручьи, которые приходится переходить вброд, заросшие кустами, заваленные камнями, с чистой прозрачной водой, сухостой, валежник, покрытый мхом, папоротники удивительно похожи друг на друга. Вследствие того что деревья постоянно приходится видеть близко перед
собой, глаз утомляется и ищет простора. Чувствуется какая-то неловкость
в зрении, является непреодолимое желание смотреть вдаль.
Лес становился гуще и крупнее, кое-где мелькали тупые вершины кедров и остроконечные ели, всегда придающие лесу угрюмый вид. Незаметно для
себя я перевалил еще через один хребетник и спустился
в соседнюю долину. По дну ее бежал шумный ручей.
Но надо отличать зверопромышленника от промышленника. Насколько первый
в большинстве случаев отличается порядочностью, настолько надо опасаться встречи со вторым. Промышленник идет
в тайгу не для охоты, а вообще «на промысел». Кроме ружья, он имеет при
себе саперную лопату и сумочку с кислотами. Он ищет золото, но при случае не прочь поохотиться за «косачами» (китайцами) и за «лебедями» (корейцами), не прочь угнать чужую лодку, убить корову и продать мясо ее за оленину.
Аборигены Уссурийского края, обитающие
в центральной части горной области Сихотэ-Алиня и на побережье моря к северу до мыса Успения, называют
себя «удэ-хе» [Две последние буквы произносятся чуть слышно.].
Я весь ушел
в созерцание природы и совершенно забыл, что нахожусь один, вдали от бивака. Вдруг
в стороне от
себя я услышал шорох. Среди глубокой тишины он показался мне очень сильным. Я думал, что идет какое-нибудь крупное животное, и приготовился к обороне, но это оказался барсук. Он двигался мелкой рысцой, иногда останавливался и что-то искал
в траве; он прошел так близко от меня, что я мог достать его концом ружья. Барсук направился к ручью, полакал воду и заковылял дальше. Опять стало тихо.
Животное это равномерно распространено по всему Уссурийскому краю. Его одинаково можно встретить как
в густом смешанном лесу, так и на полях около редколесья. Убегая, оно подымает пронзительный писк и тем выдает
себя. Китайцы иногда употребляют его шкурки на оторочки своих головных уборов.
Читатель ошибется, если вообразит
себе женьшеневую плантацию
в виде поляны, на которой посеяны растения. Место, где найдено было
в разное время несколько корней женьшеня, считается удобным. Сюда переносятся и все другие корни. Первое, что я увидел, — это навесы из кедрового корья для защиты женьшеня от палящих лучей солнца. Для того чтобы не прогревалась земля, с боков были посажены папоротники и из соседнего ручья проведена узенькая канавка, по которой сочилась вода.
Дойдя до места, старик опустился на колени, сложил руки ладонями вместе, приложил их ко лбу и дважды сделал земной поклон. Он что-то говорил про
себя, вероятно, молился. Затем он встал, опять приложил руки к голове и после этого принялся за работу. Молодой китаец
в это время развешивал на дереве красные тряпицы с иероглифическими письменами.
— Есть, — отвечал казак Белоножкин и, пошарив у
себя в кармане, вытащил из него почерневший от грязи кусок сахару.
Спуск с хребта
в сторону Вай-Фудзина, как я уже сказал, был крутой. Перед нами было глубокое ущелье, заваленное камнями и буреломом. Вода, стекающая каскадами, во многих местах выбила множество ям, замаскированных папоротниками и представляющих
собой настоящие ловушки. Гранатман толкнул одну глыбу. При падении своем она увлекла другие камни и произвела целый обвал.
Птички эти доверчиво подпускали к
себе человека и только
в том случае, когда я уж очень близко к ним подходил, улетали, не торопясь.
На следующий день, 17 июня, мы расстались со стариком. Я подарил ему свой охотничий нож, а А.И. Мерзляков — кожаную сумочку. Теперь топоры нам были уже не нужны. От зверовой фанзы вниз по реке шла тропинка. Чем дальше, тем она становилась лучше. Наконец мы дошли до того места, где река Синь-Квандагоу сливается с Тудагоу. Эта последняя течет
в широтном направлении, под острым углом к Сихотэ-Алиню. Она значительно больше Синь-Квандагоу и по справедливости могла бы присвоить
себе название Вай-Фудзина.
Вчера мы до того были утомлены, что далее не осмотрелись как следует, было не до наблюдений. Только сегодня, после сытного завтрака, я решил сделать прогулку по окрестностям.
В средней части долина реки Аввакумовки шириной около 0,5 км. С правой стороны ее тянутся двойные террасы, с левой — скалистые сопки, состоящие из трахитов, конгломератов и брекчий. Около террас можно видеть длинное болото. Это место, где раньше проходила река. Во время какого-то большого наводнения она проложила
себе новое русло.
Но
в данном случае она вела
себя иначе: летела лениво, медленно и низко над землей, летела не по прямой линии, а по окружности, так что собака едва не хватала ее за хвост зубами.
В 1906 году
в деревне этой жило всего только 4 семьи. Жители ее были первыми переселенцами из России. Какой-то особенный отпечаток носила на
себе эта деревушка. Старенькие, но чистенькие домики глядели уютно; крестьяне были веселые, добродушные. Они нас приветливо встретили.
Но и на новых местах их ожидали невзгоды. По неопытности они посеяли хлеб внизу,
в долине; первым же наводнением его смыло, вторым — унесло все сено; тигры поели весь скот и стали нападать на людей. Ружье у крестьян было только одно, да и то пистонное. Чтобы не умереть с голода, они нанялись
в работники к китайцам с поденной платой 400 г чумизы
в день. Расчет производили раз
в месяц, и чумизу ту за 68 км должны были доставлять на
себе в котомках.
На добровольные пожертвования они построили у
себя в деревне школу.
Все крестьяне достаточно начитанны и развиты; некоторые из них интересовались техникой, применяя ее у
себя в хозяйстве.
Из морского песку здесь образовались дюны, заросшие шиповником, травою и низкорослыми дубками, похожими скорее на кустарники, чем на деревья. Там, где наружный покров дюн был нарушен, пески пришли
в движение и погребли под
собой все, что встретилось на пути.
Первые два дня мы отдыхали и ничего не делали.
В это время за П.К. Рутковским пришел из Владивостока миноносец «Бесшумный». Вечером П.К. Рутковский распрощался с нами и перешел на судно. На другой день на рассвете миноносец ушел
в море. П.К. Рутковский оставил по
себе в отряде самые лучшие воспоминания, и мы долго не могли привыкнуть к тому, что его нет более с нами.
Однажды он отправился
в горы по своим делам и пригласил меня с
собою. 24 июня рано утром мы выехали с ним на лодке, миновав Мраморный мыс, высадились на берегу против острова Чихачева. Эта экскурсия дала мне возможность хорошо ознакомиться с заливом Ольги и устьем Вай-Фудзина.
Так, например, он говорил, что есть люди, которые умеют чувствовать присутствие золота
в земле, к числу их он присоединял и
себя.