Неточные совпадения
Но даже и дети не
знали, что задолго до их рождения, в первую пору своего замужества, она пережила тяжелую, страшную и не совсем обычную драму, и что сын Саша не есть ее первый и старший сын, каким себя считал. И уж никак не предполагали они, что город Н. дорог
матери не по радостным воспоминаниям, а по той печали и страданию, что испытала она в безнадежности тогдашнего своего положения.
Но уже близилось страшное для
матерей. Когда появились первые подробные известия о гибели «Варяга», прочла и Елена Петровна и заплакала: нельзя было читать без слез, как возвышенно и красиво умирали люди, и как сторонние зрители, французы, рукоплескали им и русским гимном провожали их на смерть; и эти герои были наши, русские. «Прочту Саше, пусть и он
узнает», — подумала
мать наставительно и спрятала листок. Но Саша и сам прочел.
Но то, что всегда
знала мать: боязнь утраты — почувствовал и Саша,
узнал муку любви, томительность безысходного ожидания, всю крепость кровных уз…
Тогда, после разговора с
матерью, он порешил, что именно теперь,
узнав все, он по-настоящему похоронил отца; и так оно и было в первые дни.
Все засмеялись, а Саша смотрел на
мать, на ее темные, без блеска, теперь повеселевшие глаза, и думал: «А если бы ты
знала про энского губернатора, смеялась бы ты?»
— Нет, — а выражение?.. Ну да что, Василий Васильевич: видно, вам никогда не приходилось разговаривать с
матерью, а то
знали бы, что
мать не переслушаешь. Ого, уже час, а Сашенька еще не спит. Учится, — улыбнулась она, — как он не скрытничает, а
знаю я, до чего ему хочется в университет!
И ответила
мать: «Ты же радовал меня, сын? Порадуй и теперь. А когда пойдешь на муку, пойду и я с тобою; и не смеешь ты крупинки горя отнять от меня — в ней твое прощение, в ней жизнь твоя и моя. Разве ты не
знаешь: кого любит
мать, того любит и Бог! Радуй же, пока не настала мука».
У того была
мать, благородная и несчастная Елена Петровна, а этот словно никогда не
знал матери и ее слезами не плакал — и как белеют зубы в легкой улыбке!
О, ужас! Кто скажет, что все они не думают так же, но молчат и ждут чего-то, а потом придут и скажут: вор!
Мать… а она
знает наверное? А Женя Эгмонт?..
— Я переменю квартиру. Он не
узнает. Сашенька, придешь ты, а мать-то твоя убежала, убежала
мать, мать-то.
— Да? Не спорю. Но по какой вашей мужской морали сын, идущий к
матери, должен быть схвачен? Не должны ли вы все склониться и закрыть глаза, пока он проходит? А потом уж хватайте, там, где-нибудь, где хотите, я этого не
знаю.
Но странно: не имела образа и
мать, не имела живого образа и Линочка — всю
знает, всю чувствует, всю держит в сердце, а увидеть ничего не может… зачем большое менять на маленькое, что имеют все? Так в тихом шелесте платьев, почему-то черных и шелестящих, жили призрачной и бессмертной жизнью три женщины, касались еле слышно, проходили мимо в озарении света и душистого тепла, любили, прощали, жалели — три женщины:
мать — сестра — невеста.
Уже догадываясь, но все еще не веря, Жегулев бросается за угол к тому окну, что из его комнаты, — и здесь все чужое, может быть, по-своему и хорошее, но ужасное тем, что заняло оно родное место и стоит, ничего об этом не
зная. И понимает Жегулев, что их здесь нет, ни
матери, ни Линочки, и нет уже давно, и где они — неизвестно.
Спали обе женщины в одной комнате, и
мать никогда не
узнала, каким это было ужасом для измученной, в своем огне горевшей Линочки.
И ужас начинался с той минуты, как тушилась свеча, и Линочка
знала, что
мать не спит и не заснет, и думает свое, и лежит тихонько, чтобы не мешать Линочкиному сну.
Неточные совпадения
В минуты унынья, о Родина-мать! // Я мыслью вперед улетаю, // Еще суждено тебе много страдать, // Но ты не погибнешь, я
знаю.
Хвалилась
мать — // Сынка спасла… //
Знать, солона // Слеза была!..
Запомнил Гриша песенку // И голосом молитвенным // Тихонько в семинарии, // Где было темно, холодно, // Угрюмо, строго, голодно, // Певал — тужил о матушке // И обо всей вахлачине, // Кормилице своей. // И скоро в сердце мальчика // С любовью к бедной
матери // Любовь ко всей вахлачине // Слилась, — и лет пятнадцати // Григорий твердо
знал уже, // Кому отдаст всю жизнь свою // И за кого умрет.
Митрофан (тихо
матери). А я почем
знаю.
Стародум. Ты
знаешь, что я одной тобой привязан к жизни. Ты должна делать утешение моей старости, а мои попечении твое счастье. Пошед в отставку, положил я основание твоему воспитанию, но не мог иначе основать твоего состояния, как разлучась с твоей
матерью и с тобою.