Неточные совпадения
Не скоро сладили с упрямою рекой; долго она рвала и уносила хворост, солому, навоз и дерн; но, наконец,
люди одолели, вода не
могла пробиться более, остановилась, как бы задумалась, завертелась, пошла назад, наполнила берега своего русла, затопила, перешла их, стала разливаться по лугам, и к вечеру уже образовался пруд, или, лучше сказать, всплыло озеро без берегов, без зелени, трав и кустов, на них всегда растущих; кое-где торчали верхи затопленных погибших дерев.
Нельзя не подивиться, что у такого до безумия горячего и в горячности жестокого господина
люди могли решиться на такую наглую шалость.
Впрочем, с Степаном Михайловичем и не то случалось: во время его отсутствия выдали замуж четырнадцатилетнюю девочку, двоюродную его сестру П. И. Багрову, круглую, но очень богатую сироту, жившую у него в доме и горячо им любимую, — за такого развратного и страшного
человека, которого он терпеть не
мог.
Михаила Максимовича мало знали в Симбирской губернии, но как «слухом земля полнится», и притом,
может быть, он и в отпуску позволял себе кое-какие дебоши, как тогда выражались, да и приезжавший с ним денщик или крепостной лакей, несмотря на строгость своего командира, по секрету кое-что пробалтывал, — то и составилось о нем мнение, которое вполне выражалось следующими афоризмами, что «майор шутить не любит, что у него ходи по струнке и с тропы не сваливайся, что он солдата не выдаст и, коли можно, покроет, а если попался, так уж помилованья не жди, что слово его крепко, что если пойдет на ссору, то ему и черт не брат, что он лихой, бедовый, что он гусь лапчатый, зверь полосатый…», [Двумя последними поговорками, несмотря на видимую их неопределенность, русский
человек определяет очень много, ярко и понятно для всякого.
Притом дедушка был самой строгой и скромной жизни, и слухи, еще прежде случайно дошедшие до него, так легко извиняемые другими, о беспутстве майора поселили отвращение к нему в целомудренной душе Степана Михайловича, и хотя он сам был горяч до бешества, но недобрых, злых и жестоких без гнева
людей — терпеть не
мог.
Может быть, что в настоящем случае твердый нрав и крепкая воля Прасковьи Ивановны, сильно подкрепленные тем обстоятельством, что всё богатство принадлежало ей,
могли бы в начале остановить ее супруга и он, как умный
человек, не захотел бы лишить себя всех выгод роскошной жизни, не дошел бы до таких крайностей, не допустил бы вырасти вполне своим чудовищным страстям и кутил бы умеренно, втихомолку, как и многие другие.
Этого
человека один только бог
может исправить.
— «Ты дура, — отвечала Прасковья Ивановна, — я любила его четырнадцать лет и не
могла разлюбить в один месяц, хотя узнала, какого страшного
человека я любила; а главное, я сокрушалась об его душе: он так умер, что не успел покаяться».
Он не
мог вполне понимать и ценить ее, но одной наружности, одного живого и веселого ума ее достаточно было, чтобы свести с ума
человека, — и молодой
человек сошел с ума.
Это дело неверное; Прасковья Ивановна сама
человек не старый,
может выйти замуж и народить ребят.
На все такие предварительные условия и предъявления будущих прав жены Алексей Степаныч отвечал с подобострастием, что «все желания Софьи Николавны для него закон и что его счастие будет состоять в исполнении ее воли…», и этот ответ, недостойный мужчины, верный признак, что на любовь такого
человека нельзя положиться, что он не
может составить счастья женщины, —
мог понравиться такой умной девушке.
Молодой
человек не умел притворяться и притом так был влюблен, что не
мог противиться ласковому взгляду или слову обожаемой красавицы; когда Софья Николавна потребовала полной откровенности, он высказал ей всю подноготную без утайки, и, кажется, эта откровенность окончательно решила дело в его пользу.
Сущность дела состояла в том, что Николай Федорыч расспросил молодого
человека об его семействе, об его состоянии, об его намерениях относительно службы и места постоянного жительства; сказал ему, что Софья Николавна ничего не имеет, кроме приданого в десять тысяч рублей, двух семей
людей и трех тысяч наличных денег для первоначального обзаведения; в заключение он прибавил, что хотя совершенно уверен, что Алексей Степаныч, как почтительный сын, без согласия отца и матери не сделал бы предложения, но что родители его
могли передумать и что приличие требует, чтобы они сами написали об этом прямо к нему, и что до получения такого письма он не
может дать решительного ответа.
Впрочем, она думала недолго, написала черновое письмо от жениха к Аничкову и сказала Алексею Степанычу, что по непривычке к переписке с незнакомыми
людьми он написал такое письмо, которое
могло бы не понравиться Аничкову, и потому она написала черновое и просит его переписать и послать по адресу.
Грустная тень давно слетела с лица молодых. Они были совершенно счастливы. Добрые
люди не
могли смотреть на них без удовольствия, и часто повторялись слова: «какая прекрасная пара!» Через неделю молодые собирались ехать в Багрово, куда сестры Алексея Степаныча уехали через три дня после свадьбы. Софья Николавна написала с ними ласковое письмо к старикам.
Люди также не
могли ей понравиться, начиная, с семьи до крестьянских ребятишек, кроме Степана Михайлыча.
Он не
мог понимать вполне своей жены, не
мог чувствовать высказанной глубокой и тонкой оценки высоких качеств Степана Михайлыча и попрежнему оставался только совершенно убежденным, что отец его такой
человек, которого все должны почитать и даже бояться.
Разумнее, снисходительнее смотрела она на чуждых ей во всех отношениях свекровь и меньшую золовку; с меньшим увлеченьем взглянула на свекра и поняла, из какой среды вышел ее муж; поняла отчасти, что он не
мог быть другим
человеком, и что долго, часто, а
может быть и всегда, станут они подчас не понимать друг друга.
Я сужу об этой его радости не столько по рассказам, как по его письму к Софье Николавне, которое я сам читал; трудно поверить, чтобы этот грубый
человек, хотя умеющий любить сильно и глубоко, как мы видели,
мог быть способен к внешнему выражению самой нежной, утонченной заботливости, какою дышало всё письмо, исполненное советов, просьб и приказаний — беречь свое здоровье.
Я уже труп недвижимый, а не
человек; ты знаешь, что Калмык двадцать раз в сутки должен меня ворочать с боку на бок; заменить его никто не
может.
Обед с глазу на глаз в собственном доме, на собственные деньги, имел свою прелесть для молодых хозяев, которая, конечно, не
могла продолжаться слишком долго: к чему не привыкает
человек?
Я видел сам прекрасную местность этой деревни; но этому прошло уже так много лет, что я не
мог бы верно описать ее без пособия сведений, доставленных мне обязательными
людьми.
Может быть, ему пришло на ум, что, пожалуй, и опять родится дочь, опять залюбит и залечит ее вместе с докторами до смерти Софья Николавна, и опять пойдет хворать; а
может быть, что Степан Михайлыч, по примеру многих
людей, которые нарочно пророчат себе неудачу, надеясь втайне, что судьба именно сделает вопреки их пророчеству, притворился нисколько не обрадованным и холодно сказал: «Нет, брат, не надуешь! тогда поверю и порадуюсь, когда дело воочью совершится».
Восторженность на
людей тихих, кротких и спокойных всегда производит неприятное впечатление; они не
могут признать естественным такого состояния духа; они считают восторженных
людей больными на то время,
людьми, на которых находит иногда…
Они не верят в прочность их душевного спокойствия, потому что оно сейчас
может нарушиться, и чувствуют страх к таким
людям…
Неточные совпадения
Да объяви всем, чтоб знали: что вот, дискать, какую честь бог послал городничему, — что выдает дочь свою не то чтобы за какого-нибудь простого
человека, а за такого, что и на свете еще не было, что
может все сделать, все, все, все!
Хлестаков. Да у меня много их всяких. Ну, пожалуй, я вам хоть это: «О ты, что в горести напрасно на бога ропщешь,
человек!..» Ну и другие… теперь не
могу припомнить; впрочем, это все ничего. Я вам лучше вместо этого представлю мою любовь, которая от вашего взгляда… (Придвигая стул.)
Городничий. Да я так только заметил вам. Насчет же внутреннего распоряжения и того, что называет в письме Андрей Иванович грешками, я ничего не
могу сказать. Да и странно говорить: нет
человека, который бы за собою не имел каких-нибудь грехов. Это уже так самим богом устроено, и волтерианцы напрасно против этого говорят.
Артемий Филиппович.
Человек десять осталось, не больше; а прочие все выздоровели. Это уж так устроено, такой порядок. С тех пор, как я принял начальство, —
может быть, вам покажется даже невероятным, — все как мухи выздоравливают. Больной не успеет войти в лазарет, как уже здоров; и не столько медикаментами, сколько честностью и порядком.
Так как я знаю, что за тобою, как за всяким, водятся грешки, потому что ты
человек умный и не любишь пропускать того, что плывет в руки…» (остановясь), ну, здесь свои… «то советую тебе взять предосторожность, ибо он
может приехать во всякий час, если только уже не приехал и не живет где-нибудь инкогнито…