Неточные совпадения
Статья моя о
театре и театральном
искусстве, не помню только под каким заглавием, была напечатана в «Вестнике Европы», туда же послал я подробный и строгий разбор «Федры», переведенной Лобановым, но, не знаю почему, Каченовский не напечатал моей критики, и я более ничего ему не посылал.
Я еще горячо любил
театр; десятилетняя жизнь в оренбургской глуши, конечно, не могла охладить этой любви, и великолепное громадное здание, исключительно посвященное моему любимому
искусству, уже одною своей внешностью привело меня в радостное волнение.
Взволнованный своим переездом в Москву, горячим приемом моих старых и новых приятелей, а всего более притихшей на время и с новою силою вспыхнувшей моей страстью к
искусству, взошел я на огромную, великолепную сцену Петровского
театра, полную жизни, движения и людей, мелькавших, как тени, в полумраке, который сначала ослепил меня; гром музыки, пение хоров, пляски на празднике Вакха — все это вместе показалось мне чем-то волшебным.
Впрочем, добродушие кн. Шаховского, его страстная, бескорыстная любовь к
театру и сценическому
искусству были так известны всем, что никто не сердился за его безумные вспышки, да и нельзя сердиться на того, кто смешит. К этому надобно прибавить, что припадки бешенства проходили у него мгновенно и заменялись самым любезным и забавным раскаяньем; он так умел приласкать или приласкаться к обиженному им лицу, что нельзя было не простить и даже не полюбить его от души.
Неточные совпадения
А игра в войну у молодых людей, в рекреационное время, или там в разбойники — это ведь тоже зарождающееся
искусство, зарождающаяся потребность
искусства в юной душе, и эти игры иногда даже сочиняются складнее, чем представления на
театре, только в том разница, что в
театр ездят смотреть актеров, а тут молодежь сами актеры.
— Приеду, извольте, — отвечал Неведомов, и, наконец, они распрощались и разошлись по своим комнатам. Двадцатипятилетний герой мой заснул на этот раз таким же блаженным сном, как засылал некогда, устраивая детский
театр свой: воздух
искусств, веющий около человека, успокоителен и освежающ!
— Вот это и я всегда говорю! — подхватил вдруг полковник, желавший на что бы нибудь свести разговор с
театра или с этого благованья, как называл он сие не любимое им
искусство. — Александра Ивановича хоть в серый армяк наряди, а все будет видно, что барин!
Пиши: «Он читает на двух языках все, что выходит замечательного по всем отраслям человеческих знаний, любит
искусства, имеет прекрасную коллекцию картин фламандской школы — это его вкус, часто бывает в
театре, но не суетится, не мечется, не ахает, не охает, думая, что это ребячество, что надо воздерживать себя, не навязывать никому своих впечатлений, потому, что до них никому нет надобности.
Туда в конце тридцатых и начале сороковых годов заезжал иногда Герцен, который всякий раз собирал около себя кружок и начинал обыкновенно расточать целые фейерверки своих оригинальных, по тогдашнему времени, воззрений на науку и политику, сопровождая все это пикантными захлестками; просиживал в этой кофейной вечера также и Белинский, горячо объясняя актерам и разным театральным любителям, что
театр — не пустая забава, а место поучения, а потому каждый драматический писатель, каждый актер, приступая к своему делу, должен помнить, что он идет священнодействовать; доказывал нечто вроде того же и Михайла Семенович Щепкин, говоря, что
искусство должно быть добросовестно исполняемо, на что Ленский [Ленский Дмитрий Тимофеевич, настоящая фамилия Воробьев (1805—1860), — актер и драматург-водевилист.], тогдашний переводчик и актер, раз возразил ему: «Михайла Семеныч, добросовестность скорей нужна сапожникам, чтобы они не шили сапог из гнилого товара, а художникам необходимо другое: талант!» — «Действительно, необходимо и другое, — повторил лукавый старик, — но часто случается, что у художника ни того, ни другого не бывает!» На чей счет это было сказано, неизвестно, но только все присутствующие, за исключением самого Ленского, рассмеялись.