Неточные совпадения
Разумеется, я ничего
не помню в связи, в непрерывной последовательности; но многие случаи живут в моей памяти до сих
пор со всею яркостью красок, со всею живостью вчерашнего события.
Потом помню, что уже никто
не являлся на мой крик и призывы, что мать, прижав меня к груди, напевая одни и те же слова успокоительной песни, бегала со мной по комнате до тех
пор, пока я засыпал.
С тех
пор я
не видывал таких бутылок.
С этих
пор щенок по целым часам со мной
не расставался; кормить его по нескольку раз в день сделалось моей любимой забавой; его назвали Суркой, он сделался потом небольшой дворняжкой и жил у нас семнадцать лет, разумеется, уже
не в комнате, а на дворе, сохраняя всегда необыкновенную привязанность ко мне и к моей матери.
Мне также все поклонились и назвали меня Сергеем Алексеичем, чего я до тех
пор не слыхивал.
Не позволите ли, батюшка, сделать лишний сгон?» Отец отвечал, что крестьянам ведь также надо убираться, и что отнять у них день в такую страдную
пору дело нехорошее, и что лучше сделать помочь и позвать соседей.
Нас также хотели было сводить к нему проститься, но бабушка сказала, что
не надо его беспокоить и что детям
пора спать.
Мысль остаться в Багрове одним с сестрой, без отца и матери, хотя была
не новою для меня, но как будто до сих
пор не понимаемою; она вдруг поразила меня таким ужасом, что я на минуту потерял способность слышать и соображать слышанное и потому многих разговоров
не понял, хотя и мог бы понять.
С этих
пор я заметил, что мать сделалась осторожна и
не говорила при мне ничего такого, что могло бы меня встревожить или испугать, а если и говорила, то так тихо, что я ничего
не мог расслышать.
С тех
пор его зовут
не Арефий, а Арева» [Замечательно, что этот несчастный Арефий,
не замерзший в продолжение трех дней под снегом, в жестокие зимние морозы, замерз лет через двадцать пять в сентябре месяце, при самом легком морозе, последовавшем после сильного дождя!
До сих
пор еще никто ко мне
не писал ни одного слова, да я
не умел и разбирать писаного, хотя хорошо читал печатное.
Они воспитывались в Москве, в университетском благородном пансионе, любили читать книжки и умели наизусть читать стихи; это была для меня совершенная новость: я до сих
пор не знал, что такое стихи и как их читают.
Энгельгардт вздумал продолжать шутку и на другой день, видя, что я
не подхожу к нему, сказал мне: «А, трусишка! ты боишься военной службы, так вот я тебя насильно возьму…» С этих
пор я уж
не подходил к полковнику без особенного приказания матери, и то со слезами.
Мать
не хотела сделать никакой уступки, скрепила свое сердце и, сказав, что я останусь без обеда, что я останусь в углу до тех
пор, покуда
не почувствую вины своей и от искреннего сердца
не попрошу Волкова простить меня, ушла обедать, потому что гости ее ожидали.
Напрасно мать уверяла меня, что она
не поедет в Сергеевку до тех
пор, покуда
не вырастет трава: я все думал, что нам мешает река и что мы оттого
не едем, что она
не вошла в берега.
У нас поднялась страшная возня от частого вытаскиванья рыбы и закидыванья удочек, от моих восклицаний и Евсеичевых наставлений и удерживанья моих детских
порывов, а потому отец, сказав: «Нет, здесь с вами ничего
не выудишь хорошего», — сел в лодку, взял свою большую удочку, отъехал от нас несколько десятков сажен подальше, опустил на дно веревку с камнем, привязанную к лодке, и стал удить.
Сердце мое почувствовало, что моя Сергеевка
не крепкая, и я
не ошибся [Вся Сергеевская земля до сих
пор находится в споре, и тридцать душ крестьян, на ней поселенных, имеют землю в общем владении с деревнями Киишки и Старым Тимкиным.
Какое счастие сидеть спокойно с Евсеичем на мостках, насаживать, закидывать удочки, следить за наплавками,
не опасаясь, что
пора идти домой, а весело поглядывая на Сурку, который всегда или сидел, или спал на берегу, развалясь на солнце!
Поехал и мой отец, но сейчас воротился и сказал, что бал похож на похороны и что весел только В.**, двое его адъютантов и старый депутат, мой книжный благодетель, С. И. Аничков, который
не мог простить покойной государыне, зачем она распустила депутатов, собранных для совещания о законах, и говорил, что «
пора мужской руке взять скипетр власти…».
Тогда же поселились во мне до сих
пор сохраняемые мною ужас и отвращение к зимней езде на переменных обывательских лошадях по проселочным дорогам: мочальная сбруя, непривычные малосильные лошаденки, которых никогда
не кормят овсом, и, наконец, возчики,
не довольно тепло одетые для переезда и десяти верст в жестокую стужу… все это поистине ужасно.
Я говорю: к сожалению, потому что именно с этих
пор у меня укоренилась вера в предчувствия, и я во всю мою жизнь страдал от них более, чем от действительных несчастий, хотя в то время предчувствия мои почти никогда
не сбывались.
Почему было поступлено против его воли — я до сих
пор не знаю, но помню, что говорили о каких-то важных причинах.
Милая моя сестрица, до сих
пор не понимаю отчего, очень грустила, расставаясь с Уфой.
Мироныч почесал за ухом и с недовольным видом отвечал: «Коли от евтого, батюшка Алексей Степаныч, так уж за грехи наши Господь посылает свое наслание» [Снятие кож с чумной скотины воспрещено законом; но башкирцы — плохие законоведцы, а русские кожевники соблазняются дешевизной, и это зло до сих
пор не вывелось в Оренбургской губернии.
Я
не мог вынести этого взгляда и отвернулся; но через несколько минут, поглядев украдкой на швею, увидел, что она точно так же, как и прежде, пристально на меня смотрит; я смутился, даже испугался и, завернувшись с головой своим одеяльцем, смирно пролежал до тех
пор, покуда
не встала моя мать,
не ушла в спальню и покуда Евсеич
не пришел одеть меня.
Тут-то нагляделись мы с сестрой и наслушались того, о чем до сих
пор понятия
не имели и что, по счастью, понять
не могли.
Буфетчик Иван Никифорыч, которого величали казначеем, только и хлопотал, кланялся и просил об одном, чтоб
не трогали блюд до тех
пор, покуда
не подадут их господам за стол.
Такой тягостной, мучительной дороги я до сих
пор и
не испытывал.
«Пруд посинел и надулся, ездить по нем опасно, мужик с возом провалился, подпруда подошла под водяные колеса, молоть уж нельзя,
пора спускать воду; Антошкин овраг ночью прошел, да и Мордовский напружился и почернел, скоро никуда нельзя будет проехать; дорожки начали проваливаться, в кухню
не пройдешь.
Я проворно вскочил с постели, стал на коленки и начал молиться с неизвестным мне до тех
пор особого роду одушевленьем; но мать уже
не становилась на колени и скоро сказала: «Будет, ложись спать».
В конце Фоминой недели началась та чудная
пора,
не всегда являющаяся дружно, когда природа, пробудясь от сна, начнет жить полною, молодою, торопливою жизнью: когда все переходит в волненье, в движенье, в звук, в цвет, в запах.
Мне казалось, что я до сих
пор не понимал,
не знал ей всей цены, что я
не достоин матери, которая несколько раз спасла мне жизнь, жертвуя своею.
По несчастию, мать
не всегда умела или
не всегда была способна воздерживать горячность, крайность моих увлечений; она сама тем же страдала, и когда мои чувства были согласны с ее собственными чувствами, она
не охлаждала, а возбуждала меня страстными
порывами своей души.
Я начинал уже считать себя выходящим из ребячьего возраста: чтение книг, разговоры с матерью о предметах недетских, ее доверенность ко мне, ее слова, питавшие мое самолюбие: «Ты уже
не маленький, ты все понимаешь; как ты об этом думаешь, друг мой?» — и тому подобные выражения, которыми мать, в
порывах нежности, уравнивала наши возрасты, обманывая самое себя, — эти слова возгордили меня, и я начинал свысока посматривать на окружающих меня людей.
Именно в эту
пору житья моего в Багрове я мало проводил времени с моей милой сестрицей и как будто отдалился от нее, но это нисколько
не значило, чтоб я стал меньше ее любить.
Эта работа, одна из всех крестьянских полевых работ, которой я до тех
пор еще
не видывал, понравилась мне больше всех.
Отцу моему очень
не хотелось уехать из Багрова в самую деловую
пору.
Прасковья Ивановна давно ожидала нас и чрезвычайно нам обрадовалась; особенно она ласкала мою мать и говорила ей: «Я знаю, Софья Николавна, что если б
не ты, то Алексей
не собрался бы подняться из Багрова в деловую
пору; да, чай, и Арина Васильевна
не пускала.
Между тем наступал конец сентября, и отец доложил Прасковье Ивановне, что нам
пора ехать, что к Покрову он обещал воротиться домой, что матушка все нездорова и становится слаба, но хозяйка наша
не хотела и слышать о нашем отъезде.
Точно, берег был уже близок, но в лодке происходила суматоха, которой я с закрытыми глазами до тех
пор не замечал, и наш кормщик казался очень озабоченным и даже испуганным.
Если я только замолчу, то он ничего
не сделает, пожалуй, до тех самых
пор, покуда вы
не выйдете замуж; а как неустройство вашего состояния может помешать вашему замужству и лишить вас хорошего жениха, то я даю вам слово, что в продолжение нынешнего же года все будет сделано.
Мать отвечала, что она сама
не знает, как тут быть, и что ее затрудняет только перевозка детей в зимнюю
пору.
Дивится честной купец такому богатству несказанному, а вдвое того, что хозяина нет;
не токмо хозяина, и прислуги нет; а музыка играет
не смолкаючи; и подумал он в те
поры про себя: «Все хорошо, да есть нечего», — и вырос перед ним стол, убранный, разубранный: в посуде золотой да серебряной яства стоят сахарные и вина заморские и питья медвяные.
С той
поры, с того времечка пошли у них разговоры, почитай целый день, во зеленом саду на гуляньях, во темных лесах на катаньях и во всех палатах высокиих. Только спросит молода дочь купецкая, красавица писаная: «Здесь ли ты, мой добрый, любимый господин?» Отвечает лесной зверь, чудо морское: «Здесь, госпожа моя прекрасная, твой верный раб, неизменный друг». И
не пугается она его голоса дикого и страшного, и пойдут у них речи ласковые, что конца им нет.
В та
поры,
не мешкая ни минуточки, пошла она во зеленый сад дожидатися часу урочного, и когда пришли сумерки серые, опустилося за лес солнышко красное, проговорила она: «Покажись мне, мой верный друг!» И показался ей издали зверь лесной, чудо морское: он прошел только поперек дороги и пропал в частых кустах, и
не взвидела света молода дочь купецкая, красавица писаная, всплеснула руками белыми, закричала источным голосом и упала на дорогу без памяти.