Неточные совпадения
Но всего более приводили меня
в отчаяние товарищи: старшие возрастом и ученики средних
классов не обращали на меня внимания, а мальчики одних лет со мною и даже моложе, находившиеся
в низшем
классе, по большей части
были нестерпимые шалуны и озорники; с остальными я имел так мало сходного, общего
в наших понятиях, интересах и нравах, что не мог с ними сблизиться и посреди многочисленного общества оставался уединенным.
Две причины могли произвесть эту печальную перемену: догнав во всех
классах моих товарищей, получая обыкновенные, весьма небольшие, уроки, которые я часто выучивал не выходя из
класса, я ничем не
был занят не только во все время, свободное от ученья, но даже во время
классов, — и умственная деятельность мальчика, потеряв существенную пищу, вся обратилась на беспрестанное размышление и рассматриванье своего настоящего положения, на беспрестанное воображание, что делается
в его семействе, как тоскует о нем его несчастная мать, и на воспоминание прежней, блаженной деревенской жизни.
По окончании послеобеденных
классов, после получасового беганья
в приемной зале,
в котором я только по принуждению принимал иногда участие, когда все должны
были усесться, каждый за своим столиком у кровати, и твердить урок к завтрашнему дню, я также садился, клал перед собою книгу и, посреди громкого бормотанья твердимых вслух уроков, переносился моим воображением все туда же,
в обетованный край,
в сельский дом на берегу Бугуруслана.
Сделался большой шум, послали за Упадышевским; по счастию, он
был дома и приказал перенесть меня
в спальную, где я через четверть часа очувствовался и даже воротился
в класс.
Приходили только один раз Княжевичи, с которыми, однако, я тогда еще близко не сошелся, потому что мало с ними встречался: они
были в средних
классах и жили во «французской комнате» у надзирателя Мейснера.
Они
были дружны между собою, жили вместе
в прекрасном каменном доме и держали у себя семерых воспитанников, своекоштных гимназистов: Рычкова, двух Скуридиных, Ах-ва и троих Манасеиных; содержали и кормили их очень хорошо и прилежно наблюдали за их ученьем
в классах.
Я поступил опять
в те же нижние
классы, из которых большая часть моих прежних товарищей перешла
в средние и на место их определились новые ученики, которые
были приготовлены хуже меня; ученики же, не перешедшие
в следующий
класс,
были лентяи или без способностей, и потому я
в самое короткое время сделался первым во всех
классах, кроме катехизиса и краткой священной истории.
Директором гимназии точно
был определен помещик Лихачев; но своекоштные ученики долго его и
в глаза не знали, потому что он посещал гимназию обыкновенно
в обеденное время, а
в классы и не заглядывал.
Притом надобно и то сказать, что я проводил там по большей части классное время, а
в классах самолюбие мое постоянно
было ласкаемо похвалами учителей и некоторым уважением товарищей, что, однако, не мешало мне играть и резвиться с ними во всякое свободное время и при всяком удобном случае.
Таким образом шли дела почти целый год, то
есть до июня 1802 года;
в продолжение июня происходили экзамены, окончившиеся совершенным торжеством для моего детского самолюбия; я
был переведен во все средние
классы.
Существовало мнение, что тот ученик, который
в них отличится, непременно
будет отличным и
в высших
классах, тогда как, напротив, часто случалось, что первые ученики
в низших
классах оставались
в средних навсегда посредственными.
По трудности курса средних
классов большая часть воспитанников оставалась
в них по два года, отчего
классы были слишком полны и для учителя не
было физической возможности со всеми равно заниматься.
В числе других предметов, вместе с русским языком,
в среднем
классе преподавалась грамматика славянского языка, составленная самим преподавателем, Николаем Мисаиловичем Ибрагимовым, поступившим также из Московского университета; он же
был не только учителем российской словесности, но и математики
в средних
классах.
Ибрагимов стал предлагать всем ученикам, переведенным из нижнего
класса, разные вопросы из пройденных им «Введения» и двух глав грамматики —
в том порядке, как сидели ученики; порядок же
был следующий: сначала сидели казенные гимназисты, потом пансионеры, потом полупансионеры и, наконец, своекоштные.
В классе российской словесности, у того же самого Ибрагимова, успехи мои
были так же блестящи; здесь преподавался синтаксис русского языка и производились практические упражнения, состоявшие из писанья под диктовку и из переложения стихов
в прозу.
В арифметике я
был слаб и
в нижнем
классе, а
в среднем оказалось, что я не имею вовсе математических способностей; такая аттестация удержалась за мной не только
в гимназии, но и
в университете.
Остальное время он
был занят преподаванием физики
в высшем
классе гимназии или заботами о семействе своей молодой супруги, из числа которого три взрослые девицы, ее сестры, жили у него постоянно.
Гурий Ивлич очень полюбил меня
в это время и усердно помогал моему прилежанию, но со всем тем я не
был переведен
в высший
класс и остался еще на год
в среднем; перешла только третья часть воспитанников и
в том числе некоторые не за успехи
в науках, а за старшинство лет, потому что сидели по два и по три года
в среднем
классе.
Никто не ставил мне этого
в вину, и хотя я находил вместе со всеми другими, что двухгодичное пребывание
в среднем
классе будет мне полезно и что так бывает почти со всеми учениками, но детское самолюбие мое оскорблялось, а всего более я боялся, что это огорчит мою мать.
Когда я приехал на вакацию
в Аксаково (1803 года) с Евсеичем и когда моя мать прочла письма Упадышевского, Ивана Ипатыча и Григорья Иваныча, то она вместе с моим отцом
была очень довольна, что я остался
в среднем
классе.
Ученье
в классах, с успехом продолжаемое,
было, однако, делом второстепенным: главным делом
были упражнения домашние.
Наступил июнь и время экзаменов. Я
был отличным учеником во всех средних
классах, которые посещал, но как
в некоторые я совсем не ходил, то и награждения никакого не получил; это не помешало мне перейти
в высшие
классы. Только девять учеников, кончив курс, вышли из гимназии, а все остальные остались
в высшем
классе на другой год.
Сначала письменная и покорная просьба воспитанников высшего
класса состояла
в том, чтобы жестокий и грубый квартермистр
был отставлен; но директор отказал
в ней, обвинил одних учеников и даже подверг некоторых какому-то наказанию.
Высший
класс воспитанников перестал учиться; они говорили, что до тех пор не
будут ходить
в классы, покуда не удалят из гимназии ненавистного квартермистра.
Опять явился
в столовую залу губернатор, директор и весь совет, прочли бумагу,
в которой
была объяснена вина возмутившихся воспитанников и сказано, что
в пример другим восемь человек из высшего
класса, признанных главными зачинщиками, Дмитрий Княжевич, Петр Алехин, Пахомов, Сыромятников и Крылов (остальных не помню) исключаются из гимназии без аттестации
в поведении.
Лучшие ученики
в высшем
классе, слушавшие курс уже во второй раз, конечно, надеялись, что они
будут произведены
в студенты; но обо мне и некоторых других никто и не думал.
Учителя
были также подвигнуты таким горячим рвением учеников и занимались с ними не только
в классах, но во всякое свободное время, по всем праздничным дням.
Итак, очевидно, что переход из гимназии
в университет
был вообще для всех мало заметен, особенно для меня и для студентов, продолжавших ходить
в некоторые гимназические
классы.
Но раек представлял для нас важное неудобство; спектакли начинались
в 6 часов, а
класс и лекции оканчивались
в 6; следовательно, оставалось только время добежать до театра и поместиться уже на задних лавках
в райке, с которых ничего не
было видно, ибо передние занимались зрителями задолго до представления.
Неточные совпадения
Бунт кончился; невежество
было подавлено, и на место его водворено просвещение. Через полчаса Бородавкин, обремененный добычей, въезжал с триумфом
в город, влача за собой множество пленников и заложников. И так как
в числе их оказались некоторые военачальники и другие первых трех
классов особы, то он приказал обращаться с ними ласково (выколов, однако, для верности, глаза), а прочих сослать на каторгу.
Он видел, что много тут
было легкомысленного и смешного; но он видел и признавал несомненный, всё разраставшийся энтузиазм, соединивший
в одно все
классы общества, которому нельзя
было не сочувствовать.
Тут должен
был он остаться и ходить ежедневно
в классы городского училища.
Потом
в продолжение некоторого времени пустился на другие спекуляции, именно вот какие: накупивши на рынке съестного, садился
в классе возле тех, которые
были побогаче, и как только замечал, что товарища начинало тошнить, — признак подступающего голода, — он высовывал ему из-под скамьи будто невзначай угол пряника или булки и, раззадоривши его, брал деньги, соображаяся с аппетитом.
Я поставлю полные баллы во всех науках тому, кто ни аза не знает, да ведет себя похвально; а
в ком я вижу дурной дух да насмешливость, я тому нуль, хотя он Солона заткни за пояс!» Так говорил учитель, не любивший насмерть Крылова за то, что он сказал: «По мне, уж лучше
пей, да дело разумей», — и всегда рассказывавший с наслаждением
в лице и
в глазах, как
в том училище, где он преподавал прежде, такая
была тишина, что слышно
было, как муха летит; что ни один из учеников
в течение круглого года не кашлянул и не высморкался
в классе и что до самого звонка нельзя
было узнать,
был ли кто там или нет.