Но Коля и сам держал его на почтительном расстоянии, уроки готовил отлично,
был в классе вторым учеником, обращался к Дарданелову сухо, и весь класс твердо верил, что во всемирной истории Коля так силен, что «собьет» самого Дарданелова.
Неточные совпадения
Была в нем одна лишь черта, которая во всех
классах гимназии, начиная с низшего и даже до высших, возбуждала
в его товарищах постоянное желание подтрунить над ним, но не из злобной насмешки, а потому, что это
было им весело.
Кстати,
в классах он всегда стоял по учению из лучших, но никогда не
был отмечен первым.
Видишь, действие у меня происходит
в шестнадцатом столетии, а тогда, — тебе, впрочем, это должно
быть известно еще из
классов, — тогда как раз
было в обычае сводить
в поэтических произведениях на землю горние силы.
Главный, то
есть маленький пан, оказался чиновником двенадцатого
класса в отставке, служил
в Сибири ветеринаром, по фамилии же
был пан Муссялович.
Был он смелый мальчишка, «ужасно сильный», как пронеслась и скоро утвердилась молва о нем
в классе,
был ловок, характера упорного, духа дерзкого и предприимчивого.
Это он не раз уже делал прежде и не брезгал делать, так что даже
в классе у них разнеслось
было раз, что Красоткин у себя дома играет с маленькими жильцами своими
в лошадки, прыгает за пристяжную и гнет голову, но Красоткин гордо отпарировал это обвинение, выставив на вид, что со сверстниками, с тринадцатилетними, действительно
было бы позорно играть «
в наш век»
в лошадки, но что он делает это для «пузырей», потому что их любит, а
в чувствах его никто не смеет у него спрашивать отчета.
Это
был мальчик Смуров, состоявший
в приготовительном
классе (тогда как Коля Красоткин
был уже двумя
классами выше), сын зажиточного чиновника и которому, кажется, не позволяли родители водиться с Красоткиным, как с известнейшим отчаянным шалуном, так что Смуров, очевидно, выскочил теперь украдкой.
Дело
в том, что вопрос: «Кто именно основал Трою?» — решительно обратился во всех
классах в секрет, и чтобы проникнуть его, надо
было прочесть у Смарагдова.
Лука Лукич. Что ж мне, право, с ним делать? Я уж несколько раз ему говорил. Вот еще на днях, когда зашел
было в класс наш предводитель, он скроил такую рожу, какой я никогда еще не видывал. Он-то ее сделал от доброго сердца, а мне выговор: зачем вольнодумные мысли внушаются юношеству.
Была у Жукова еще аллегорическая картина «После потопа», за которую совет профессоров присудил ему первую премию в пятьдесят рублей, но деньги выданы не были, так как Жуков был вольнослушателем, а премии выдавались только штатным ученикам. Он тогда
был в классе профессора Савицкого, и последний о нем отзывался так:
У Николая Силыча в каждом почти классе было по одному такому, как он называл, толмачу его; они обыкновенно могли говорить с ним, что им было угодно, — признаваться ему прямо, чего они не знали, разговаривать,
есть в классе, уходить без спросу; тогда как козлищи, стоявшие по углам и на коленях, пошевелиться не смели, чтобы не стяжать нового и еще более строгого наказания: он очень уж уважал ум и ненавидел глупость и леность, коими, по его выражению, преизбыточествует народ российский.
Во вторник Передонов постарался пораньше вернуться из гимназии. Случай ему помог: последний урок его
был в классе, дверь которого выходила в коридор близ того места, где висели часы и бодрствовал трезвонящий в положенные сроки сторож, бравый запасный унтер-офицер. Передонов послал сторожа в учительскую за классным журналом, а сам переставил часы на четверть часа вперед, — никто этого не заметил.
Неточные совпадения
Бунт кончился; невежество
было подавлено, и на место его водворено просвещение. Через полчаса Бородавкин, обремененный добычей, въезжал с триумфом
в город, влача за собой множество пленников и заложников. И так как
в числе их оказались некоторые военачальники и другие первых трех
классов особы, то он приказал обращаться с ними ласково (выколов, однако, для верности, глаза), а прочих сослать на каторгу.
Он видел, что много тут
было легкомысленного и смешного; но он видел и признавал несомненный, всё разраставшийся энтузиазм, соединивший
в одно все
классы общества, которому нельзя
было не сочувствовать.
Тут должен
был он остаться и ходить ежедневно
в классы городского училища.
Потом
в продолжение некоторого времени пустился на другие спекуляции, именно вот какие: накупивши на рынке съестного, садился
в классе возле тех, которые
были побогаче, и как только замечал, что товарища начинало тошнить, — признак подступающего голода, — он высовывал ему из-под скамьи будто невзначай угол пряника или булки и, раззадоривши его, брал деньги, соображаяся с аппетитом.
Я поставлю полные баллы во всех науках тому, кто ни аза не знает, да ведет себя похвально; а
в ком я вижу дурной дух да насмешливость, я тому нуль, хотя он Солона заткни за пояс!» Так говорил учитель, не любивший насмерть Крылова за то, что он сказал: «По мне, уж лучше
пей, да дело разумей», — и всегда рассказывавший с наслаждением
в лице и
в глазах, как
в том училище, где он преподавал прежде, такая
была тишина, что слышно
было, как муха летит; что ни один из учеников
в течение круглого года не кашлянул и не высморкался
в классе и что до самого звонка нельзя
было узнать,
был ли кто там или нет.