Провокатор. Загляни своим страхам в лицо

Яна Поляруш, 2024

Высокооплачиваемый и успешный виртуоз провокативной психологии Сергей Вольский переживает кризис среднего возраста. Неожиданно для него возникает предложение, от которого впервые он хочет отказаться: ехать придется туда, куда зарекся не возвращаться никогда, – на его малую родину. Сергей называет такую цену, от которой клиент точно откажется сам. Но он, точнее она, соглашается! Водоворот событий – случайные встречи, атмосфера места, где Сергей провел свое непростое детство и откуда когда-то сбежал, новые знакомства и старые связи – затягивает его на самое дно. Сможет ли Вольский, чей метод провокации всегда лихо, безжалостно, но результативно помогал другим, помочь себе? Выдержит ли встречу со своим глубинным страхом? Но главное – удастся ли ему разгадать многолетний секрет семьи, обратившейся к нему за помощью?

Глава 5

Тайна Ульяны

Вольский долго стоял под душем. Пусть формально, но все-таки сделал утренние асаны. Пытался медитировать… Но ничто не могло остановить поток воспоминаний вчерашнего дня, закончившегося лишь два часа назад в компании Соболя и певички: фраз, объятий, пьяных поцелуев, признаний… Все его техники по самовосстановлению, саморазбору и, как итог, изменению состояния не работали в этом чертовом городе. Здесь словно все стремилось снять с него кожу, вывернуть наизнанку и поднять всю муть со дна его души, куда он много лет не заглядывал, объявив это зоной «вне действия сети», и жил прекрасно.

Решив наплевать на все, он спустился в ресторан выпить кофе: надо было срочно собрать мозги в кучу. Двухчасовой сон после бурно проведенного «ночера» сил не прибавил, скорее наоборот. Вольский посмотрел на часы: через тридцать минут приедет водитель Ульяны. Надо быть в рабочей форме.

Итак, сегодня ему предстоит встреча с Прохором. Уже ясно как божий день, что легко не будет. Но и усложнять ситуацию раньше времени, завышая ее значимость, пожалуй, тоже не стоит.

В углу гостиничного ресторана беззвучно работал телик. Судя по дизайну телестудии, шпарили новости местного масштаба. Очередное ДТП… Бегущая строка заставила Вольского судорожно схватиться за мобильный.

Черт! Он за каким-то лешим вчера отключил звук.

Три пропущенных от Ольги и десять (!) от Ульяны. И еще с нескольких незнакомых номеров. Вольский набрал Ульяну, извинился за беззвучный режим, но она сразу его остановила.

— Просто приезжайте! Машина ждет у входа. Водитель вам уже знаком.

По дороге он написал сообщение Оле, для звонка было еще очень рано. Что ситуация неожиданно усложнилась. Насколько — он поймет в ближайшие пару часов и сразу позвонит ей. Попросил раньше времени не расстраиваться. Все-таки свадьба — раз в жизни, и лучше ничего не усложнять, а ловить кайф, ведь как «зачнешь», так и родится.

— Приехали!

«Недурно», — рассеянно подумал Сергей, идя за медсестрой по коридору частной ухоженной больницы. Не ожидал он от Энска такой прыти. У входа в палату сидел Ульянин охранник. Узнав Вольского, он открыл ему дверь. В центре просторной, наверняка по прейскуранту значащейся как ВИП, палаты, напичканной современными медицинскими приборами, стояла такая же «заряженная» кушетка. Ульяна выглядела неплохо, если не считать синяка в пол-лица и пары отсутствующих зубов — кажется, пятого и шестого. Заметив его взгляд, Ульяна махнула рукой.

— Коронки, ничего страшного.

Оба улыбнулись и подозвала его ближе. Он передвинул стул и подался вперед, предупредительно прикрыв рот рукой, боясь обжечь ее, и без того пострадавшую, запахом перегара. Хотя с утра он трижды чистил зубы, а по дороге жевал самую термоядерную жвачку, что была у него с собой для подобных случаев.

— Я не все вам вчера рассказала…

Вот оно, понял Вольский, — начинается самое интересное. Он знал, что пациенты зачастую вставали на путь исцеления самостоятельно, еще до встречи с психологом. Для этого достаточно было принять решение. Вольский называл это: «запустить процесс намерением». С человеком тут же начинали происходить всевозможные события, ведущие к встряске, перестройке или озарению, в котором тот жизненно нуждался. Заниматься профилактикой русский человек не любит. Будет терпеть до последнего, пока петух жареный не клюнет. Все мы любители крайностей и экстрима, что бы там о нас ни говорили. Есть, конечно, исключения, но их слишком мало, чтобы влиять на статистику разгильдяйского отношения к гигиене своего подсознания. Да что там говорить — он сам из числа таких! Словом, «сапожник без сапог».

— Я никогда никому этого не рассказывала. Даже мужу, царство ему небесное. Вы знаете, я даже рада, что это все случилось вчера. Я вдруг как в отпуске оказалась и… рыдала всю ночь. Сегодня аж дышать легче стало. Понимаете?

Вольский прекрасно все понимал, как и то, что эту аварию Ульяна «создала» себе сама — неосознанно, разумеется. Просто ни ее тело, ни психика больше не могли выносить того напряжения, в которое она себя вогнала. А вчера, когда она впервые кому-то (то есть ему, «неместному») выговорилась, ее броня словно дала трещину. И ей захотелось большего. Того самого отпуска, чтобы наконец расслабиться. Для человека, одержимого работой и связанного огромной ответственностью, болезнь — это, пожалуй, единственное «законное» основание, чтобы получить отдых. Точнее, разрешить его себе.

Бессознательное всегда за нас. Оно идет на поводу, но только до тех пор, пока мы не начинаем угрожать своей же системе. Как невидимая нянька, оно умеет усыпить, успокоить или, наоборот, подкинуть воспоминание, растревожить, чтобы обострить осознанность, заставить мобилизоваться. Вольский не понаслышке знал, насколько важно водить крепкую дружбу с подсознанием. Примеры его клиентов, как и его собственный, не раз доказывали, как важно вести работу над тем, чтобы сохранять контакт между сознанием и этой «всемогущей и всезнающей тьмой». Когда его клиент говорил, что не знает, чего хочет, не слышит себя, не понимает, кто он и куда ему дальше двигаться, Вольский понимал: речь шла именно о разрыве этого контакта. И, как «слесарь Потапов», он закатывал рукава и на ощупь, задавая вопросы, искал момент разрыва. Пока не находил.

— Тогда, на лестнице… это был Прохор. Я действительно держала в руке мобильный. Но не говорила, а листала фотографии. Уже подходила к лестнице, когда вдруг раздался этот шепот: «Сдохни!» В нем было столько затаенной злости. Я до сих пор слышу его во сне… Прохор толкнул скейт с такой силой, что он сбил меня, я потеряла равновесие и… по-ка-ти-лась…

Ульяна замерла на мгновение, возможно, задумавшись о потерянном малыше, и слезы полились из ее глаз. Впервые за долгое время она не сопротивлялась им, не таила, не прятала. Она даже не торопилась их вытирать — они просто текли-текли…

— Я его прикрыла. Думала, он будет благодарен, что избежал наказания и гнева отца. Даже не представляю, что бы тогда было… и представлять не хочу… Думала, эта тайна сделает нас как бы заговорщиками, сблизит, что ли. Ему ж было тогда тринадцать. Все эти фильмы про шпионов, ну, вы понимаете?

Ульяна глубоко вздохнула. Еще бы! носить в себе тайну почти пять лет. Для женщин это непросто, они — экстраверты, им важно выговариваться. Особенно о том, что причиняет боль.

Вольский прекрасно это понимал. Последствия загульно-бессонной ночи как рукой сняло. Он был сейчас в отличной рабочей форме. Помечал в блокноте ключевые моменты рассказа и свои наблюдения за ней самой. То, как она рассказывает, куда и на что смотрит. Во всем этом было не меньше информации о ней и той ситуации, чем в ее словах.

— Расскажите о матери Прохора. Ее отношениях с сыном. Все, что знаете…

Ульяна задумалась.

— Знаю я немного. Андрей, муж, к моему переезду убрал все их совместные фото и альбомы на чердак. Я узнала об этом случайно. Как-то Прохор обмолвился в очередном своем выпаде в мой адрес, что, мол, отец из-за меня вычеркнул мать даже из памяти. Потом я как-то решила прибраться на чердаке. Выкинуть старье или что-то еще… и нашла их. Что я могу сказать? Милая женщина… ничего особенного. На фото мы все милые и счастливые. Обычные фото, как у всех. Свадьба, путешествия, дни рождения. Ребенок родился, первые шаги…

— Чем она занималась?

— Не знаю. Думаю, как и я до смерти Андрея, была просто его женой, домохозяйкой, мамой… — просто ответила она.

— Перед встречей с Прохором я хотел бы взглянуть на этот фотоархив на вашем чердаке, не возражаете? — осторожно спросил Вольский.

— Если это поможет, конечно. Я позвоню Гульнаре, домработнице, она вам покажет. — Она взяла мобильный с тумбочки.

— А что случилось вчера, что за ДТП? — Сергей наконец задал вопрос, с которого собирался начать. — По местным новостям даже показали.

— Им только повод дай! — неожиданно в голосе Ульяны появились металлические ноты. Она замолчала, с ненавистью глядя в одну в точку.

За дверью послышался шум, мужские голоса, один из них показался Сергею знакомым. Дверь открылась: на пороге стоял Соболь — взъерошенный, суетливый и при погонах. Хотел было по форме представиться Ульяне, хотя они прекрасно были знакомы. Но замер при виде Вольского.

— Ты как тут? — удивился он, увидев Сергея в дверях.

— Работаю, а ты?

— И я! — еще сильнее удивился Соболь. — Звоню, трубку не берешь.

— Да, на беззвучку вчера случайно поставил. — Сергей оглянулся на Ульяну, словно и ей еще раз дал понять: мол, видите, не вру! Но тут же спохватился, поймав ее удивленный взгляд.

— Да вот знакомого вчера случайно встретил, — показывая на Соболенко, стал торопливо объяснять Вольский, — представляете?! Познакомились как-то… в Москве.

— Ты на стажировку, кажется, тогда приезжал? — обратился, выразительно глядя на Соболя, Вольский. Тот, не дурак, подхватил тему, хоть и не понимал, что к чему.

— Да, точно. На стажировку, — подтвердил Соболенко.

— И вот сейчас опять встретились. Хотя что тут удивляться — город маленький! — засмеялся Вольский.

— Что правда, то правда, — оценив состояние Ульяны, проговорил Соболенко и бегло осмотрел палату.

Ульяну, кажется, убедила эта мизансцена. Она улыбнулась, попросила пятиминутный перерыв и вызвала санитарку. В дверях Вольский жестом показал ей: позвоню. Она кивнула в ответ.

Вся эта современная палата, Ульяна, его, такое привычное, рабочее состояние создавали ощущение, что вот он сейчас выйдет, а там бурлит Москва — город людей без прошлого. Часто создающих себя с нуля или даже из минуса. Выстраивающих личный бренд, планирующих свое будущее на год, на пять, десять лет, а некоторые — и на «жизнь после смерти» того дела, которое они развивают сейчас, готовых работать со своими детскими травмами, чтобы расти, становиться успешнее. Но с появлением Соболенко эта приятная иллюзия вмиг улетучилась.

В коридоре Вольский с облегчением выдохнул. Благодарно пожал Соболенко руку. Тот неодобрительно покачал головой. Вольский развел руками.

— Так вышло. Я не специально!

— Пойдем-ка покурим, — безапелляционным тоном приказал Соболенко. И это был уже совсем другой Соболенко, совсем не тот, с которым он вчера пил и клялся в вечной дружбе «до гроба». Что погоны с людьми делают!

Пока шли на выход, позвонила Оля: судя по сонному голосу, проснулась только тревожная часть ее мозга, а глаза открыться еще не успели. Нашарив рукой мобильный, она просто нажала вызов его номера, который в списке звонков стоял многократно последним.

— У тебя все хорошо? Я звонила весь вечер… — спросила она капризным тоном любимой женщины.

— Милая, клиент оказался сложнее, чем я думал. Представляешь, я с ним еще даже не виделся. Но, думаю, сегодня все получится…

— Как еще не виделся? — Сонливость как рукой сняло, Оля подскочила на кровати.

— Ты, главное, не нагнетай. Я все решу. Мы все успеем. Ты же мне веришь? — ласково ответил он, прикрыв рот рукой, чтобы Соболенко не грел уши, но тот все равно их яростно грел. Ему было дико интересно, как его успешный друг-психотерапевт разруливает вопрос со своей дамой сердца, ибо сам он в этом оставался категорическим профаном.

— Но милый… У тебя примерка завтра вечером. Им же потом еще нужно время, чтобы дошить! — Оле удалось сдержать волну негодования, но позиций она не сдавала.

— Да что там мерить? Они все мои габариты знают, они ж обмерили меня уже со всех сторон. Мне кажется, твои портные даже размеры моего члена во всех его жизненных стадиях знают! — воскликнул Вольский, и Соболенко заржал, чем обнаружил свою откровенную неделикатность, свойственную, впрочем, многим местным жителям.

Вольский показал ему кулак, чтоб тот заткнулся. Соболенко прикрыл рот рукой, отчего ему стало еще смешнее, прямо как в школе на последней парте, когда учитель делает тебе угрожающее замечание, ты обещаешь исправиться, но организм хочет еще больше свободы и бунта.

В трубке послышался Олин смех, враз окутавший сознание Сергея московской реальностью; захотелось к ней под бочок, такой родной и теплый.

— Короче, давай им отмашку, чтоб шили как есть, по первым примеркам. А я обещаю не растолстеть и не похудеть за эти пару дней… — повел он разговор к завершению, ибо они уже вышли на крыльцо больницы.

— Еще два дня?! — с ужасом переспросила Оля.

— Да, любовь любимая, оторвись там без меня, только помни, у тебя есть жених! — с ободряющей строгостью и одновременно нежно заключил Вольский.

— Ладно! Люблю тебя, — улыбаясь, ответила Оля и дала отбой.

Соболенко громко выдохнул, словно это не Вольский, а он сам только что провел сложнейшие переговоры. Сергей усмехнулся.

— «Любовь любимая» — круто! Я тоже так хочу! — с восхищением воскликнул Соболь. — Слушай, брат, а есть такие курсы, где учат вот так с бабами разруливать — чтоб все по-твоему, а тебе бы за это ничего не было?

Похоже, ведущий следователь Энска заинтересовался вопросом всерьез.

— Игорян, запомни, мы сейчас живем во времена учителей — сегодня каждая собака кого-то чему-то учит! Интернетом пользоваться умеешь? — спросил Вольский.

— Ну, — со всей серьезностью ответил Соболенко.

— Вот и поищи там. Если в Энске таких курсов не найдешь, то наверняка онлайн что-то отыщется. Хорош уже в дореволюционном сознании топтаться. Вон у нас… у вас то есть уже какие больнички строят, все по последнему слову медицинского оснащения! — Вольский кивнул на крыльцо.

В этот момент из дверей больницы выскочила молоденькая медсестричка. Они мельком улыбнулись друг другу.

— Че, серьезно?! Не чешешь мне по ушам? — доставая сигаретку и хитро прищурив глаз, поинтересовался Соболенко. Сейчас он был таким же, как в детстве и вчера в баре, — потешным, любопытным, наивным и смекалистым одновременно, чем всегда нравился Сергею.

— Соболь, ты бы уже сгонял в Москву и сам все увидел! Когда в последний раз выезжал из Энска? — спросил Вольский.

— Вообще-то следователь здесь я, чтобы такие вопросы задавать, — заметил Соболенко, и друзья засмеялись. Игорь повертел сигарету в руках, задумался.

— В лагерь, на Черное море… матери тогда путевка от завода на халяву досталась… — наконец вытащил он факт из дремавшей памяти и сам ему удивился. — Зато своих я и в Турцию отправлял, и в Египет, по очереди… Понимаешь, тут между нами и бабами ключевая разница — они все время чего-то хотят! Ну, че мне это море? У нас Волга какая прекрасная со всех сторон течет, купайся не хочу. Да и когда купаться-то? Дел по горло.

Было видно, что он расстроился. Сам себя накрутил.

— Вот я обязан сейчас тебя расспросить, что ты делал в такую рань в палате пострадавшей во вчерашнем ДТП Власовой Ульяны Юрьевны? Понимаешь? А ты мне курсы, море… Рассказывай давай все по существу! Разбередил мне душу, сволочь. Ведь не хотел, а придется опять сегодня изменить сразу обеим женам, чтобы успокоиться.

Вольский от души рассмеялся и приобнял друга за плечо. Соболенко закурил и протянул Вольскому открытую пачку. Но тот покачал головой.

— Спасибо, Игорян, не курю.

— Ну и кто ты после этого? Бесишь, Серега, понимаешь? — Соболенко с досадой выплюнул тлеющий окурок и раздавил его ногой.