Провокатор. Загляни своим страхам в лицо

Яна Поляруш, 2024

Высокооплачиваемый и успешный виртуоз провокативной психологии Сергей Вольский переживает кризис среднего возраста. Неожиданно для него возникает предложение, от которого впервые он хочет отказаться: ехать придется туда, куда зарекся не возвращаться никогда, – на его малую родину. Сергей называет такую цену, от которой клиент точно откажется сам. Но он, точнее она, соглашается! Водоворот событий – случайные встречи, атмосфера места, где Сергей провел свое непростое детство и откуда когда-то сбежал, новые знакомства и старые связи – затягивает его на самое дно. Сможет ли Вольский, чей метод провокации всегда лихо, безжалостно, но результативно помогал другим, помочь себе? Выдержит ли встречу со своим глубинным страхом? Но главное – удастся ли ему разгадать многолетний секрет семьи, обратившейся к нему за помощью?

Глава 4

Призраки прошлого

Весна одуряюще кружила ароматами, перемешенными с дорожной пылью и солнечными лучами. Энск сиял праздностью существования. Он никуда не торопился, никого не обгонял — лишь сонно дремал, словно приняв всю тщетность самой жизни, ее стремительную скоротечность, и потому просто был. Такой как есть. Местами латанный, местами вдруг прорывно-современный, словно крученым вихрем. Было понятно, что однажды здесь прошлись деньги и оставили свой десятинный след в виде торгового центра, с пластиковых окон которого все еще не сняли защитную пленку, а плитка на фасаде уже начала осыпаться. В Энске не было ни стройности, ни своего архитектурного лица. Но тополя и акации, будто свидетели и охранники, грозными исполинами стояли на страже памяти о былой удали инициаторов возведения нового града на этой девственной равнине, в излучине Волги.

Как Вольский ни крепился, ни отмахивался, а родной городок обрушил на него целый сонм воспоминаний. Вот тут он гонял на велике, у которого вечно слетала цепь. Там они с мальчишками собирали бычки, а потом смолокурили их в подъезде, пока дядя Егор не застукал их однажды и не отдубасил костылем, хрипло ругаясь: «Ироды, пожар устроить решили?! Без дома нас оставить удумали?! Ироды…»

Интернат, куда мать отдавала его…

Сергей знал, что он сейчас появится за поворотом, не хотел смотреть, но не смог отвести взгляд. Сердце Вольского забилось быстрее, как это бывало в детстве. Словно таксист сейчас остановится у входа и сдаст его туда на неделю. Эта мысль противными мурашками отозвалась на спине, окончательно выбив у него почву из-под ног.

А ведь в Москве ему казалось, что он давно излечил свои детские травмы… Он уже начал жалеть, что повелся на деньги, приняв предложение приехать сюда. И одновременно злился, уверяя себя, что справится. Что это всего лишь защитная реакция рептильного мозга, и париться причин нет! Он просто сделает свое дело и сразу уедет. Так что все: фокус на работе, со всей этой личной «побочкой» он разберется потом, дома, в Москве. А лучше после свадьбы…

Однако, вглядевшись повнимательнее в здание интерната, благо водитель притормозил на светофоре, он рассмотрел, что тот капитально заброшен: окна разбиты, ставни покосились. Это печальное состояние ненавистного с детства места доставило ему удовольствие. «Так тебе и надо! Сжечь его к чертям собачьим!» Вольский представил, что интернат горит яростным пламенем, а он в коротких штанишках, смотрит на огонь и подпрыгивает от радости. Такая, казалось бы, простая визуализация вернула ему душевное равновесие и внутреннее спокойствие.

Все эти ощущения он проживал в такси, по дороге в гостиницу после встречи с Ульяной. И вдруг — сильнейшая галлюцинация.

— Стой, тормози! — заорал он водителю. Тот утопил педаль в пол, заскрипели колодки. По улице, как настоящаяя, шла его первая любовь. Ровно в том же возрасте, лет 17–18. Один в один — глаза, ямочки, жесты. Он даже не удосужился сообразить, как такое возможно. Его буквально обожгло, когда, переходя дорогу, она скользнула взглядом по его такси.

Во рту пересохло, руки и ноги задрожали.

«Осторожно! Еще секунда, и поллюции не миновать», — иронизировал внутренний Критик, которому на эмоции всегда было плевать. За ними быстро скопилась небольшая пробка. Послышались нервные гудки. Таксист вопросительно посмотрел на Сергея через зеркало заднего вида.

— Где тут у вас можно выпить? — глухим голосом спросил Вольский. — Только чтоб народу немного и никакой самодеятельности.

Сто грамм коньяка сняли внутреннее напряжение. Вольский смог, наконец выдохнуть. Он не опьянел ни на йоту; все, что смог алкоголь — это расслабить его изнутри. Чтобы хоть как-то себя собрать, он стал думать о деле. Надо навести подробные справки об этой Ульяне. Слишком уж складно поет. Место в городе она занимает видное. Думаю, проблем не составит. Все, что он нашел в интернете, пока парил в небе, как архангел Гавриил, она плюс-минус подтвердила. Скандальные статьи о смерти мужа, большом наследстве, выходках пасынка — то в роли экстремального скейтера, то стритрейсера, то роупджампера, то вингсьютера.

— Да, он по нарастающей идет! — ухмыльнулся Вольский вслух, листая статьи, сохраненные на мобильном в папке «Избранное».

— Кто? — поинтересовался выпивающий рядом с ним солидной комплекции мужчина. Вольский нехотя оглянулся. Оба замерли в секундной сверке узнавания и неверия.

— Волька?! — первым опомнился мужчина.

— Соболенко? Соболь, ты?! — удивился Вольский.

Уж кому-кому, а Соболю он был по-настоящему рад. Одноклассники обнялись в искреннем порыве радости от неожиданной встречи. Бармен, почуяв щедрую добычу, тут же предложил обоим по пятьдесят граммов коньяка в подарок за счет заведения. И понеслось!

Вольский кайфанул, неожиданно уловив легкость юности, включившуюся в нем при виде закадычного друга детства и юности. Зачем он его потерял? Ах да, он же все перечеркнул, уезжая… все, что было с ним здесь когда-то, словно и сам факт своего рождения. А потом воссоздал себя, нового, как птица Феникс из пепла. И вот теперь неожиданно обнаружил, что в этом «всем» было сокровище, и, возможно, даже не одно? В памяти промелькнул знакомый образ за окном такси, и он снова почувствовал мгновенный ожог. Уже не такой сильный, но достаточный, чтобы признать его категорическую реальность. Черт знает почему, Вольского вдруг накрыла пьянящая радость. Словно у него появилась какая-то тайна, придающая ему веса и значимости. И это не имело никакого отношения к тому весу и значимости, которые демонстрировали часы на его руке — в эту самую минуту их, восхищенно причмокивая, разглядывал Соболь.

Вольскому хватило пяти минут, чтобы упаковать в словесную форму все 18 лет жизни вне Энска, а заодно объяснить, почему он снова здесь. Соболь ловил на лету, поскольку был совсем не таким простаком, как могло показаться с первого взгляда. Оказалось, что по долгу службы, да и просто как местный житель, он прекрасно знал, кто такие Власовы. Игорь Соболенко служил следователем в местных органах и не раз лично задерживал пасынка Ульяны.

— Он на всю голову отмороженный. Я капитально тебе сочувствую и сам лично встану перед тобой на колени, если ты, как мозгоправ, реально промоешь ему извилины. Ибо если так и дальше пойдет, то в лучшем случае он сам погибнет, в худшем — кого-то собьет или переедет. Вот зря она его то и дело отмазывает, посидел бы годик-другой — глядишь, одумался бы! Но, видать, совесть мучает перед мужем-покойничком… Наверное, обещала присматривать. Мачеха ж, как-никак!

У Вольского зазвонил мобильный.

— Легка на помине! — посмотрев на экран, отозвался Сергей. — Алло! Да, Ульяна.

Соболенко, подняв руки, отстранился, мол, «меня нет», «не мешаю!»

— Сергей, тут такое дело… Впрочем, ничего нового. Я еще утром с ним говорила… насчет вас. Вы, конечно, понимаете, он не в восторге, точнее сказать, в диком скепсисе… А сейчас… Словом, мы не можем его найти. Но, думаю, к ночи он объявится. Можно вас попросить быть у нас завтра… в шесть утра? Думаю, он еще будет спать, но тогда я наверняка смогу вас свести… — взволнованно тараторила Ульяна. Судя по тону, которым она разговаривала с нанятым сотрудником, она была скорее предпринимателем современной формации. Когда работодатель — не рабовладелец, и, несмотря на то что он платит тебе деньги, он уважает тебя, и от него исходят не приказы, а словно бы уважительные просьбы. Это было приятно и вызывало желание выкладываться по полной. А поскольку Сергей собирался вернуться в Москву завтра же ночным рейсом, то он готов буквально поселиться в комнате этого неуемного пасынка.

— Конечно, Ульяна, нет проблем. Ведь я здесь только ради этого, — пресекая необходимость дальнейших объяснений и уговоров, ответил Вольский. На том и порешили: завтра без пятнадцати шесть за ним заедет ее водитель.

Они попрощались, Вольский дал отбой и повернулся к Соболенко. Глаза того светились счастьем. Он поднял руку, растопырив пятерню.

— Значит, до пяти тридцати ты полностью в моем распоряжении!

Друзья ударили по рукам и засмеялись. Вольский не стал возражать, но глянул на циферблат с намерением свалить отсюда через часик, максимум — через два…

Таксист, сволочь, обманул. Через час в ресторане завыла под фанеру местная певичка. Пергидролем выбелены волосы, пара клочков короткой стрижки опалены голубым. Вероятно, под цвет глаз. Ее бьющая ослепительным блеском зеленая туника напомнила Вольскому зеркальный шар на школьных дискотеках. Дополняли сценический образ кожаные лосины и каблуки на платформе сантиметров пятнадцать, не меньше. Пела она средне, но от души, чем цепляла.

Соболь почему-то переводил взгляд с певички на Сергея и хитро посмеивался. Вольский недоумевал.

— Ты чего?

Соболенко не успел ответить. Закончив песню, певичка пошла на них прямой наводкой. Хотя Вольскому очень хотелось, чтобы она прошла мимо, он даже оглянулся назад, чтобы перепроверить, куда она могла бы прилуниться. Но за спиной никого не было. Они сидели на углу барной стойки.

Мадам подошла, по-хозяйски закинулась коньяком из рюмки Соболя. И, покосившись на Вольского, гораздо более низким голосом, чем только что пела, спросила:

— Ну и кто это с тобой?

— А угадай! — потирая руки, устроил викторину уже изрядно пьяненький Соболь.

Игорь Соболенко был запутавшимся «двоеженцем», но при этом отличным следаком, распутывавшим самые безнадежные дела. Он давно мог бы служить в Москве, если бы не жены, перетягивающие его как спортивный канат. Когда «канату» жизненно необходима была передышка, он приходил сюда. К ней — бывшей однокласснице — первой красавице школы, о которой тогда и мечтать не смел. Как не смеет и теперь, обвешанный женами и детьми. При этом Соболенко прекрасно понимал, что сейчас для нее он как раз и есть тот самый «рак», что на безрыбье — рыба. Обоих это устраивало: «без обязательств», «по старой дружбе», «для взаимного здоровья и отдохновения».

Заинтригованная, певичка внимательно посмотрела на Вольского. Он тоже уставился на нее с дурацкой улыбкой.

— Не может быть! — воскликнула она и просияла знакомой улыбкой, от которой слегка полоснуло в груди, как уже дважды сегодня.

* * *

Вольский с трудом проснулся. События минувшей ночи навязчиво крутились во сне, как заевшая пластинка:

— А угадай?

— Не может быть!

— А угадай?

— Не может быть!..