Зона тени

Юрий Леонтьевич Солоневич

Роман-психодрама. Кому сегодня интересен простой человек: родным, друзьям, милиции, бандитам, Богу? Или никому? Так было в прошлом, так есть в настоящем. А что изменится в будущем?

2.7

Когда Арсений подъехал к своему дому, Микола уже ждал его, сидя на лавочке во дворе. Арсений поставил машину на обочину, освобождая узкий проезд. Потом вышел и закрыл дверцу на ключ.

— Ты ко мне поднимался? — спросил он Миколу, пожав ему руку.

— Поднимался, закрыто.

— Представляешь, моей дома нету.

— Я тебе свою отдам, — сказал Микола. — И две банки краски. Дал бы больше, но нету.

— Кроме шуток: как только мы уехали, так они и не появлялись.

— С чего ты взял?

— Газеты никто из ящика не вынимал.

Микола ничего не ответил. Они поднялись в квартиру и сели в кухне за стол, на котором ровной стопкой были сложены газеты. Наверное, вид этой стопки произвёл на Миколу сильное впечатление. Он потёр виски кончиками пальцев и, внимательно просмотрев даты на газетах, сказал:

— Ты прав: со второго дня нашего отъезда их никто не забирал.

— Я не знаю, что и подумать, — сказал Арсений.

— Ни записки, ничего?

— Ничего.

— У соседей спрашивал? Может, им сказала?

— Нет, не спрашивал.

— Ну так сходи и спроси.

Арсений вышел на площадку и позвонил в соседнюю квартиру. Через минуту дверь квартиры приоткрылась на цепочке, и соседка — пожилая полная женщина-пенсионерка — вопросительно посмотрела на Арсения. Тот поздоровался и спросил:

— Вы моих не видели? А то я приехал, а их нету.

Женщина ничего не ответила, только отрицательно покачала головой.

— А они ничего не просили передать? Может, записку? — с надеждой спросил Арсений.

Но женщина снова покачала головой, словно не понимала, чего от неё хотят.

— Ладно, извините, — сказал Арсений.

Соседка захлопнула дверь и щёлкнула замком.

Арсений позвонил в другую квартиру, где жил бывший футболист. Тот открыл и, дохнув на Арсения перегаром, спросил:

— Давно приехал? Ну, как там?

— Да вчера приехал, а моих — дома нет. Не знаешь, где они? Ничего не просили передать?

— Не-а, — ответил сосед, и спросил: — «Сотку» потянешь?

— Да нет, спасибо. Я — с Миколой.

Футболист потерял всякий интерес к общению и тоже закрыл дверь.

В третьей квартире никого не было: там проживали муж и жена — «челноки». И застать их дома было практически невозможно.

Арсений вернулся к Миколе.

— Ну? — вопросительно кивнул тот.

— Никто — ничего, — ответил Арсений, присаживаясь за стол. — Что делать — не знаю.

— Бабы, блин, как курицы: ни о чём не думают, — сказал Микола. — Куда она могла поехать?

Ехать Ане было некуда. Отец Арсения уже три года, как умер, и дом в деревне давно продали. А своих родных она не знала: выросла в интернате.

— Некуда ей ехать, кроме как к Марии, — сказал Арсений.

— А где эта Мария живёт? — спросил Микола.

— Если бы я знал, — ответил Арсений.

Микола выбил дробь пальцами по столу.

— Лучше бы моя куда девалась, хоть на пару дней, — пошутил он, но шутка не удалась.

На некоторое время воцарилось молчание, а потом Микола произнёс то, что оба они так не хотели говорить:

— Надо звонить в милицию.

— И что сказать?

— Что есть, то и сказать.

Арсений всячески отгонял от себя мысль, что могло случиться что-то непоправимое. Он думал, что звонок в милицию может стать именно тем «водоразделом», той невидимой, тонкой гранью, из-за которой не будет возврата к прежнему, устоявшемуся укладу жизни. Он боялся, что этот звонок спровоцирует необратимый процесс «цепной реакции», спровоцирует «сход лавины», из-под которой уже невозможно будет выбраться. Поэтому он сказал:

— Если бы что случилось, то у неё паспорт с собой.

Микола немного подумал и согласился.

Но несомненным было одно: надо что-то делать. И это угнетало. Угнетало то, что два серьёзных, сильных мужика не знали, как правильно поступить в сложившейся, не самой, казалось бы, трудной жизненной ситуации.

— Ладно, — наконец, сказал Арсений. — Без паники: иди домой, а завтра я прочешу ещё раз все молитвенные дома. Должен ведь хоть кто-нибудь их знать. Человек — не иголка.

На том и порешили. Микола пошёл домой, понёс деньги своей «ненаглядной», а Арсений остался один в пустой квартире.

Раньше Арсений никогда не оказывался в таком положении: дома всегда кто-то был. И теперь непривычное для него одиночество пугало, беспокоило, не давало посидеть на месте.

Одиноко было не только в квартире, но и в душе.

«Человек один не может. Нельзя теперь, чтобы человек — один…»

Он включил телевизор и почти сразу же выключил: голоса и музыка из динамика ещё больше подчёркивали пустоту дома. Ничего не хотелось делать: ни готовить ужин, ни раскладывать привезённые вещи, ни читать газеты.

Арсений сел за кухонный стол и стал смотреть в окно. Просто смотреть, не различая ничего, что происходило за стеклом. Он долго сидел, почти не двигаясь, как статуя. А потом, когда на улице зажглись фонари, открыл холодильник, налил из запотевшей бутылки полный стакан водки и выпил без закуски. Это помогло: через полчаса он уже спал, одетый, на диване.

«Волга» в эту ночь осталась стоять под окном.