Я найду тебя там, где любовь граничит с безумием

Юлия Флёри, 2016

Любовь бывает разной. У кого-то безумной, точно бурная река, водопад, омут. У кого-то напоминает водную гладь, которая изредка рябит под дуновением ветра. Она всегда начинается со слова «счастье», с полёта, с мечты. Может витиевато закручиваться в узелки либо плести плотную паутину, а может свободно развеваться под порывом воздуха. А иногда любви приходит конец. Она не истончается, не имеет полумер, просто исчезает. У кого-то на смену любви приходит уважение, трепет от былых чувств, ласкающие душу воспоминания. А кто-то предпочитает забыть о ней, как о несуществующей небылице. Лора в своей любви плыла, закрыв глаза. Доверяя, наслаждаясь этим доверием, получая удовольствия от возможности быть настолько уверенной в чувствах. Чужих и своих. Но что-то пошло не так. Доверие вдруг исчезло или нет… оно поблекло, стало прозрачным и ещё есть возможность удержать его. Только для этого нужно вспомнить. Вспомнить, кто она и кого любила. Содержит нецензурную брань.

Глава 3

***

— За отличный результат и максимальное количество набранных очков, в дисциплине… золотой медалью награждается Лора Соколовская. Она же удостаивается права представлять нашу страну на юношеских сборах Мирового уровня. Победительницу турнира поздравляет заместитель министра обороны, генерал-лейтенант…

Дальше она даже не слышала. Да она, казалось, не слышала и этого. И перед глазами лишь яркий свет и мощный голос ведущего, вещающего на весь стадион её имя. Она на первом месте пьедестала, в самом центре столицы Родины, в центре целого мира. Поймала за хвост ускользающую удачу, зубами вырвала эту победу и теперь стоит и улыбается, а на глазах слёзы. Впервые за последние полгода, слёзы счастья. И внутри всё разрывается от нехватки воздуха, потому что вздохнуть не может. Потому что оцепенела от мощного заряда энергетики всего зала, от силы их поддержки. Наклоняется, чтобы получить заслуженную награду и замирает, перехватив заинтересованный мужской взгляд. Ничего перед собой не видела, а этот взгляд заметила. Уверенная улыбка коснулась строгого разреза губ, и он проговорил два слова.

— Молодец, девочка. — Похвала. Два слова, которые заставили потеряться и забыть, где находишься.

Уже в следующее мгновение он стал самим собой, но этот взгляд, эта улыбка… она их запомнила на всю жизнь. Потом были многочисленные пожелания и похвала со стороны администрации, которая и помогла выступить, поддерживая материально, бодрящие и не самые культурные высказывания тренера, его впечатления, сопровождаемые бурной жестикуляцией и ярким румянцем щёк, гиперемией шеи. Поздравления тех, кто совсем недавно являлся соперником. И странная, непривычная суматоха, к которой, вроде уже должна привыкнуть, но никак не могла. Каждый раз казалось, что ещё вот-вот, ещё один выстрел и удача отвернётся. Но она побеждала. Район, город, республика, вся страна. Она всегда побеждала, потому что ничего в жизни не осталось… в четырнадцать лет. Она была одна, в незнакомом городе, среди незнакомых людей, в жестокой жизни, в которой всё идёт по таким непонятным для маленькой девочки правилам.

А дальше небольшой банкет, ночь в дешёвой, удалённой от центра гостинице, и поезд назад. Домой. Или в то место, которое вдруг стало ей домом. И там не будет этой атмосферы вечного праздника, а будут тренировки. Долгие и напряжённые. Потому что Лора уже сейчас усвоила: чтобы чего-то добиться, нужно отдать себя, свои силы, свои желания. Положить их под ноги и переступить на пути к заветной цели.

— Так, молодец, Лорка, хватит на сегодня. Как рука? — Мужчина подошёл и уверенными движениями нажал на известные слабые точки тонкого запястья.

— Спасибо, Александр Петрович, уже лучше. — Не смотря на то, что скривилась, ответила Лора.

— А-то! — Гордо потёр выпирающий живот тренер, помня, что ещё неделю назад, к руке нельзя было прикоснуться, так болела. — Я же говорил, поможет. У меня жена хоть и недалёкая, но в этом понимает. Сама этот гриб выискивала, когда к матери ездила. А он, гад, вонючий, — натурально скривился, — аж душа наружу просится. Да и водку перевела. Видишь, вот, тебе пригодится. Ты, если что, обращайся. Она этой гадости на целую армию набодяжила. Раны заживляет, ревматизм лечит, а в глобальной паутине сказано, что даже раковые опухоли настойке этой под силу. Так что не дрейфь, прорвёмся!

— Да, Александр Петрович, прорвёмся. — Бодро отозвалась она, вытирая застывший в плохо отапливаемом стрелковом тире нос. Сдала тренировочное оружие под роспись, поглядывая напоследок на, так называемый трофей, полученный после победы на областном соревновании из рук руководителя области. Поджала губы, когда тренер взглядом напомнил: «Ну, ты же понимаешь…». Она понимала и потому молчала. И благодарить была готова, что с ней занимались.

— Подождёшь меня полчаса? Я ключи сдам, журналы наши подотчётные запомню и подвезу. Нечего по улице по темноте шастать. — Оглянулся он, услышав шорох собранных вещей, звон колокольчиков миниатюрного рюкзака.

— Да тут идти… — Рукой махнула. — А дворами так и вовсе минут десять. Пока освободитесь, уже десятый сон видеть буду.

— Ну, как хочешь. Смотри только мне, осторожно. И не через дворы, а по освещённой улице!

— Слушаюсь, Александр Петрович! — Приложила она строго прямую ладонь к голове, в шуточном жесте.

— Да иди уже, клоун!

Свет в тренерской ещё горел, когда Лора в припрыжку спускалась со ступенек тира. Она затянула бегунок молнии толстой ветровки под самое горло, надеясь перетерпеть первые ноябрьские морозы, натянула на ладони рукава свитера и, глядя под ноги пошла давно знакомой дорогой. Детский дом, в котором жила последние полгода, располагался на соседней улице, а возвращаться после десяти разрешали по особому распоряжению. Всё-таки гордость города! И под поручительство тренера, который каждый вечер обязался подвозить её к самым воротам. Но он, то спешил по своим делам, то, как и сегодня, задерживался допоздна, а то и вовсе был без машины и напрягать его лишний раз не хотелось. Да и что, в конце концов, могло с ней случиться? В тихом районе, в котором не то, что каждая собака знала Лору, а даже каждый житель окрестных домов. Потому что последние три месяца доблестные репортёры не снимали её лица с первых полос захудалой газетёнки.

Она шла, просчитывая в уме последние данные, пытаясь вспомнить корректировку по ветру на открытом участке предстоящих соревнований, сравнивая советы тренера с тем, что она читала в специальных пособиях, которые выписывала на почте за те деньги, которые удалось припрятать. И не совсем поняла, что происходит, когда рядом, с визгом тормозов остановилась машина — яркий представитель отечественного автопрома. В некой прострации наблюдала, как из неё выскакивают двое мужчин в самодельных масках, что точно успела разглядеть. Чётко видела, как один из них, возвышаясь, замахнулся первым, и в нормальной защитной реакции закрыла голову руками.

Потом был удар. Боль и её крик. Хруст и треск. А следующие удары наносились, казалось, с большей силой и, как потом скажет усатый следователь, целенаправленно. Били по рукам. От охватившего шока, не могла сказать, закончилось ли это быстро или продолжалось бесконечно, но в память яркой волной врезался звон тяжёлого металла, соударяющегося с сухим от мороза асфальтом. Короткое и грубое: «Валим!».

Слёзы, снова боль, теперь ещё сильнее, потому что шок проходит, потому что терпеть невозможно. Подступающие одна за другой волны тошноты, смешивающиеся со слезами, хриплые крики и призывы о помощи, которые в тихом районе не слышны тем, кто ложиться в девять часов спать, потому что завтра к семи нужно бежать на работу. А потом… наверно на какое-то время теряла сознание, потому что следующей чёткой мыслью было понимание, что она в машине скорой помощи. Боль теперь сковывала всё тело, сухие потрескавшиеся губы, разрывающееся от отёка горло и чёткое осознание того, что это конец. Конец чего-то очень важного.

Уже потом, через год она будет понимать, что эти мысли были началом одного большого конца её маленького света. Когда после множества операций пальцы не сгибались и были растопырены в разные стороны, некоторые из них скрючены уродливой дугой, а мизинец на правой руке при истерике и нервном стрессе, в который превратилась вся её жизнь, от судороги выворачивало в обратную сторону.

Лора думала, что уже разучилась плакать, часами смотрела в окно, не стараясь предугадать погоду: её тело предвещало о любых переменах задолго до того. Руки в суставах буквально наизнанку выворачивало за несколько суток до дождя, ветра, магнитных бурь, которыми грозился диктор с телевидения. Жизнь остановилась примерно между четвёртым и пятым шагом крошечной палаты, выкрашенный в убогий грязно-синий цвет. Это сейчас стены выглядели оптимистичнее, а когда она только заселилась, были серые и обшарпанные.

Следователь за этот год приходил всего лишь два раза. Первый — чтобы снять показания, второй — чтобы сказать, что в связи с отсутствием улик, дело приостановлено, обо всех последующих изменениях он будет уведомлять в письменном виде представителей органов опеки.

Каждый последующий день походил на предыдущий, сменялся ночью и наступало утро, то же, что было вчера, позавчера… Медсёстры жалостливо смотрели вслед, врачи отводили взгляд, сетуя на то, что они сделали всё возможное. Седой лысеющий главврач успел предупредить о том, что её выписывают на домашний режим, на самом деле, просто надоело каждый раз смотреть ей в глаза. Лора это чувствовала. И даже не было обидно. Она не смирилась, она всё ещё чего-то ждала… наверно чуда… но с течением времени всё отчётливее понимала, что чудеса в её жизни подошли к концу.

Перед выходными приезжала директриса детского дома, улыбалась и обещала по достижению совершеннолетия устроить её в хороший дом инвалидов, который в области. Там платили пенсию. Этими деньгами больные могли распоряжаться самостоятельно, а желающим предоставляли работу. Лора сделала вид, что этому обрадовалась, съела с «особой любовью» нарезанное дольками яблоко, стараясь мысленно успокоить правый мизинец, который уже пульсировал болью. За последние пару месяцев она практически научилась подавлять негативные эмоции, но сейчас никакой самоконтроль не желал поддаваться.

А вот в понедельник утром, когда заботливые медсёстры уже упаковали нехитрый багаж в тот самый рюкзак с колокольчиками и небольшой пакет, пожертвованный раздатчицей. У пакета на боку была приличная по размерам дыра, заклеенная широким белым пластырем и оптимистичная фраза, выведенная белыми буквами на тёмно-синем фоне, изменилась по принципу известного мультика, в котором корабль «Победа» был переименован и носил название «Беда». Такой ассоциации Лора невесело хмыкнула, но комментировать не стала. Терпеливо ждала, когда же её заберут, морально была готова к скорым издёвкам и подколам. Даже здесь, в больнице, где все, казалось бы, взрослые люди, за её спиной нередко хихикали, пытаясь подавить откровенный смех, чего уж ожидать от детей, который в жизни ничего кроме жестокости не видели. От унылых мыслей не хотелось находиться в замкнутом пространстве, хотелось сбежать на простор, на воздух, но нужно было ждать…

Так вот, именно в этот день, когда рюкзак уже висел на её плечах, а пакет, повязанный по типу торбы, болтался и неприятно молотил по колену, во дворе больницы и появился странного типа автомобиль. Точнее, странным он не был, это была машина директрисы, но выглядела немного иначе: отмытая, отполированная до блеска, с новыми блестящими дисками и светлой тонировкой стёкол. Из-за руля увесистым шагом вышел её муж, сама директриса элегантно выплыла с переднего пассажирского сидения. Бесцеремонно кивнула медсестре в сторону Лоры, без слов говоря о том, что они приехали за «этой». Усадили её в машину, а через полчаса, с пакетом документов и папкой рентгеновских снимков, вернулись и сами. Мужчина что-то ворчливо пропыхтел, а директриса на него цыкнула.

— Лора, детка, мы сейчас махнём с тобой в столицу, — неопределённо ткнула она пальцем куда-то в сторону открывающегося горизонта, когда выезжали из города, на Лору даже не повернулась, — один специалист хотел бы на тебя взглянуть. Мы, конечно, ничего не обещаем, да и консультация эта, не более чем формальность, сама понимать должна: перед смертью не надышишься. В общем, он тебя посмотрит, скажет, есть ли смысл в дополнительных операциях, но ты сильно себя не настраивай, хорошо? Тогда и расстраиваться не придётся.

Немного помолчав, она всё же повернулась с кривой полуулыбкой.

— Объясню в двух словах, чтобы ты хорошо меня понимала, — мило щебетала женщина, — этот специалист условно намекнул, что мог бы попробовать провести дополнительные операции, которые облегчат твою учесть. И услышал это человек, который обладает определёнными средствами и возможностями. Так вот, человек, который с возможностями, зарезервировал сумму, необходимую для начала лечения. Сумма немалая, но давай мыслить логично: очередная операция для тебя будет немалым стрессом, результат от неё довольно-таки спорный, денег на продолжение лечения на данный момент нет, и появятся ли они, неизвестно. Так что более благоразумным с твоей стороны будет отказаться от всей этой суеты и… — вот тут она замялась и даже будто бы покраснела, — в общем, эти деньги, они не пропадут, а автоматически перейдут на счёт детского дома. Тогда мы сможем помочь многим детям, ты же знаешь, какая у нас напряжёнка с одеждой, а иногда и с питанием. Я ещё поговорю с тем «гением», — на этом она презрительно фыркнула, — но ты имей в виду, что от операции лучше будет отказаться.

О, да, какая там у них у всех напряжёнка, Лора знала. Понимала она и куда пойдут эти средства, поэтому, не смотря на лепет директрисы, была уверена, что если есть хоть один шанс… Мизинец на правой руке болезненно потянуло в сторону и пришлось сжать зубы, чтобы не проронить ни звука.

Ехали долго. На самом деле, Лора смутно представляла себе, долго ли ехать до столицы на машине. До этого они всегда ездили на поезде, выезжали часов в восемь вечера, а приезжали уже утром, сейчас же путь казался бесконечным. Только к вечеру вдалеке начали маячить яркие огни светофоров и подсветок редких пригородных магазинов. А когда подъехали к зданию, которое даже отдалённо не напоминало больницу, в которой она провела последний год, на часах высветилось шесть часов.

Прошли в красивый холл, администратор за стойкой указала нужное направление и через три минуты Лора и сопровождающие, уже сидели в кабинете приёмного отделения.

Прождали они не меньше часа, прежде чем директриса окончательно разнервничалась и отвела медсестру на разговор тет-а-тет. Слышно не было, но о чём они говорили, Лора знала наверняка. А вот у медсестры глаза сначала округлились, потом на лице появилась понимающая улыбка, а после она принялась долго и активно кивать головой. Стало нехорошо от одной только мысли, что все надежды, которые так хотела на корню зарубить директриса, действительно оказались напрасными. Только женщина вернулась явно не в духе, а медсестра уселась на своё место и пристально посмотрела на Лору. Под этим взглядом стало неприятно, и она попыталась накинуть на уродливые кисти рук верхнюю кофту, но справиться никак не удавалось. Слёзы подступили к глазам, а горький ком к горлу, когда медсестра, до этого наблюдавшая со стороны, подошла и скрыла уродство, накинув на них казённую пелёнку в красивый жёлтый цветочек.

— Спасибо. — Прошептала Лора, но вздох, как ни старалась, получился судорожный, правда, слёзы не покатились, а согласились временно отступить.

И отступали действительно временно, потому как время шло, а атмосфера в кабинете накалялась. Директриса уже принялась ходить из угла в угол, когда не выдержала и метнулась к столу медсестры.

— Послушайте, нам ещё возвращаться, — уверенно проговорила она, отчего сердце девочки забилось сильнее и неконтролируемо, — неужели никто кроме вашего… как его?

— Адашева. — Со скрываемой усмешкой подсказала медсестра, на что директриса поджала губы, но промолчала.

— Да, да, кроме Адашева. Неужели никто не может решить этот вопрос?

— Судя по тем документам, что вы предоставили, нет. Больше никто.

— Так, а главврач? Главврач ещё на месте?

— На месте, но он вам тоже не поможет.

— Да почему?!

Медсестра опустила глаза в бумаги и снова улыбнулась.

— Увидите доктора Адашева — поймёте.

На этом истерический приступ закончился, и она уселась, но не прошло и пятнадцати минут, как подскочила вновь.

— Да чего мы, в конце-то концов, ждём?! — Вскрикнула и присела, когда дверь, громко ударяясь об отбойник, отворилась.

— Вы ждёте, пока закончится операция. — Прорычал мужчина, который буквально ворвался в помещение, схватил со стола привезённые бумаги, окинул их быстрым взглядом и недовольно промычал что-то невнятное в свою операционную маску.

— Я же сказал, Соколовскую в палату. Маша, что из этих слов тебе не понятно?!

Внятно и доходчиво пробасил он, возвышаясь над медсестрой, выделяя каждое слово в отдельное предложение. Раздражённо хлопнул бумагами по столу и грозно зыркнул, не боясь испепелить её взглядом.

— Но вы же ещё не смотрели и…

— Тебя волнует, смотрел я или не смотрел? Думать здесь не нужно вообще, нужно выполнять!

— Тут не всё ещё. — Кивнула в сторону директрисы медсестра и врач этот взгляд понял без слов. Резко развернулся. Ну, а уж та только и ждала, когда же ей дадут высказаться.

— Адашев. — Представился с вызовом и наверно навсегда внушил Лоре, как должен выглядеть мужчина. Мужчина-защитник. Мужчина-глава семьи.

Он уверенно расправил плечи, размял затёкшую, как видимо, во время операции, шею, и только тогда полностью одарил директрису вниманием. Но нужно отдать ей должное, она спасовала всего на секунду и тут же вспомнила для чего и зачем сюда приехала. Подошла к нему, пытаясь взять за локоть и вывести на конфиденциальный разговор, суть которого и так все знают, но мужчина её ладошку со своего локтя бесцеремонно сбросил.

— Господин Адашев, я бы хотела поговорить наедине. — Попыталась мило улыбнуться она, но врач стоял с каменным лицом.

— Без предисловий. У меня мало времени. — Кинул он строго и не сдвинулся с места.

В глазах Лоры мгновенно с уровня обычного мужчины вырос до уровня героя.

— Хорошо. — Нехотя потянула директриса, при этом склонив голову на бок. — Раз вы так настаиваете…

— Вы тратите моё и своё время. Короче. — Прорычал ещё недовольнее.

— Ну, а если совсем коротко, то мы бы хотели отказаться от операции. Это рискованно и…

— Мы — это кто? — Выудил врач нужный для себя вопрос и уставился на женщину, которая, то и дело, поджимала губы. — Это кто?! — С нескрываемой агрессией кивнул в сторону мужа директрисы, тот как-то сразу поосел, но продолжал молчать.

— Мой супруг, он…

— Как я понимаю, к моей пациентке Соколовской никакого отношения не имеет? — Оборвал её врач на полуслове, заставляя проглотить всю личную неприязнь и строить глазки усерднее.

— Не имеет. — Согласилась она и втянула воздух сквозь зубы.

— Не смею больше задерживать. — Расставил врач руки в понятном для всех выпроваживающем жесте и неотрывно смотрел до тех пор, пока тот не закрыл дверь с обратной стороны. — А теперь, пожалуйста, сначала. Кто это «мы»? — Посмотрел он на директрису, которая без весьма условной поддержки мужа, чувствовала себя уже не так вольготно.

— Лора, объясни, пожалуйста, господину Адашеву, что мы с тобой обсуждали по дороге. — Она украсила свои слова соответствующей ситуации интонацией и выразительно округлила глаза. Лора уже собиралась ответить ей некультурно и недостойно для девушки, но обзор перегородил мощный торс врача, за которым директриса скрылась вместе с пышным шиньоном из натурального волоса.

— Начнём с того, что пациентка Соколовская несовершеннолетняя и ответственности в подобных вопросах не несёт, а значит, и решения принимать не может. Поэтому я снова повторяю свой вопрос: кто это «мы»?

— Хорошо. Я! Я решила, что смысла в этой операции нет.

— А вы, извините, кто?!

— Что значит, кто? Я законный представитель…

— Вы кто?! — Едва ли не прокричал врач, чем заставил содрогнуться не только директрису, но и Лору… и медсестру. — Может, вы имеете соответствующее медицинское образование? Изучали статистику исходов подобных операций или, может, обращались за консультацией к квалифицированным специалистам? На основании каких доводов вы приняли решение о нецелесообразности оперативного вмешательства и, позвольте полюбопытствовать, какими путями собираетесь решать этот вопрос без моей помощи?

— Допустим, всё это так, но я считаю…

— Деньги вы считаете! А я, с вашего позволения, буду считать косточки в её руках.

— За деньги! — Алчно сверкнули её глаза, и врач развёл руками, чуть отклонившись корпусом назад.

— Кто на что учился. Итак, я повторяю свой вопрос: кто…

— Да что вы развезли тут манную кашу по тарелке?! Инвалид она. Ин-ва-лид! И место ей среди таких же убогих! И никакого согласия я подписывать не буду! Ясно вам?! — Согнулась она коршуном, а мужчина склонил голову набок, издевательски растянул губы и перевёл взгляд на медсестру.

— Машунь, не сочти за труд, напомни, у нас камеры звук воспринимают?

— Конечно, доктор Адашев. — Хлопая ресницами, спокойно подтвердила медсестра.

— Отлично, тогда давай, звони Фролову из министерства, будем поднимать вопрос о несоответствии занимаемой должности. А потом программистам, пусть скопируют запись на носитель. Что ещё?

Пока он мило ворковал с медсестрой, директриса только и успевала открывать и закрывать рот, словно рыба, пытаясь произнести хот бы звук, вне зависимости от его характера и направленности.

— Что вы говорите? Всё подпишете? — Кивнул ей врач.

— Откуда только взялся такой?.. — Проворчала, но была согласна на всё.

— Бумаги на столе, было приятно иметь с вами дело. — Ответил он на её неприкрытую неприязнь, удовлетворённо кивнул, когда та подошла к столу для изучения документов, и только после этого вспомнил о своей пациентке. Развернулся к ней, улыбнулся. Это по глазам его было видно. Яркие глаза, блестящие, внушающие доверие, уверенность, излучающие тепло и доброту. Сделал несколько шагов и присел перед Лорой на корточки.

— Привет. — Заглянул в раздражённые от периодически набегающих слёз глаза.

— Здравствуйте. — Словно церковная мышь, пропищала Лора и оттого чувствовала себя ещё более жалкой рядом с ним.

— Меня зовут доктор Адашев. А тебя, я знаю, Лора. Красивое имя, необычное. Мама придумала?

— Бабушка. — Прошептала ещё тише, и разрыдаться была готова только от его внимания и страха того, что есть шанс.

— Это хорошо, когда есть бабушка. Как у тебя дела, устала?

Лора пожала плечами, но ни слов, ни, тем более, мыслей в этот момент в голове не возникало. И волнение чувствовалось, и дрожь не проходящая заставляла тело колотиться, а он смотрел в глаза и впитывал все эмоции, все, без остатка.

— Ела что-нибудь? — На отрицательный кивок головы пропыхтел. — Пила?

— Мы в дороге были…

— Считаешь, это их оправдывает, нет? Ладно, не важно. Что ты мне привезла?

На резко вскинутые ярко-голубые глаза доктор Адашев глядел с улыбкой.

— Что тут у нас? — Кивнул на пелёнку. Лора почувствовала тошнотворную волну. Она усилилась, когда врач положил на эту простыню одну свою ладонь. — Что у нас тут? Руки? — Утвердительно спросил, а Лора так растерялась, путаясь в его вопросах, что пожала плечами, изображая недоумение. — Болеют у нас руки, значит, руки и привезла. Покажешь?

Он не успел дотронуться до простыни другой рукой, как Лора судорожно дёрнулась в сторону. Адашев напрягся и взглядом заставлял говорить.

— Они некрасивые.

— Ну, так ты для того и приехала, чтобы красивыми были. Разве нет? Ну-ка, давай сама. Кого мы здесь стеснялись?

Казалось бы, неуловимый взгляд в сторону директрисы он поймал и буквально расплющил своим: тяжёлым, напряжённым. Лора покраснела и опустила голову.

— Я могу попросить вас выйти? — Обернулся врач, но директриса только хмыкнула.

— Я представитель органов опеки. И пока Соколовская под моим контролем…

— Вы документы подписали?

— Она подписала. — Вклинилась в разговор медсестра и помахала договором в воздухе. Врач перевёл на директрису терпеливый взгляд.

— Так вот, если вы не читали то, что подписываете, то я вам поясню: с момента подписания документов, вы не являетесь опекуном пациентки Соколовской. А её законным представителем становится главный врач нашего медицинского центра. И до момента, пока все необходимые процедуры и операции не будут произведены, данный факт не изменится. — Декламировал он монотонным голосом. — В тот день, когда пациентка будет выписываться, я вышлю вам письменное извещение в трёх экземплярах. А на данный момент вы можете смело составить компанию своему супругу. Я вас не задерживаю. — Повторил свою коронную фразу и потерял всякий интерес к беседе.

Как только директриса вышла, улыбнулся.

— Секунду! — Это Лоре. И повернулся в сторону медсестры. — А теперь Маша звони Фролову из отдела образования и программистам. Нечего такой грымзе делать рядом с детьми.

— А я её, между прочим, предупреждала, что с вами лучше не связываться.

— Всё верно Машунь, наши беды лишь оттого, что мы предпочитаем больше говорить и меньше слушать. — Вернул внимание Лоре. — А теперь я весь твой. — Проговорил с подпевом и улыбнулся, глядя на её смущение. — Показывай.

Не дожидаясь реакции, сам стащил простынь.

— Только будь другом, Лора, пересядь не стол.

Встать-то, она встала, а вот как залезть на стол метровой высоты, так и не придумала, поэтому пока врач мыл руки, просто мялась в стороне. Он ухмыльнулся.

— А тебе разговаривать нужно больше. И не стесняйся просить. Поверь, у нас у каждого голова забита своими проблемами, вот и я не сообразил. Становись.

А пока она думала, куда же следует становиться, Адашев уже усадил её на стол.

— Ну, что за пушинка, а? Маш, у ребёнка истощение. Тебя хоть кормили? Ладно, не отвечай. — Тут же махнул рукой. — И так вижу. А сейчас займёмся делом.

Включив большую яркую лампу, он пока только смотрел. Пристально и внимательно, словно на всю жизнь запоминает или, наоборот, пытается вспомнить некоторые азы анатомии. Своими руками упирался по обе стороны её тела, а взгляд не сводил с изуродованных рук, сканировал им, что ли. Глядя на свои руки, Лора и сама не раз думала, а были ли они у неё когда-нибудь нормальными, такими как у всех, не могла вспомнить жизнь до того. И сейчас, под его взглядом, не столько жалко себя стало, сколько стыдно. Не понятно за что, да, вроде и не за что, а стыдно настолько, что хоть сейчас бросайся и беги со всех ног. Но правильно расценивая свои возможности, понимала, что ни броситься, ни, тем более, убежать, она не сможет, просто тихо роняла слёзы. Первая слезинка, вторая, скатились по лицу и, задержавшись на подбородке, словно с ощутимым разрушающим звуком упали на похолодевшие руки. А врач… казалось, он даже не понял, что это, потому легко стёр каплю, мешающую обзору, и только когда плечи затряслись, а руки заходили ходуном, поднял взгляд к её лицу. С минуту он просто смотрел, возможно, ждал, что сама успокоится. За год больничной жизни Лора хорошо понимала, что в этой профессии нет места жалости, есть только действие… или бездействие. Только успокоиться не могла.

— Маш, выйди на пару минут. — Обернулся он на медсестру и, только услышав звук закрывающейся двери, прочистил горло, подготавливая девочку к разговору.

— Мы всё исправим, Лора. Но именно мы. Я один здесь ничего не сделаю. — Произнёс абсолютно серьёзно. И в его голосе действительно не было ни жалости, ни мягкости. — Ты можешь ещё долго себя жалеть, но эта дорога будет в никуда. Поэтому предлагаю уже сейчас собраться и сделать определённые выводы, принять решение.

Лора, пытаясь восстановить дыхание, сдержать слёзы, судорожно втягивала в себя воздух, справлялась с истерической икотой и заиканием.

— Ты зачем сюда приехала, а, красавица? — Он улыбнулся и дотронулся до её подбородка. Лишь на мгновение, чтобы Лора взгляд подняла. И она подняла, потому что не могла иначе. Её никто ещё не называл красавицей. Доктор Адашев же, словно и не знал о существовании иронии, оставался серьёзен. — Мне казалось, ты чемпионка. А чемпионы всегда побеждают. Ты собралась?

Она кивнула, потому что понимала, как будет выглядеть, заикаясь, не в силах сказать простейшее слово.

— Вот и отлично. А теперь вытрем слёзы и приступим.

Лора, уловив в его словах призыв, ловко закрутила между пальцами носовой платок. Всегда его в руках держала, и сейчас пригодился. Вытерла один глаз, второй, смазано теранула по щекам, подбородку, с носом справиться не получалось и вместо того, чтобы окончательно привести себя в порядок, вытерла только его кончик, села ровно, демонстрируя полную готовность. Адашев скептически приподнял одну бровь.

— Всё?

— Да. — Ответила неуверенно и даже кивнула, в подтверждении своих слов.

— У тебя нос не дышит. — Сообщил будто между делом.

— Пройдёт. — Отмахнулась, словно от незначительной мелочи, хотя и самой было неприятно: только он назвал её чемпионкой, и тут такое… теперь как-то неловко…

Пока пыталась мысленно сформулировать, что именно ей неловко, врач уже выудил платок из трясущихся под напряжением пальцев, расправил его и обхватил крылья носа с обеих сторон.

— Давай. — Хмыкнул в ответ на округлившиеся глаза.

— Не нужно…

— Я не могу начать, пока мне что-то мешает. — Отчитался с настойчивостью в голосе и сделал одно надавливающее движение.

Она высморкалась и густо покраснела. Вот теперь было действительно стыдно, и Лора предпочла опустить взгляд и больше никогда не поднимать его.

— Вот и всё. И мы никому об этом не скажем. Надо же, какая кислятина мне попалась. — Бормотал себе под нос. — Прямо кислая, как капуста, а? Лор? Что ты молчишь? — Подзадоривал.

Отошёл к двери и, приоткрыв её, подозвал медсестру обратно.

— Маш, подготовь нашатырь, если честно, то мне вообще ничего не нравится.

Взглянул на Лору.

— Если будет больно — не молчи. Хорошо?

Кивнула и замерла от того, как он дотронулся до её рук. Теперь он их гладил. Обхватывал своей большой ладонью предплечье и проводил большим пальцем по его внутренней стороне. Вскоре поглаживания стали более настойчивые и приносили ощутимый дискомфорт.

Адашев прислушивался к своим пальцам, к ощущениям, к реакции пациентки, и у самого дыхание стало быстрым, напряжённым, даже через маску было видно, как губы кривятся. Нащупав интересующие его точки, поднял взгляд.

— Маш, последние снимки найди. — Кивнул на стол с лежащей на нём папкой.

Глазами смотрел на снимки, подвешенные на специальный стенд, а пальцами пытался найти соответствие.

— Судя по тому, что я вижу… на симках принципиальное отличие. И мне это не нравится. Когда был последний рентген-контроль?

— Пять месяцев назад.

— И что тебе делали все эти пять месяцев?

— Магнит. — Хмыкнула Лора в сторону и грустно улыбнулась.

А потом сердце ухнуло вниз и перед глазами потемнело, так он нажал на её кости.

— Маша, нашатырь. — Слышала где-то на задворках сознания.

— Я просил тебя не молчать! — Повторил Адашев в момент, когда Лора пришла в себя, уже чётко ощущая, как выступили капельки пота на лице и шее.

Теперь он не гладил. Он с завидным постоянством нажимал на самые болезненные участки, которые Лора давно научилась не беспокоить. Как специально издевался, но при этом держал её на грани сознания, не давая ни пропасть, ни выпасть из жизни от болевого шока.

— Не бойся. То, что больно — это хорошо. Значит, иннервация не нарушена, хотя они очень старались убить всё живое, что там было. Я не рентген, но уже нашёл несколько точек, где вместо твоей кости стоят металлические пластины. Стоят плохо, поэтому и больно. Сколько операций перенесла по восстановлению?

— Четыре.

— Мало. У меня будет ещё не меньше шести. Давай сейчас договоримся так: ты устала сильно, я устал как собака, поэтому все диагнозы и точные меры оставим на завтра, а сейчас просто отдохнём.

Врач помог спуститься и отошёл к умывальнику, Лора следила за каждым его движением, обомлела, когда встретилась с ним взглядом, Адашев подошёл обратно.

— И предупреждаю сразу: на ближайший год твоё внимание принадлежит мне. Измен и конкуренции не потерплю. — Улыбнулся, когда румянец на её щеках плавно перешёл в глобальную гиперемию лица и шеи. — Не скучай. — Шепнул это едва ли не на ухо, а потом, как ни в чём не бывало, помыл руки и из кабинета вышел.

— Оформляй в шестую палату. — Скомандовал напоследок и закрыл за собой дверь.

А Лора… что Лора… она просто верила ему, его словам и тому, что всё будет хорошо.

Утро началось не как в предыдущей больнице, с анализов. То есть, анализы тоже предполагались, но первым в палату зашёл именно доктор Адашев, поднял её едва ли не по свистку и только потом, широко улыбнувшись, потянул за собой, не дав и умыться.

— Я полночи думал и, знаешь, примерно представляю, чем мы займёмся в ближайшее время. Сейчас, кстати, сделаем снимок, и пойдёшь досыпать. — Пояснил на ходу, не оглядываясь на неё. — А уже после обговорим то, что я себе представлял, с учётом того, что не заметил. Будешь как новенькая. Обещаю.

К десяти часам пригласил в процедурный кабинет, где и провёл первую консультацию. Взял в руки большой светящийся стенд, вывесил на нём снимок в двух проекциях, усадил Лору на кушетку и уселся рядом.

— Смотри: это твои пластины о которых я говорил. Так случилось, что они у тебя не прижились и сейчас начали отторгаться. То есть несколько первых месяцев твои ручки болели после операции, в ответ на инородное тело, теперь же, из-за воспалительного процесса. Здесь дело не во врачах, а в особенностях твоего организма. Мы их заменяем на более современный материал и подгоняем по индивидуальному заказу, так, чтобы даже дискомфорта ты не чувствовала. Дальше твои пальчики: смотри. Как только уберём воспаление, средний и указательный и сами придут в норму. К большому пальцу у тебя, как я понимаю, претензий нет. Что касается мизинца, вот этого, смотри, то здесь просто перетянули сухожилия, это тоже вполне поправимо. По левой руке сложнее, здесь какой-то дефект сборки луче-запястного сустава, я час смотрел его во всевозможных проекциях, пытаясь разобраться и, если честно, так ничего и не понял, что не так. Поэтому, с твоего позволения, мы оставим это на попозже, — кивнул, повернувшись и глядя в не понимающие глаза, — а сейчас займёмся всем остальным. Я созвонился с представителями компании по протезированию, выполнение заказа займёт не меньше месяца, плюс погрешности на сроки и доставку, будет дней пятьдесят. За это время мы с тобой займёмся полным обследованием, твоим мизинцем и душевным равновесием.

— И какие прогнозы?

— Ух ты, слово какое выучила! Прогнозы… — Перекривил. — Всё, за что берусь, я довожу до конца и с наилучшим результатом. А прогнозы такие: ты меня ещё стрелять научишь. Научишь ведь? — Толкнул плечом в плечо и рассмеялся на её робкую улыбку.

— Директриса говорила, что сдаст меня в дом инвалидов. — Вдруг вспомнилось.

— А я говорю, что ты даже на контроле в аэропорту не засветишься. И кому предпочитаешь верить?

— Вам, конечно. — Ответила хоть и бодро, но явно неуверенно, Адашев промолчал, просто давая ей время привыкнуть, а потом… потом она в своей уверенности и его самого переплюнет.

Здесь всё было иначе. И медперсонала, и процедуры, и уход. Лора вернула в весе исходные пятьдесят два килограмма, теперь могла спокойно смотреть на себя в зеркало и училась заново улыбаться. А ещё… ещё она поняла, что влюбилась. И смотрела на лечащего врача как на бога. Даже когда слёзы от боли брызгали из глаз, она его любила, и когда он приближался, чтобы заглянуть в глаза, и когда издевательски насмехался, пытаясь разозлить. Любила не только за то, что вытащит, что сможет. А глупой наивной любовью: за то, что красивый. И пусть ни разу не видела его без маски и медицинской шапки, которая у доктора была особенной, ляпистой в военном стиле, в красоте не сомневалась. Любила за то, что огромный, как скала, и подхватывает её на руки, словно пушинку, за то, что от него приятно пахло. За его внимание. Она была не просто пациенткой. Прежде всего, Лора для доктора Адашева была человеком, нуждающимся в общении. Он эти пробелы восполнял постоянно и без устали.

Две первые операции прошли удачно, и результат не заставлял себя ждать, под действием препаратов некоторые пальцы и без вмешательств немного выпрямились и теперь не приносили такую боль. Она могла листать страницы книг, училась захватывать мелкие предметы.

Адашев приходил каждый день, даже в выходные он приезжал хотя бы на полчаса, чтобы поговорить, объяснить, показать упражнения, проконтролировать их исполнение. Утверждал, что при правильной гимнастике, пальцы будут разрабатываться быстрее, правильнее, терпеливо смотрел как она швыряет бусины по углам палаты, когда ничего не получается, когда боль становилась сильнее её силы воли и всё равно собирал их обратно, заставляя нанизывать на тонкий стержень. Лора хотела, чтобы всё получалось, чтобы он ею гордился, уже не для себя делала — для него. А Адашев практически никогда не хвалил, только повторял, что та еле-еле догоняет поставленные нормы, не говоря о том, что никак не вписывается во временные рамки.

— Я не могу, я устала! — Выкрикнула, когда сил не оставалось даже на спокойное размеренное дыхание, а вместо этого она только перехватывала воздух и тут же принималась пыхтеть, выполняя очередное упражнение.

— Мне всё равно.

— Но я всё сделала… — Уже просилась, но Адашев лишь приподнял одну бровь.

— У меня ничего не получается…

— Ближе к истине. — Вроде как похвалил за честность.

— Доктор Адашев, когда всё закончится…

— Когда всё закончится, я буду конченным стариком, а ты бодренькой старушенцией. Давай поближе к реальному времени.

— Я волнуюсь, а вдруг что-то пойдёт не так?

— На такой случай у тебя есть я.

— Вы не хотите меня понять…

— Что ещё я не хочу? — Подошёл ближе и положил ладонь на бедро, несильно сжимая.

— Вы не слышите меня. — Прошептала, не зная как на это реагировать, обернулась на стоящую позади медсестру, но та была занята своими делами.

— Я хочу, чтобы всё было по-другому. А ты?

А Лора краснела. Потому что он делал так каждый раз, пытаясь заставить молчать. Подходил настолько близко, что его запах окутывал, дурманил, а Лора не могла проглотить ком, прочно засевший в горле.

— А я боюсь возвращаться в прошлое.

— Напомню: там ты была чемпионкой.

— Там разрушились мои мечты.

— Но ведь у тебя уже есть новая мечта?

— Доктор Адашев…

— Доктор Адашев, у вас через пять минут приём! — Напомнила о своём присутствии медсестра и Лора тут же отпрянула, как делала всегда. Ловила насмешливый взгляд и старалась как можно скорее уйти.

Между ними всегда оставались недомолвки, даже когда они были наедине, Адашев сам прекращал поток её глупостей. Но каждую новую встречу продолжал провоцировать на начало одного и того же разговора. И каждый раз насмешливо щурил глаза, получая желаемое.

— Да, детка, давай, давай. Ещё. Ещё! Сильнее, сжимай. — Громко командовал Адашев. — Сжимай его. Ещё. Ещё. Я не чувствую! — Утробный рык и напряжение каждого мускула лица. Лора чувствовала его дыхание на своей щеке, его руки на своих бёдрах и готова была провалиться сквозь землю под взглядом чёрных глаз. — Давай, малышка, не расстраивай меня. Ещё хочу.

А она закусывала губу, пытаясь выполнять каждую просьбу, и сжимала челюсти, чтобы не выдать боль и внутреннюю дрожь от напряжения.

— Давай, давай, маленький, ты же знаешь, как я люблю твои пальчики. А теперь с улыбкой. Ты можешь делать это с улыбкой, тебе же нравится, скажи! — Подначивал, а у самого всё внутри замирало, глядя на неё, такую хрупкую и нежную.

Он всегда называл её «моя девочка», даже когда эта самая девочка его расстраивала. А сейчас, спустя месяц от последней операции, когда всё зависело только от её желания, от силы воли, просто не мог позволить сдаться. Потому и давил, потому и выжимал все соки, действуя не только авторитетом, но и делая упор на её чувства.

— Лора, ты будешь сжимать или нет? Может, тебе дать в руки что-нибудь более существенное?! — Злился, потому и рычал, глядя как она сжимает большие пальцы на его руках.

Упирался сжатыми кулаками в её бёдра и смотрел исподлобья, понимая, отчего она краснеет, отчего дыхание становится чаще. Знал, что следит за тем, как он проводит кончиком языка по пересохшим губам.

— Всё, всё, убедила. — Улыбнулся и отдышался. — А теперь пальчики вместе сложи и покажи мне ровные ладошки. Что ты умеешь делать этими ладошками, малыш? — Она смутилась только от его вопроса, не говоря уже о действиях. Потому и кивал в такт её мыслям. — Погладь меня по плечам.

Девочка дрожала как осиновый лист, а ему нравился этот трепет.

— Лора, если тебе кто сказал, что мужчины любят глазами — не верь. Хрен там! Мы как коты, любим, чтобы нас ласкали. Гладь так, чтобы мне понравилось. — Чуть вперёд наклонился и теперь взглядом упирался прямо в её шею, изредка глазами стреляя в сторону медсестры, которая только осуждающе покачивала головой.

— А теперь улыбнись. — Прошептал и мог визуально отметить, как на её коже выступили бугорки волнения, возбуждения, так называемые мурашки. Прошлись по открытым участкам кожи и тут же исчезли, словно и не было. Как же она научилась себя контролировать… — Я попросил тебя улыбнуться. — Напомнил шёпотом и коснулся носом, пусть даже сквозь слой маски, её шеи, мгновенно заряжаясь энергией, бегущей с кровью.

— Я улыбаюсь. — Устало отзывалась она, а Адашев прекрасно понимал, что это может означать, потому и отклонился, заглядывая в красные от раздражения глаза.

— Лора, когда ты улыбаешься, я бьюсь в экстазе. Нет, скажи честно, я похож на человека, который бьётся в экстазе? — Приподнял брови и приоткрыл губы, ловя её судорожный выдох. — А ведь хочу, малыш, очень хочу. Давай, кислая капуста, улыбнись мне уже. Неужели не заслужил? — Попытался поймать тщательно отводимый взгляд.

— Доктор Адашев, вас ждёт Александр Александрович. — Забежала в смотровой кабинет молоденькая секретарша.

— Иду. — Рыкнул он в ту сторону. — Маш, сделай тут всё красиво. Чтобы моя девочка не расстраивалась.

Щёлкнул Лору по носу и по глазам видно было, что улыбнулся.

К слову сказать, Маша была единственной медсестрой, которая работала с ним в паре. Лора не раз об этом задумывалась, а, поймав на себе очередной пытливый взгляд, не сдержались.

— Маша, скажите, а он всегда такой?

— Доктор Адашев?

Кивнула и задержала дыхание, ожидая услышать что-то такое, что изменит её жизнь раз и навсегда, но Маша понимающе усмехнулась.

— Нет, он всегда разный. Не смотря на возраст (даже тридцати нет), высококлассный специалист, проводит такие операции, за которые и в Москве не каждый возьмётся. А ещё он хочет от пациентов такой же отдачи. Тонкий психолог и всегда знает, как добиться своего. Вот, слышала, наверно, когда говорят, талант от Бога, так вот наш Адашев как раз такой случай. Ему пророчили высокое будущее и травматология для его способностей практически топорная наука, но он почему-то выбрал её. Так вот, возвращаясь к твоему вопросу… Ты среагировала на такое поведение в первый раз, не знаю, уж, когда он там с тобой экспериментировал. Он провоцирует, а ты отвечаешь, при этом не забываешь выполнять то, что он хочет увидеть. Только не влюбляйся, не нужно. Ты для него всего лишь работа, как и многие другие пациенты. Пусть даже эта работа занимает центральное место в жизни.

Лора выдохнула напряжённо и медленно, в душе понимая, что всё это она и так знала, но не переставала надеяться.

— Ты бы видела, что он раньше вытворял. До тебя у нас мальчик лежал, тоже со сложным переломом правой руки, и очень любил компьютерные игры. Так доктор Адашев купил новомодную игру последнего поколения, знаешь, такую, с эффектом погружения в реальность?

— Не знаю.

— Да, не важно! Так вот, купил, установил в палате, и играл один, пока мальчуган восстанавливался. Такого быстрого результата никто не ожидал. Так что этот флирт с тобой можно считать детским лепетом.

— Да?

— Да ты не расстраивайся, он всё понимает. Всё, и даже больше. Только результат ему важнее последствий. Так уж он устроен. Идёт к своей цели напролом.

— Да. — Кивнула обречённо.

— Вон, Александр Александрович, глав врач наш, всё никак понять не может, что произошло. Доктор Адашев стремится стать лучшим. Он даже мединститут экстерном окончил, представляешь? Так вот, собирался на стажировку в Америку, его никто не отпускал, а он всё одно своего добился. А как добился, так уже и не спешит, хотя там и опыт, и перспективы.

— В смысле не спешит?

— Да ты наверно не знаешь! — Махнула медсестра рукой и, пока накладывала свежую гипсовую повязку, бормотала тихо.

— Ты же у нас уже восемь месяцев, так?

— Почти восемь.

— Да не важно. Суть в том, что полгода назад, ему эту самую стажировку и предложили. А он отказался, сказал, что ты важнее.

— Именно я?

— Ну, кроме тебя у него ещё есть пару сложных случаев, но озвучил именно твою фамилию. А на Сан Саныча давят, говорят, подайте нам специалиста по требованию, вот он Адашева и таскает в свой кабинет каждый день. Мила, секретарь, говорила, что главный предложит сегодня Адашеву такие условия, от которых просто невозможно отказаться.

— И он уедет?

— В принципе, может. Все основные операции он сделал, у тебя и то, всего пара осталась, ну, может, три, не больше. Так их любой наш врач провести сможет, тот же Полесов Владимир Игоревич. Хороший специалист. Не волнуйся, начатое закончат.

Она хлопнула ладошкой по гипсовой повязке напоследок, стёрла остатки белого клея с пальцев и помогла Лоре слезть со смотрового стола.

Адашев уехал через два дня, а на третий к ней пришёл тот самый Полесов. Со своей вечно хмурой медсестрой, с негнущимися цепкими пальцами, оставляющими на тонкой коже под гипсом синяки. Со скептическим взглядом, который касался всего, что делал сам Адашев.

И желание пропало, и все движения выполнялись на автопилоте, и лицо воротила каждый раз, когда ловила на себе неприятный острый взгляд.

— Лора, на следующей неделе я планирую провести завершающую операцию. Мы выправим средний и безымянный пальцы, а если всё пройдёт успешно, то через пару недель можно и на выписку.

— А доктор Адашев говорил, что ещё как минимум две операции. У меня левое запястье выполняет не все движения. Вот, посмотрите.

Вытянула руку вперёд и продемонстрировала рваное в своей плавности вращательное движение, которое стопорило какая-то косточка. Полесов тяжело вздохнул.

— Потому что разрабатывать его нужно, а не показывать мне сейчас. Движения вверх-вниз, влево — вправо на пол-оборота, и раз в пять дней радиус оборота увеличивать.

— А…

— А если лечение не устраивает, то можешь отправляться вслед за благодетелем. Развёл здесь детский сад, плюнуть негде!

— Меньше бы плевались, доктор Полесов. — Тихо проговорила Лора и шмыгнула через прозрачную дверь.

В таком ритме прошла ещё одна неделя, Лора готовилась к операции, которую назначил Полесов. Скрипя зубами, разрабатывала запястье, как он говорил, и делала вид, что не замечает нарастающей опухоли с той стороны.

Только очевидного не скроешь, это утверждение и продемонстрировал общий анализ крови, который показал зашкаливающие результаты, говорящие о сильном воспалительном процессе. Тогда и обнаружился воспалённый сустав, тогда на консультацию пришёл и сам главный врач, который на все комментарии Полесова только поджимал губы.

— Адашев говорил о необходимости операции. — Констатировал он, отведя лечащего врача в сторону. — Ты снимки вообще смотрел перед рекомендациями? Какая разработка? Там фиксирующую повязку, а то и лангету накладывать стоило. Тебя куда понесло? Какая тебе докторская? Прямая дорога обратно на институтскую скамью. Ты ещё спасибо скажи, что девочка детдомовская, может, всё обойдётся, и никто шумиху поднимать не будет. — Оба обернулись на испуганную девушку и заговорили на полтона ниже. — Ты понимаешь, что мы выйдем на внебюджет? Откуда средства будешь брать? Из своего кармана доложишь?

— А Адашев откуда брал?!

— Где брал, там больше нет. Он всё подсчитал и предоставил отчёт о финансовых требованиях, деньги поступили на счёт. Ты же — закосячил.

— Я проведу операцию как благотворительную, никто ничего не узнает, а для статистики только лучше.

— А я не про операцию у тебя спрашиваю, а про послеоперационный период. Ты знаешь, что у девочки аллергия на большой спектральный ряд антибиотиков? Адашев в Китае заказывал какие-то травы и микстуры, который не разрешены нашим министерством, но зато не вызывают побочных действий.

— Ничего, выдержит. — Кивнул багровый от напряжения Полесов, а Лоре широко улыбнулся. — Ну, что? Сейчас на снимок, а завтра готовим операцию.

Подошёл ближе и дотронулся до воспалённого сустава на левом запястье, не понимая, как не разглядел его до этого и сильно сдавил, когда дверь смотрового кабинета резко распахнулась.

— Отошёл от неё. Быстро! — Влетел в кабинет Адашев и кинул на Лору встревоженный взгляд. Дышал быстро и шумно, из-под маски были заметны частые движения нижней челюсти, словно жевал резинку.

— Александрович, на два слова. — Вывел из кабинета главврача и уже оттуда были слышны несдержанные крики. — Соколовская моя пациентка, так какого чёрта к ней приблизился этот недоумок?!

Ответа главного Лора не слышала, при этом боялась сдвинуться с места.

— Экспериментировать будете со своими, а ребёнка трогать зачем? Карьеру на ней сделать хочется? Не в этот раз. Я не одам её!

— Адашев!

— Какие-то проблемы?! Так я сам вас сейчас проконсультирую в этом вопросе.

Заглянул в кабинет, на Лору посмотрел зло, словно она в чём-то виновата.

— Лор, собирайся, он тебя больше не лечит. Пока посиди в палате. — Продиктовал решительно и взгляда не отвёл, пока она к дверям не подошла. На пороге поймал и на запястье глянул. — Сколько дней издевалась?

— Восьмой пошёл.

Он пытался отдышаться и молчал. На главного взгляд перевёл.

— Я ещё посмотрю, что вы там накуролесили и если что, лично подам иск о несоответствии занимаемой должности.

— Адашев, думай, что говоришь.

— Только после того, как вы научитесь думать, что делаете. Всё. Лора — в палату. — Рыкнул, скосив взгляд. — А вы, Александр Александрович, пройдёмте в кабинет.

В палату Адашев залетел с такой же скоростью, как и полчаса назад в смотровой. Перед кроватью остановился как вкопанный и несколько секунд просто смотрел, а потом, словно растеряв весь свой запал, опустился на её край и дотронулся до тонкой руки, окидывая профессиональным взглядом.

— Лора, я всё могу понять, даже то, что этот идиот не заметил нарастающего воспаления, но, чёрт возьми! Ты куда смотрела?

— Мне сказали, что вы сюда не вернётесь. — Пожала она плечами вместо ответа на вопрос.

— Прям-таки! Сначала из главного входа выйдешь ты, а уже потом…

— Я думала, что больше никогда вас не увижу. — Прошептала тихонько, чтобы даже Адашев усомнился в наличии этих звуков.

— Я тебя не оставлю. — Проговорил абсолютно серьёзно и уже потом перешёл к привычной манере общения: его глаза улыбались, а руки прощупывали все подозрительные места. — Как же, сейчас! За границу и без своей кислой капусты… — Ворчал, издеваясь.

— Я купил тебе подарок. — Просветил между делом и, словно ничего и не сказал, продолжил осмотр. — Не хочешь узнать какой? — Уточнил, как только уловил напряжение с её стороны, но так и не услышал ни единого звука.

— Какой?

«Он думал о ней, думал!» — твердила себе мысленно и даже пыталась закрыть глаза, чтобы он не разглядел в них той эйфории, которая заставляла совершать подвиги. Но увидев перед собой аккуратную коробку с иностранными надписями, не сразу поняла, что это такое. Вопросительно посмотрела и неловко улыбнулась, когда, даже вскрыв упаковку, не смогла определить, что в ней находится.

— Смотри, это вместо гипса. — Оживился Адашев, понимая, что тут необходимо вставить комментарий. — Такая штуковина, вот, держи, как воздушная подушка. Она надёжно фиксирует все суставы и при этом не причиняет неудобств. Во время осмотра её легко можно спустить, а потом снова накачать воздухом в необходимом объёме.

— Обычно девушкам цветы дарят, доктор Адашев, — улыбнулась Лора и опустила взгляд под его непроницаемым выражением глаз… И лица… об этом можно было сказать уверенно. Не смотря на маску.

— Ну, ты ведь мне не девушка, а пациентка. Давай я переоденусь, а потом сразу примерим. Как увидел, не поверишь, сразу о тебе подумал.

Потом, гораздо позже, повзрослев, таких как доктор Адашев, Лора будет относить к мужчинам, женатым на своей работе, в тот же момент, она даже не пыталась его понять. Спокойно смотрела на все проводимые процедуры и так же старалась. Только с каждым днём её надежды на взаимность становились всё более призрачными.

Теперь осмотры представляли собой немного иную картину. И только его тёплые невесомые прикосновения так и оставались прежними. Он больше не предлагал гладить себя по плечам, чертить ровную линию на его ладони.

— Где больно?! — Строго прижал вопросом так, что вздохнуть не представлялось возможным. Поэтому указала болевую точку и сцепила зубы, когда пальцевое нажатие стало целенаправленным. — Болеть не должно… — Произнёс он задумчиво, а потом как-то хитро сощурился. — Лора, ты смотрела прогноз на завтра?

— Нет…

— Думаю, твои суставы крутит от перемены погоды. Это нормально и от этих болей ты никуда не денешься, такова уж цена за переломы. Пойдём со мной.

Тут же подцепил девушку за руку и повёл в сторону физиокабинетов. Заглянул в одну дверь, в другую, распахнув третью, расплылся в улыбке так, что Лора оцепенела, и голос его стал медовым.

— Ну, привет, привет, красавица. Занята, не занята? — Медленно подкрадывался, как на прицепе тащил Лору позади себя.

— Для тебя свободна. Чем удивишь на этот раз?

Женщина то ли не видела Лору, то ли не хотела замечать, но перед Адашевым вырисовывалась и выгибалась так, что со стороны противно было смотреть. А может, это звенели колокольчики ревности.

— Будь зайкой, погрей мою девочку. А я в долгу не останусь. — Продолжал он наступать, пока не подошёл достаточно близко.

— Уже можно загадывать?

— Загадывать можно, с исполнением спешить не буду, сама знаешь, как сейчас загружен. Так что?

— Куда от тебя денешься, Адашев, а? Направление черкани. — Подсунула на край стола специальный бланк и толкнула ручку. — И количество процедур отметь. Лень потом за тебя думать.

— Так я же завсегда готов рассчитаться, дорогая.

— Все вы соловьём распеваете, когда получить что-то хотите. — Вытянула губы трубочкой, а как Лору за плечом увидела, немного поостыла и перевела на неё недовольный взгляд. — Проходи к ванной с номером три. Жёлтая дверь. — Кивнула, глядя как на пустое место, а Адашеву тут же улыбнулась.

Это был первый и последний раз, когда она посетила кабинет физиопроцедур.

В день выписки, когда, как Адашев и обещал, она едва ли походила на того забитого воробышка, который сюда приехал, он зашёл всего на минуту. Для того, чтобы пожелать удачи и передать необходимые документы. Он как всегда был в маске, с улыбкой в глазах и с частыми лучиками морщин в их уголках.

Лора больше не вернулась в свой детский дом. Стараниями всё того же Адашева, её перевели в один из столичных интернатов, по окончании которого выделяли квартиру, а так же она обзаводилась необходимой для начала жизни профессией. Из предложенного нехитрого ассортимента выбрала профессию секретаря, потому как, ещё живя с родителями, неплохо владела компьютером и иностранным языком.

Однажды всё же набралась смелости и вернулась в этот медицинский центр, на тот момент уже была оперившимся птенчиком и, что считала немаловажным, совершеннолетней девушкой, подошла к стойке регистрации и, прогнав лишние мысли выпалила:

— Здравствуйте, я бы хотела получить консультацию у доктора Адашева. Где его можно найти?

Не смотря на то, что медрегистратор была чем-то увлечена, услышав известную фамилию на секунду уставилась на Лору, внимательно разглядывая.

— Он здесь больше не работает. — Ответила строго и вернулась к начатому.

— Извините, а вы не подскажете, как его найти? — Не отступала Лора, уговаривая себя не разворачиваться на полпути. Ведь уже давно определилась со словами, которые хочет ему сказать и даже с тем, что готова услышать в ответ, но всё равно продолжала надеяться.

— Адашев более не имеет отношения к нашей клинике. Можете его не искать.

— Он уехал на стажировку?

— Девушка? Чего вы хотите? Кажется, я ясно дала понять…

— Просто мне очень нужно с ним поговорить.

— Знаешь, сколько тут ходит таких же нуждающихся? Не перечесть. И тебе пытаться не советую. Нет его здесь. Точка.

— Спасибо. — Ответила недовольно, но отступать не собиралась.

В тот же вечер, руководствуясь большим телефонным справочником, обзвонила все больницы и медцентры города, но ответ был везде одинаков. И она сдалась. Слишком быстро. Слишком безвольно. Больше не чемпион…

— Видно, не судьба… — Проговорила, глядя вдаль из окна своей однокомнатной малогабаритки. — Прощайте, доктор Адашев.

На этом перевернула большую страницу своей жизни.