Американские байки

Эн Поли, 2020

Книга о тех временах, когда не существовало культуры отмены. Не слышали о BLM и LGBT. «Американские байки» пропитаны духом 90-х. Они промелькнули, оставив привкус жвачки и портвейна. Флёр подъездной романтики и ожидания неудачного секса, поиски себя в первой рюмке, стыд, неизбывное чувство вины и страстное желание любыми способами вывалиться из мира взрослых в мир без запретов – в этом есть чувственность «Грязных танцев» и злоба «Чучела». Жизнь меняется стремительно, когда тебе пятнадцать. Первая любовь, первый поцелуй и первое расставание. Судьба дает шанс, от которого невозможно отказаться. Поменять скучные провинциальные пейзажи на Нью-Йорк, Чикаго, Вашингтон – как вам такое?! Смена места не облегчает жизнь, а только усложняет ее. Новые знакомства и столкновение двух культур – тот еще квест. Как модно одеваться на копейки? Как не нажить врагов? Можно ли дружить с неграми? С кем заняться сексом в первый раз? Честно. Наивно. Супер. Содержит нецензурную брань.

Байка 7. И не друг, и не враг

Неожиданно вокруг меня сбивается неплохая компания. Это Олеська — моя соседка по комнате. А ещё Ванька в очках. Он тоже с окраин. Из тундры.

— Слушай, у вас все плохо так? Совсем глухомань? — спрашиваю я у него.

— Почему глухомань? — удивляется Ванька.

— Ну, тындра же. Или как ты там называешь.

— Какая ещё «тындра»?! Тында! Город такой! — смеётся Ванька.

Вот я лопухнулась! Словила глухаря. Пойду помою уши.

К нам присоединяется блондин по имени Пашка. Он из Киева. Красавец. Влюбиться нет шансов, слишком крутой. Да и Андрей же в Хабаровске. Пашка появляется в основном по вечерам, у нас разные группы. Ещё с нами пара-тройка человек из разных городов — они то приходят, то уходят. Никому ни за что не догадаться, почему мы вместе. Мы ведь абсолютно разные. Но все до единого слушаем одинаковую музыку. Чёрная повязка и футболка с полусгнившим трупом помогают мне обрести друзей. Для взрослых я — злой подросток. Неконтактный. Так обычно называют. А для этих ребят я — человек.

— Наташ, а у тебя что из записей?

— Да вот, всё с собой притащила.

— Класс, обложки сама что ли рисовала?

— Ага.

— Фигасе! Ты талант!

Мне бы очень хотелось, чтоб мне дали здесь какое-нибудь прозвище. Что-нибудь серьёзное, крутое. Что-то связанное с рисунками или музлом. Или с характером. Простое и лёгкое, но в то же время мощное. Мята или Шварц. Или Рыжая. В детстве я, и правда, рыжая была. Это потом волосы цвет поменяли.

А, всё же, непонятный этот парень из Киева. Высокий, синеглазый. Светлые кудри смуглый. Красивый, даже смотреть страшно. Таскается со мной, развлекает. Зачем я ему сдалась — сама не пойму. Себя я считаю не очень красивой. И веду себя так, чтоб никто не подходил. Хмурюсь по привычке, чтобы лишний раз не расслаблять лицо. Основная цель — отпугивать людей. Чем ближе подпускаешь, тем больнее бывает. Пашка не боится меня. Таскает меня по всему кампусу и болтает без умолку. Мне нравится сжимать его большую, тёплую ладонь, пробираясь по аллеям вечером. Нас никто не видит.

Накануне отъезда кампус в истерике. Завтра мы окажемся в приёмных семьях, каждый в своей. Что это будут за люди? Семейная пара, куча детей? Престарелые хиппи? Старушка-одуван, разводчик карликовых собачек? И главный вопрос, который обсуждают из конца в конец — сколько русских в том штате, куда отправят каждого из нас? Как будто это на что-то влияет. Но всем кажется, что это облегчит их жизнь.

— Триста! В моём штате триста тысяч! — орёт толстая девчонка в прыщах.

— Вот счастье привалило, — бормочет парень, что стоит рядом. — Так тебя там и ждут.

— В Колорадо покачу. Колорадским жуком заделаюсь, — смеётся Ванька. Очки сверкают под коридорными лапмпами.

— Ну, Массачусетс — не самое худшее место, — ухмыляется Олеська. — Главное, чтобы не фанатики какие попались. Курить всё равно буду. Не запретят.

Я слышала их истории не по разу. Но нам немного боязно, а разговоры успокаивают.

— Я — в Пенсильванию, — говорю, и ребята понимающе кивают. Не Аляска, как у некоторых. И не Калифорния, но тоже вполне себе ничего. Сравнительно недалеко отсюда. Соседний штат. Если долго говорить слово «Пенсильвания», оно теряет смысл. Превращается в кашу из букв. Буквы, если брать по отдельности, совсем не такие страшные.

Вечером, после ужина Пашка увлекает меня в парк. Я чувствую его спокойное, как у большого зверя дыхание. Он шагает по тёплому, пропитавшемуся за день солнечным жаром асфальту, сворачивает на тропки меж кустов. Его поступь — мягкая, уверенная — отдается тихим шуршанием гравия. С нами его приятель, он тащится следом. Присутствие друга мне кажется лишним.

Пашка сворачивает к одноэтажному строению. В этой части парка я ни разу не была. Через минуту мы попадаем в залу с низким потолком. Там теснятся несколько бильярдных столов. Пашка отлично играет. Может быть, профессионала и не впечатлило бы. Но я-то не профи. По мне, творит он что-то невероятное. Друг играет так себе.

— Будешь играть?

— Я не умею.

Кий и зелёное сукно я видела только на картинках. А правил я совсем не знаю.

— Хочешь научу?

— Нет, наверное. Не знаю.

Вру. Больше всего на свете мне хочется, чтобы меня научили играть. Чтобы Пашка научил.

— Иди сюда.

Мой наставник терпелив, слегка насмешлив, но шутки его не обидны. Я чувствую его поддержку и одобрение. Нам приходится встать рядом, чуть ли не в обнимку. Близость чужого тела, едва уловимые запахи: парфюма и пота от клетчатой рубашки, пыли — от волос. Я не могу сосредоточиться. Зачем его друг поволокся за нами? Без него я быстрее бы научилась.

Близится комендантский час, и мы неспешно возвращаемся в общагу. Впитавшие за день солнце дорожки прогибаются под подошвами. Я слегка шевелю пальцами в большой мужской ладони и чувствую крепкое рукопожатие. Я не вижу Пашкиного лица. Но, мне кажется, он улыбается. Странный парень, всё-таки.

В общаге никто и не думает расходиться по комнатам. Коридоры забиты под завязку, в оконных нишах — по шесть-семь человек разом.

Подготовка закончена. С завтрашнего дня — новая жизнь! Какая она будет, мы ещё не знаем. Случайно сталкиваемся со знакомыми ребятами. Один из них — Игорь, по слухам, тоже любитель «тяжелячка» — суёт свой плеер мне в руки.

— На, зацени! Это новый альбом Сепультуры — улёт!

Я надеваю наушники. Голова моя наполняется грохотом барабанов. Это космос. Самые лучшие звуки на свете. Я не понимаю, как живут люди, которые не любят эту музыку. Я вижу лицо Игоря, Ваньки из Тынды, Пашки — все они улыбаются, как будто читают мои мысли. Кто-то тянет меня за руку — пора по комнатам, завтра отъезд. Я бреду, ведомая кем-то в тесном окружении рук, тел, улыбок. Все эти люди понимают меня, им не нужно ничего говорить, объяснять. Мне так хорошо. Почему опять расставаться?

У двери моей комнаты Пашка порывисто обнимает меня.

— Увидимся завтра?

Конечно, увидимся. Улыбаюсь ему вслед.Я прохожу в комнату и только сейчас понимаю, что в руках моих так и остался плеер Игоря. Совсем про него забыла. Я выхожу в коридор и останавливаюсь в растерянности — дорогу до его комнаты одна я не найду. Ничего больше сделать или подумать не успеваю. Из-за угла выходит группа людей в форменной одежде.

— Are you Nataly?¹⁹

— Да, — киваю. Не понимаю, что именно они говорят. Слишком уж быстро тараторят, куча незнакомых слов. Но по напряжённым лицам ясно — меня в чём-то обвиняют. Они тычут в плеер, который я до сих пор держу в руках, и до меня начинает доходить. Но догадка настолько чудовищна, что поначалу я не верю. А они наседают, и я отступаю к стене. Я онемела от ужаса. Лицо заливает краска, меня душит жар. Наконец, они забирают злосчастный плеер и уходят. А я на ватных ногах возвращаюсь в комнату и в ужасе шепчу почти заснувшей Олеське:

— Треш, Олесь. По ходу, Игорь сказал охране, что я украла его плеер.

— Забей! Ошиблись. Завтра встретитесь. И спросишь у него сама. Да успокойся уже, — Олеська проснулась и треплет меня по руке. — Если что, встрянем. Мы все там были, видели.

Я ложусь в кровать, но сон не идёт. Мне противно, гадко. Игорь — полный идиот. Зачем он это сделал? Как мне отмыться теперь?

Наутро царит такая кутерьма, что не поймёшь — кто куда уезжает, и насколько все этому рады. Шум сотрясает стены, выплёскивается волной на улицу. Я пытаюсь обсуждать вчерашнее происшествие с ребятами, но те только отмахиваются:

— Забей! Всё же разрешилось? Ну и забудь. Фигня какая.

С Игорем я сталкиваюсь буквально перед самым отъездом. Сумки свалены горой возле общежития. Вещи в полном беспорядке на мокрой от росы траве. Мы фотаемся друг с другом, обмениваемся телефонами — когда заканчивается бумага, пишем прямо на руке. Игорь проносится мимо, я успеваю перехватить его.

— Зачем ты им сказал, что я украла плеер? Нафига ты это сделал?

Мне хочется орать. Ударить его. Прямо в лицо. Гад.

— Слушай, так получилось. Я подумал, что сам тебя не найду. Испугался, что увезёшь его с собой.

— Ты совсем дурак?!

Он отводит взгляд.

— Пока, короче! — срывается с места и скрывается за спинами людей.

Я не знаю, чего больше во мне сейчас — бессилия или злости. Мне до слез обидно. Мне хочется увидеть лица этих охранников, лицо Игоря. Чтобы они все были сейчас здесь, вместе. Чтоб они поняли, что это ошибка. Чтобы имели совесть извиниться передо мной. Но этого не случится, я знаю. Гадство.

Нас грузят и отправляют — кого куда. Кого-то на Аляску, кого-то в мормонскую Юту, а кого-то в Калифорнию. Лотерея. Сначала по вокзалам, по отправным точкам. Мы размещаемся по автобусам, я едва нахожу свой. Опознаю по табличке, которую держит в руке высокая, как баскетболистка, темнокожая девушка.

— Pennsylvania, Illinois, Ohio²⁰! — кричит она.

Сумку вырывают из рук и закидывает на нижний этаж автобуса. Ко мне от дальнего конца стоянки бежит Пашка. Вцепляюсь в его руки.

— Пашечка!

— Наташ…

Смеюсь, плачу. Он что-то быстро говорит напоследок. Обнимаемся. Все так стремительно. Пашка машет рукой на бегу, запрыгивает на ступеньку, и двери закрываются за ним. Прощальный взгляд. Всё, поехали. Мы даже не успели обменяться телефонами. Прощай! До свидания!

Вот трогается и мой автобус. Мне ехать ближе всех. Отправляюсь в Пенсильванию.

Примечания

19

(англ.) — Вы — Наталья?

20

Пенсильвания, Иллинойс, Огайо — американские штаты