Согнутые руки

Элли Гарус, 2019

Было время, когда Манфредо Макалузо жил на широкую ногу, наслаждаясь жизнью гангстера. Так продолжалось до тех пор, пока итальянец не похоронил лучшего друга Джо, который умер при странных обстоятельствах, и не встретил на похоронах его сводную сестру – златовласую Рослин, у которой за душой оказалось много секретов. Один из них – самоубийство матери пятнадцать лет назад. Странная гибель Джо и знаменитой матери Рослин не дает Макалузо покоя. Неужели эти два события связаны? Итальянец затевает собственное расследование.

1. На похоронах Джозефа

Проклятая ночь ушла вместе с дождем. А я застрял между вчера и сегодня. Шофер ехал не спеша — он знал, что я не любил спешки, когда дело касалось покойника. Выбить из меня слёзы также не представлялось возможным. Вчера утром он ещё жив, сегодня катится в похоронном катафалке. Да, мы с Джо были лучшими друзьями — будучи мальчишками, бегали с игрушечными пистолетами на заднем дворе особняка моего отца; вместе искусно врали, что не прячем в тайнике сигареты; делились впечатлениями после того, как впервые трахнули смазливую девку… Но лить слёзы — не моё, я предпочитал молчать даже в ситуациях, в которых слова бы оказались уместны.

Его убрали… Да-да, убрали — незаметно для других, но ожидаемо для всего клана Макалузо. Джо был напористым, жадным до острых ощущений и предсказуем, когда дело касалось игр с женщинами. Сдаётся мне, именно из-за таких игр он преждевременно сыграл в ящик. Ему ведь было чуть больше тридцати пяти — Джо старше меня на два года.

Увлёкшись мыслями, я не заметил, как шофер припарковался около старого кладбища Грейсленд. Решив закурить, я неторопливо достал портсигар и зажигалку, подаренную когда-то Джо; прикурил сигару, пуская густой дым в сторону. Унылые лица… они идут прямо в ворота и делают вид, что скорбят. Плачут только женщины. Далеко не все: большая часть — любовницы Джо, они-то и роняют слезы. Интересно, почему плачут? Действительно скорбят? Или же радуются тому, что их неблагодарный любовник, разбивший девичье сердце, наконец-то получил по заслугам?.. Да черт с ними! С бабами всегда сложно! Единственное, что они умеют, — томно закатывать глаза и широко раздвигать ноги, имитируя оргазм нелепыми криками. Шлюхи!

Мимо промчался катафалк. Кажется, и мне пора было пройти в чёрные ворота, следуя за толпой. Джо, лучше бы ты подох как все… Тогда мне не пришлось бы присутствовать на этой театральной постановке, организованной в твою честь.

Аллея была еще влажной после ночного дождя, сосновые иголки приставали к подошвам туфель. Я невольно подумал: встану так, чтобы видеть всех… А меня пусть никто не видит. Лишние вопросы, разговоры — к чему они? Сейчас я меньше всего хотел вообще открывать рот. Молчание, плоская фляга с виски и очередная сигара — вот что было моим уделом.

Началось… Приближённые собрались в круг, делая вид, что внимательно слушают проповедь. Падре старался излагать всё предельно ясно, но меня вдруг начала раздражать его манера говорить, и я едва не согрешил прямо здесь, за оградой старого кладбища, — мелькнула в голове секундная мысль о том, что было бы неплохо пристрелить падре на месте. Мелькнула, испарившись через мгновение, — пронеслась так же быстро, как Джо скончался от пули в сердце.

Maledizione*! Все стонут… Даже крепкие на вид мужики роняют тяжелые слезы! Джо, что же ты наделал со всеми нами?! Чего ради все эти кланы в одно мгновение превратились в половые тряпки для сортира?!

Я отпил несколько глотков из серебряной фляги, выругался. Происходящее вокруг казалось мне жалким. Жалкими были все, только… Одна девица из круга приближённых стояла молча, не проронив ни единой слезы и не сказав ни слова. Сучка… «Одна из бывших шлюшек», — подумал я в тот момент.

Пронёсся над кладбищем длинный и протяжный звон церковного колокола. Девица словно бы услышала мою брань и подняла взгляд. Нашла… Глядя своими глазами цвета небесной синевы, она словно бы вынуждала меня извиниться.

«Неужели из-за нее тебя шлепнули, Джо?! Эта златовласка с каменным выражением лица была хороша в постели, и ты поймал из-за нее смерть?! Тогда ты жалок, друг мой! Она даже не проливает свои грёбанных жалких слёз».

Дождь вдруг обрушился на людей с невероятной силой, и я обрадовался тому, что удачно разместился под ясенем. Клод Лодзо заметил меня и попытался было заговорить, но распознал моё настроение и счёл нужным не донимать. Я вновь стоял в полном одиночестве. Серебряная фляга была почти пуста.

Вот как оно происходит, Джо. Дождь их смыл, как смывает по обыкновению следы дамских шпилек с земли, и вся скорбь быстро улетучилась с наигранных лиц. Лишь единицы рыдали искренне… Лило как из ведра, но твой старик-отец преданно стоял у могилы, еле заметно покачиваясь из стороны в сторону. Он и эта девка… Я заметил, что Сальвадор придерживал ее за плечо. Она в свою очередь стояла ровно, прихватив свободной рукой его локоть.

«Втерлась в доверие?!»

Наконец, её рот зашевелился. О чем-то просит его, видно же, что просит… Старик заметно сопротивлялся, но всё-таки пошёл за ней следом — как оказалось, ко мне под дерево.

Они молча встали недалеко от меня и во все глаза смотрели, как могильщики засыпали гроб влажной землей. Я был нем как рыба, хотя на самом деле мне страстно хотелось схватить ее за горло и придушить. Сучка… Теперь она стояла достаточно близко, и мне выпал шанс получше её рассмотреть: не выше моей ныне покойной матушки. Интересно, однако. Её рост отнюдь не характерен для роста девушек, которых ты, Джо, предпочитал — а как же высокие, длинноногие? Такие, которые сами задирали свои ноги прямо тебе на шею, пока ты вставлял в них член?! Её белоснежный тон лица, Джо, здорово походил на твой… Только ты — чёртов мертвец, замороженный в холодильной камере морга, а она все еще жива и дышит. Нос чуть вздернут, васильковые глаза сияют из-под золотистых бровей, черные стрелки на веках только подчеркивают величину глаз; в меру полные губы с глубокими бороздами от трещин.

Я понимаю, Джо, ты купился на её смазливое личико с наивным взглядом и сиськи второго размера, но… ты хоть иногда думал мозгами, а не тем местом, что скрывается между ног?!

Я слышал, как твой отец о чем-то её просил, и видел, как она достала из кармана брюк носовой платок. Пару минут они стояли неподвижно, а затем Сальвадор наконец меня попросил:

— Фреди, не найдется сигары?..

«Разве можно ему отказать?»

Я молча открыл портсигар и протянул руку. Он взял сразу пару и быстро, судорожно поднёс первую сигару ко рту, прикуривая нервно и жадно… Вторую же, по всей видимости, оставил на потом.

— Я бы предложил виски, но они закончились.

Твой старик понимающе кивнул, продолжая молча курить и наблюдать, как могильщики с трудом закончили свою грязную работу под проливным дождём. Я смотрел на них, прибегнув к сравнению: их и наша грязная работа, есть ли разница?! Закопали. Теперь ты в могиле, Джо. Ты под землей, твои черные шутки по этому поводу внезапно стали реальностью.

Сальвадор перестал плакать, он просто курил, глядя в одну точку. А девица… она облизала мокрые губы и быстро зашептала ему, что пора бы идти в машину. У меня снова возникло острое желание схватить ее за горло и заорать, глядя в испуганное лицо: «Убери от него свои грязные руки!». Я сдержался чудом, Джо, — лишь потому, что Сальвадор и ты сам застали меня врасплох.

— Рослин, дорогая, я хочу побыть здесь ещё немного… Я пока не смог его отпустить! Ты иди…

«Рослин?..»

Ты как-то рассказывал мне, Джо, что у твоего отца от второй жены-актрисы есть ребенок — девочка. Ты старше ее на двенадцать лет, и вы почти не виделись. Я помню… Ты сказал, что ее зовут Рослин, а её мать покончила с собой. Больше об этой девчонке я ничего не слышал. И вот теперь… Черт возьми, похоже, это и есть она! Я принял ее за твою нетипичную шлюху!

Она не согласилась уйти и оставить отца со мной. Я смотрел на это точёное безэмоциональное лицо и наконец начинал понимать, кем была ее мать… Я узнавал во внешности девицы черты, которыми некогда её мать очаровывала тысячи мужских (и не только) сердец, призывно улыбаясь с экранов телевизоров и кричащих журнальных обложек. Секс-символ ушла из жизни, оставив в память о себе самое главное творение, — Рослин… Она заметила, что я не свожу с нее взгляда, и решительно посмотрела на меня, как будто упрекая за излишнюю назойливость. Бестия!

Ведь я не ошибся — для смазливой девки у нее и правда оказался на редкость паршивый характер. Тогда я подумал: мне не понадобится много времени, чтобы уложить ее в койку и показать, кто здесь главный. Не первая и не последняя…

Как оказалось, я ошибался.

Спустя месяц я сам убедился в этом, когда Рослин и Сальвадору выпала честь пожить в нашем фамильном особняке несколько дней ввиду грядущего юбилея моего отца. Мужчины моего семейства и другие гости, приглашенные на праздник, с интересом поглядывали в ее сторону (даже будучи женатыми), но девица виду не подавала: строила из себя неприступную гору, мило беседуя и улыбаясь своей выразительной улыбкой. Я начал подшучивать над ней в своей собственной голове. «Судьба — экая шутница! — думал я. — Её мать ходила по рукам, а дочь держит себя в ежовых рукавицах». Видимо, держала она себя всё же намеренно, это было заметно. Кто-то из парней в окружении предположил, что она тихоня… Но я был уверен, что это не так.

Когда я подошел к ней с мартини и протянул один бокал, она ничуть не смутилась.

— Рослин…

— Спасибо, вечер перестал быть томным.

— Никогда бы не подумал, что итальянские гены одержат над тобой верх.

Она удивленно приподняла брови, но спокойно отпила мартини, ничего не ответив.

— Они хотят тебя трахнуть. — Я тоже сделал глоток, а затем отставил бокал в сторону. Редкая сладкая гадость этот мартини, другое дело — виски. — Даже те, которые женаты.

— Я знаю, — ответила она мне так спокойно, словно мы говорили о погоде на Сицилии. — И ты тоже хочешь?

«Острый язычок», — подумал и продолжил:

— А ты как думала? Отделаться одним лишь блеском наивных глаз?

— Я думала, что для настоящего итальянца семья — это все.

— Так и есть, Рослин!

— Для меня семья тоже — превыше всего…

— Я заметил по твоему лицу на похоронах Джо. Ты очень его любила и скорбела о нём.

— Чтобы скорбеть, необязательно лить слезы ручьями. Это я могу сделать ночью в подушку, когда меня никто не видит. Хвала Богам, я не актриса, как моя покойная матушка.

Актрисой она действительно не была, но что касалось зубастости и острого язычка…

— Ещё один выпьешь? — я предложил ей свой недопитый бокал.

— Да, только не эту сладкую гадость. Налей мне виски…

— Наш человек, — я усмехнулся. Споить ее окажется проще простого. — Держи!

— Только не надейся меня споить и затащить в постель.

— Почему?.. — я присел около нее, наблюдая, как она медленно надпила виски и размазала языком остатки по нижней губе.

— Я не так легко пьянею, как другие девушки.

— Это не проблема, я просто буду подливать и ждать, когда ты сама потянешься ко мне за поцелуями.

— Да-а? — вопросительно протянула она, вручив мне пустой бокал. — Ты хочешь поцелуя от меня? И зачем ждать?

Неожиданно она встала с места, подошла ко мне ближе и поцеловала в губы так, как могла поцеловать такая маленькая женщина, как она. Святая простота! Признаться, я опешил, но не растерялся — быстро метнул свой бокал (он упал на пол и разбился вдребезги), и, подхватив Рослин на руки, продолжая ее целовать, выбежал с ней в ночной сад около особняка.

Повалившись с ней в каких-то кустах, я начал быстро сбрасывать с себя пиджак и дурацкий галстук. Последний как раз подвел меня. Он никак не хотел развязываться, узел был завязан так крепко, что моё горло ощущало по меньшей мере удавку. Я так отчаянно боролся с ним, что не заметил, как Рослин успела сесть и, придвинувшись ко мне ближе, стала помогать мне, при этом треснув меня по рукам, чтобы я позволил ей самостоятельно справиться с моим галстуком.

— Ну ты и накрутил здесь узлов, — заулыбалась она, тихо хихикая над моим неловким положением.

Развратница… она сидела передо мной в позе лотоса и аккуратно перебирала тонкими пальчиками ткань на этом шелковом галстуке.

И вдруг меня прошиб холодный пот. Я посмотрел на ее лицо протрезвленным взглядом — настолько ясным и понятным, как никогда ранее. Я внезапно понял, что чувствую нечто непонятное к этой маленькой бестии. Нечто большее, нежели желание просто трахнуть ее прямо сейчас, в кустах на этой лужайке. Меня осенило, что она этого бы и не допустила. Я бы все равно ее так просто не трахнул. Она дразнила меня или просто смеялась надо мной, как и над остальными гостями мужского пола, которые жадно бросали на нее свои грязные слюни. Она так просто защищалась — своим равнодушием она показывала мужчинам свое пренебрежение к ним, похотливым самцам.

— Ну вот и все, — она поднялась на ноги и вручила мне галстук. — Больше не завязывай его так крепко, иначе удавишься в следующий раз.

Я поднял на нее вопросительный взгляд:

— Как ты это делаешь?!

— Очень просто, ловкость пальцев… К тому же, твои пальцы… Они же огромные и суетливые. Здесь главный враг — спешка.

— Я не об этом. Как ты это делаешь: заставляешь мужчин понять, что они похожи на похотливых баранов в надежде на долгожданный трах?!

— Ха-а… — она засмеялась. — Знаешь, Манфредо, не все это понимают с первого раза, как ты. Большинство продолжают предлагать свой член как ни в чем не бывало. Так трудно бывает с тупицами, приходится действовать по-другому.

— И как же? — я поравнялся с ней, засунув наспех галстук в карман брюк.

— Хороший удар между ног чаще всего освежает и отрезвляет.

— Ну надо же, — теперь уже я засмеялся. — Кто же тебя научил этому?

— Джо, — Рослин отряхнула свой джинсовый комбинезон и предложила пройтись, махнув мне рукой. — Он был хорошим братом. Выручал всегда, а теперь моего защитника не стало.

— Он ничего мне не рассказывал о тебе. Почему?

— Потому что я так просила. Знаешь, мне непросто живется с тех пор, как миру стало известно, что у их обожаемой поп-дивы, оказывается, есть ребенок — да еще и дочь. От меня ждут очень многого, в частности, что я пойду по ее стопам — стану актрисой, певицей… Но это не мое.

— Так ты прячешься… — я посмотрел ей в глаза и заметил мимолетную печаль. Впервые за всё то время, прошедшей с нашей первой встречи, она показала мне свои эмоции.

— Стараюсь, но мой давний университетский друг подпортил мою конспирацию.

— И как же?

— Ромео учится на два курса старше меня в художественной студии, и он должен был сделать свою экзаменационную фотосъемку. Попросил ему попозировать, дал тему и предположительные инструкции — какие образы я должна изобразить, передать настроение. Так вот, материал мы отработали, получилось хорошо, и я вздохнула, решив, что это закончилось. Как оказалось, это было только началом — он отпечатал полотна, защитился, и, на мою беду, на защите присутствовал один из собственников выставочной галереи нашего города. Ему понравились работы Ромео, и он предложил разместить их в галерее, естественно, за хорошую сумму. И как ты думаешь, Манфредо, что было дальше?

— Работы имели успех?..

— О-о, еще какой! Меня стали узнавать на улице, а журналисты пронюхали, что я — та самая дочь поп-дивы, и теперь эти снимки еще и не сходят с таблоидов! Вот уж удружил, Ромео! Защитился на славу! А я теперь на нашей студии — персона номер один по сплетням и слухам! Я не могу спокойно работать над съемками, потому что на меня постоянно обращают внимания и оценивают мои работы не объективно, как мне кажется.

— Ты тоже изучаешь фотографию?..

— Да… моя тема — репортажи и ещё неформатный портрет.

— Хотел бы я взглянуть на эту выставку, ты меня заинтриговала.

— Расслабься, я там одетая. Там просто я, зелёное поле и белый балдахин…

— Все равно интригует. Знаешь, ведь говорят: от судьбы не уйти… это касается тебя и славы. Может, она тоже твоя судьба?

— Нет-нет, — она решительно замотала головой. — Я никогда не хотела того, чего желала моя мать. Я просто Рослин Мэй, дочь своего отца, которая гордится своими итальянскими корнями.

— Ты не просто Рослин Мэй. Ты будешь моей женой, ты знаешь?..

Она растянулась в улыбке, а потом и вовсе рассмеялась во весь голос. Тогда я убедился в своих чувствах. Вот же она — настоящая Рослин, которая скрывается за маской славы своей идиотки-матери — матери, которая не только бросила пятилетнюю дочь, покончив с собой, но и не оставляет ее даже после смерти.

С тех пор я зауважал мысли этой пикколетты** — она боялась казаться такой же доступной и красивой, какой была ее мать. Она стала моим вожделением… Моя дивная Роси.

_{* Maledizione ( итал. проклятие, черт побери)}

_{** Piccoletta ( итал. малышка)}