Настенька. Книга вторая. Кровавая княжна

Элина Лунева, 2023

ЧЕРНОВИК!!! Это вторая книга дилогии "Настенька".Главная героиня этого романа в свои тридцать пять лет, казалось, имела всё для счастливой жизни: яркую внешность, уверенность в себе, образование, прекрасную работу, удачно складывающуюся карьеру, деньги и успех. Но, увы, в её жизни не было счастья. Ни надежного мужчины, ни друзей, ни детей, ни семьи она не нажила. Осознание того, что время и возможности упущены, а свою такую короткую жизнь она прожила не так, как хотелось бы, пришло уже слишком поздно, когда очнувшись в новом теле юной пятнадцатилетней девушки, она поняла, что та прошлая жизнь безвозвратно потеряна, и изменилась не только она сама, но и мир вокруг стал совершенно другим.

Глава 6

Настя

Каждый новый день превратился для меня в день сурка. Одно и то же изо дня в день. Те же люди, те же разговоры. Примелькавшиеся лица девушек, бабок, нянек, тёток, даже лица караульных стражей и те осточертели мне до тошноты.

— Маша, Глаша! — крикнула я, и из соседней комнаты тут же с поклоном появились сёстры Медведевы, — Одеваться.

— На прогулку изволите, княгиничка? — робко поинтересовалась Глафира Медведева, — Я сейчас боярыню Троекурову предупрежу.

Боярыня Троекурова, она же Сирафима Андреевна, являлась одной из двух моих надсмотрщиц, что приставила ко мне княгиня ещё в первый день моего здесь пребывания. Вторая конвоирша была ей родной сестрой, Аполинария Андреевна Репина. Обе сестры в своё время рано вышли замуж, и как-то так получилось, что обе рано овдовели. И теперь охотно служили нынешней княгине Евдокии.

И как бы я ни пыталась избавиться от их навязчивой опеки, или правильнее сказать надсмотром, у меня этого никак не получалось. Ну не убивать же их, в самом деле.

— Не надо никого предупреждать, — остановила я Глашеньку.

Меньше всего мне хотелось видеть постную физиономию этой ненавистной тётки. Но…

— Прогуляться собираетесь, государыня-княжна? — словно чёрт из табакерки выскочила из-за угла одна из моих надсмотрщиц, боярыня Троекурова. Это с её-то комплекцией, вот тетка даёт.

Я еле сдержала вздох разочарования, как же мне хотелось послать её куда подальше, но вовремя сдержалась.

— Да, вот хочу в город прогуляться.

Бесстрастная маска на лице Троекуровой треснула, и она в удивлении выпучила на меня глаза.

— Как это в город? Самой? Зачем?

— Прогуляться хочу, на город и людей посмотреть, — я про себя хмыкнула, увидев подлинные эмоции у этой непрошибаемой тётки.

— Невместно! — вдруг категорически заявила она мне, — Не положено молодой княжне, как девке простоволосой, на показ себя выставлять.

Она щелкнула пальцами, и двое караульных возле моих дверей скрестили свои бердыши. Стальные лезвия опасливо звякнули.

Это что ещё такое? Я даже опешила. Повернувшись к своим девушкам, я заметила, как те испуганно и пристыжено опустили взгляд в пол.

— Немедленно пропустите, — ледяным тоном произнесла я караульным. Те переглянулись между собой, бросили на меня виноватый взгляд, но бердыши не опустили.

— У нас приказ, княгиничка, не гневайтесь, — тихо произнес один из них, кивая в след удаляющейся боярыне Троекуровой.

— Я княжна! — воскликнула я, — Как смеешь ты мне перечить?!

Раздражение во мне перерастало в ярость, и воздух вокруг меня ощутимо посвежел.

Караульный лишь пожал плечами:

— Троекурова княгине служит, на всё воля её. Так что не гневайся. Мне моя голова дорога, чтобы поперек её воли идти.

Вот значит как?! Получается, сама княгиня решила сделать из меня затворницу, приставив ко мне тюремщицу. Ну погодите, этого я не забуду.

— Княжича видеть желаю! — снова двинулась я к выходу из покоев, — Немедленно пропустите.

— Не велено! — тут же получила я ответ от всё тех же караульных, и лезвия бердышей снова скрестились, загораживая мне путь.

— Тогда позовите пресветлого сюда, — стараясь сохранить самообладание и достоинство, уверенно произнесла я.

— Не велено, — снова услышала я в ответ.

— Как это не велено? Кем не велено? Почему? Да я вас..! Я всех..! Вы у меня…! — почти захлёбывалась яростью я.

Караульный только удрученно покачал головой.

— Не гневайтесь, княгиничка, — тихо проговорил он мне, — Не по своей же мы воле, приказ у нас.

— Да и нет в кремле пресветлого, — тихо и как-то доверительно прошептал мне его напарник, — Сказывают, на охоту поехал в дальние угодья. А это почитай дня на три, не меньше.

Три дня?! Я от досады скрипнула зубами.

Мне, конечно, ничего не стоило убрать это препятствие в виде двух служивых у моих дверей. Но делать я этого не стала. Бросив последний сердитый взгляд на них, я обернулась к своим девушкам, что столпились в углу возле образов.

— Не огорчайтесь, княгиничка, — прошептала мне Маша, — Мы знаем, как вам из терема выйти.

— В церковь на службу попроситесь, — подмигнула мне её сестра, Глашенька.

Вот умницы девочки! И как я сама не догадалась?

***

В храм меня сопровождала боярыня Троекурова. Ну как же без неё? Поэтому схитрить мне не удалось и пришлось действительно направиться к храму, что находился на территории кремля, практически рядом с главным теремом и красным крыльцом.

Служба уже закончилась, и вышедшие из дверей церкви люди удивленно окинули меня заинтересованными взглядами.

— Здесь подождите, — безапелляционно проговорила я всей своей многочисленной свите из бабок, девушек и служивых, — Одна пойду.

Я медленно ступила на деревянный пол церкви, оглядываясь по сторонам. Храм был пуст, так как службы уже все давно закончились, и поэтому я смогла без стеснения рассмотреть всё вокруг более детально, нежели в прошлый раз, когда нас с княжичем здесь венчали. По меркам двадцать первого века церковь была небольшой, деревянной и неказистой, ну во всяком случае на мой взгляд. Мне ещё ни разу не доводилось бывать в подобных деревянных храмах, при прошлой жизни я была в нескольких больших каменных соборах с богато украшенными алтарями, красивыми фресками и иконами в дорогих золоченых окладах. Тут же… Одним словом, всё было совсем не так. Темное помещение храма с небольшими оконцами и мутными витражами в них было тускло освещено свечами в простых медных подсвечниках. Тяжелый запах ладана и воска в буквальном смысле заставлял поморщиться, а глаза заслезиться.

Попривыкнув к полумраку храма, мои глаза принялись рассматривать суровые облики святых, что взирали на меня с икон и образов. Пройдя дальше, я остановилась возле большого креста с распятым на нем спасителем, потом посмотрела на скромный аналой, на котором лежала большая книга с толстенными желто-коричневыми страницами, а потом задержалась возле иконы Бога-матери.

Я внимательно рассматривала её облик, а она словно смотрела на меня в ответ. И было в этом взгляде что-то такое…, что-то укоризненное. Мне даже в какой-то момент показалось, будто брови её неодобрительно сдвинулись, а во взгляде промелькнуло осуждение.

Тихие звуки шагов заставили меня непроизвольно вздрогнуть.

— Ну, здравствую, княгиничка Настасья…, как по батюшке тебя?

— Фёдоровна, — ответила я, припоминая, как звали отца Насти Прохоровой.

На пороге храма стоял священник в темной монашеской рясе. Он уже разоблачился от риз и прочих атрибутов, в которых священнослужители обычно проводят службы и обряды, и теперь был скромно одет в чёрное одеяние и с таким же черным покровом на голове.

— Настасья Фёдоровна, значит, — улыбнулся мужчина среднего возраста, с окладистой тёмной бородой, в которой яркими прядями выделялась благородная седина. Во всяком случае, мне показалось, что ему не более сорока пяти лет. Хотя конечно, для этой эпохи, сей возраст был уже довольно почтенным, или даже пожилым. А уж все те, кому перевалило за пятый десяток, и подавно считались стариками. Смертность в эти времена была чудовищной.

— Простите, — замялась я, не зная как к нему обратиться, — Не знаю вашего имени и отчества.

— Архиерей Митрофан, — снисходительно улыбнулся мужчина, протягивая свою ладонь, видимо, для благословения, — Или по-простому владыка.

— Приятно познакомится, — проговорила я, игнорируя жест священника, вызывая у того недоумённый взгляд.

— Помолиться пришла? — поинтересовался священник, видя моё замешательство, — Али по какому другому вопросу?

Проницательный взгляд мужчины вперился в моё лицо. А мне же стало не по себе. Вот зачем пришла? Не место мне здесь, ох совсем не место. А если он меня сейчас на исповедь поведёт? Хотя нет, не станет, исповедуют только по своему искреннему желанию. А я же такого желания не имела от слова «совсем».

После затянувшейся паузы владыка разочарованно вздохнул, а затем произнёс:

— Про исповедь даже заикаться не буду. Если не хочешь душу свою облегчить, то принуждать не стану. Но ежели не за молитвой в храм пришла, то может просьба какая есть?

— Да нет, — виновато потупилась я, — Я пришла на храм посмотреть, в прошлый раз рассмотреть не получилось.

— Так ты бы почаще захаживала, — укоризненно посмотрел на меня мужчина, а затем вдруг смягчился, — Пойдём, снаружи побеседуем.

Выйдя на улицу, из моей груди непроизвольно вырвался вздох облегчения, а владыка заботливо предложил мне свой локоть. Мой конвой ожидал меня там же, где я его и оставила, лишь у девушек были взволнованные лица. Боярыня же Троекурова, недовольно поджав губы, решительно двинулась нам на встречу, но властный жест владыки осадил пыл моей ненавистной надзирательницы.

— Оставь нас, — непреклонным тоном произнёс он ей, когда та хотела было что-то сказать, — Мы с Настасьей Фёдоровной прогуляемся, да побеседуем.

Архиерей довольно бодрым шагом провёл меня вокруг храма, где с задней его части располагался небольшой сад с пышными деревьями и кустарниками. Опустившись на простую деревянную скамью, мы просто сидели и молчали.

Я смотрела на чистое голубое небо, наслаждалась теплым летним ветерком и слушала щебет птиц в кронах деревьев, а священник просто сидел и думал о чём-то о своём.

— Я раньше видел таких, как ты, — неожиданно прервал владыка затянувшееся молчание.

— Таких, как я? — удивленно подняла я на него свой взгляд и встретилась с серьёзными светло-карими глазами, в которых горел ум, проницательность и… снисхождение.

— Да, язычников, — пояснил он, и я еле удержала вздох облегчения.

Мы помолчали снова. А что я могла сказать? Ведь он прав, правда только отчасти.

— Скажи мне правду, княгиничка, будет ли от тебя беда? — взгляд священника изменился и стал цепким и внимательным. Он настороженно вглядывался в моё лицо, словно заглядывал в самую душу.

— Нет, не будет, — тихо произнесла я.

— Не спеши с ответом, подумай хорошенько, ведь от этого ответа зависит многое. Твоя жизнь, моя, жизнь молодого княжича, а возможно и всего княжества. Вера православная ещё не слишком крепка в душах людских. Соблазнов много вокруг. Люди ещё помнят языческих богов, а кое-где ещё теплятся их капища.

Владыка прервался ненадолго, дав мне время осмыслить им сказанное.

— Ты с молодым князем повенчана перед богом и людьми. Но ежели Господь наш всемилостивый сразу не изгнал тебя из храма своего, то и мне, простому смертному, то невместно. Значит надо так, а мне смириться надобно, на всё воля Божья, а она мне не ведома.

От каждого, произнесенного им слова по моей спине пробегался холодок. Разговор принял настолько неприятный для меня оборот, что я просто не находила слов, чтобы что-то ответить или возразить. А если сказать было нечего, то оставалось многозначительно молчать.

— Ты, видимо, не поняла ещё всей серьёзности своего положения, — тяжело вздохнув, произнёс владыка, — Ты — жена будущего правителя. От тебя теперь зависит многое, в том числе и его жизнь. А ежели ты супротив веры пойдешь, да ещё и княжий род настраивать станешь, то в государстве раскол произойти может. Государство и люди в нём сильны любовью к земле своей, родине, да верой единой. А раскол веры может обернуться расколом в государстве, в умах и душах людей. А это сродни мору. Так-то.

— Я княжича ни на что не настраиваю, — тихо прошептала я, ошарашенная серьезностью разговора.

— Однако, и не отрицаешь сути своей языческой, — покачала он головой, — А ежели завтра молодой князь, на тебя глядючи, супротив веры пойдет? А за ним и другие?

— Что вы от меня хотите? — не выдержала я его давления, — Скажите прямо.

— Хочу, чтобы пообещала ты, что настраивать супротив веры истинной православной никого не станешь, храмы, молельни и капища возводить не будешь, язычество в души людские не вернёшь.

Он смотрел на меня долго и внимательно, жадно вглядываясь в малейшие изменения выражения моего лица, стараясь уловить признаки лжи или неискренности.

— Я… не собиралась, — тихо произнесла я, а потом уже более уверенно добавила, — Обещаю, что никого настраивать не стану, а уж обращать в язычество и подавно. Но только и вы тогда уж мне пообещайте, что гонений в мой адрес не будет.

— Вот и хорошо, вот и договорились, — облегченно вздохнул владыка и положил свою теплую ладонь поверх моей ледяной руки, тут же меняя тему разговора, — А теперь расскажи мне, ты, сказывают, травы знаешь? А грамоте обучена?

Дальше разговор перетёк на мирские темы, хоть я и чувствовала, что мужчина деликатно и всесторонне меня прощупывает. Где росла, чем жила, что делала после смерти родичей и тому подобное. Он и сам охотно рассказывал о себе и своих, как выяснилось, обширных познаниях и биографии, но постоянно и ненавязчиво возвращался ко мне, как бы аккуратно интересуясь моим мнением и взглядами на те или иные вещи или вопросы. И если бы мне было шестнадцать, то я бы уже давно посыпалась, но учитывая мой возраст в прошлой жизни, то мне уже стукнуло тридцать шесть, поэтому я была стреляным воробьём, которого на мякине не проведёшь.

— Интересно рассуждаешь, — подытожил владыка наш разговор, — Чудно немного, но интересно. Я даже боюсь спрашивать, откуда у шестнадцатилетней девы такое миропознание и жизненная мудрость.

Сочтя вопрос риторическим, я молча пожала плечами.

— Ну, княгиничка, благодарю за общение, — поднялся он со скамьи, — Будет время, захаживай. Всегда рад буду. И если вдруг тебе помощь моя понадобится, то знай, что мои двери открыты.

В терем возвращалась выжитая, словно лимон.