Настенька. Книга вторая. Кровавая княжна

Элина Лунева, 2023

ЧЕРНОВИК!!! Это вторая книга дилогии "Настенька".Главная героиня этого романа в свои тридцать пять лет, казалось, имела всё для счастливой жизни: яркую внешность, уверенность в себе, образование, прекрасную работу, удачно складывающуюся карьеру, деньги и успех. Но, увы, в её жизни не было счастья. Ни надежного мужчины, ни друзей, ни детей, ни семьи она не нажила. Осознание того, что время и возможности упущены, а свою такую короткую жизнь она прожила не так, как хотелось бы, пришло уже слишком поздно, когда очнувшись в новом теле юной пятнадцатилетней девушки, она поняла, что та прошлая жизнь безвозвратно потеряна, и изменилась не только она сама, но и мир вокруг стал совершенно другим.

Глава 5

Мария

Увы, слухи о том, что молодую княжну попытались отравить, пресечь не удалось. Как только бездыханное тело несчастной несостоявшейся убийцы вынесли из покоев, тут же в тереме поднялась настоящая суматоха. Как? Когда? Кто осмелился?

Узнав о случившемся, княжич лютовал.

— Истинный бог, — клялась ему моя сестра Глаша, а я, Соня и Лужка согласно кивали и крестились, — Не знали мы, что отрава в киселе. Ведать не ведали. И ежели бы Дуняша случайно его не выпила, то быть бы нашей княгиничке тогда мёртвой. А так, бог отвёл, хоть и Дуняшу забрал.

Мы все одновременно перекрестились и принялись завывать, имитируя плач. Никто из нас и словом не обмолвился о том, что же действительно произошло в покоях молодой княжны. Мы даже взглянуть на неё боялись. Я только заметила, как сильно дрожали руки у Глаши, как испуганно косились на княгиничку Соня и Лужка.

А в это время княжна с равнодушным видом сидела на стуле и смотрела, как её молодой супруг допрашивал нас, сенных девушек. Словно это не она собственноручно буквально час назад заставила выпить отраву несчастную Дуняшу.

Княжич же её спокойствия не разделял. Он рвал и метал, сетуя то на нас, сенных девиц, то на теремных баб, что не доглядели, то на кухонных работников. Влетело и служивым людям, что стояли в карауле у покоев княжны, хотя те вообще никакого отношения к произошедшему иметь не могли.

— Уймись, княже, — наконец решила вмешаться княжна, осаждая яростный пыл мужа, с которым он продолжал распекать всех и вся, — Я жива, слава богу. А отравителя поди уж и след простыл. Где ж теперь его сыщешь? Ты лучше подумай, кому я так не к сердцу пришлась, что на подобное осмелился?

Княжич застыл в раздумьях, а потом, обернувшись к одному из своих ближников, произнёс:

— Подле неё теперь неотлучно будешь.

Ближник княжича, Ивор Погодин, хотел было что-то возразить, но увидев решительный взгляд молодого князя, передумал, а затем согласно кивнул.

Я же про себя отметила, с какой настороженностью молодой вой посмотрел на княжну. Да и я сама уже во сто крат переменила мнение об этой странной девушке, что стала супругой самому пресветлому княжичу Данияру.

Сначала, когда нас с сестрой призвали прислуживать новоявленной молодой княгиничке, я сильно удивилась. Не по чину нам, бесприданным, обедневшим, хоть и довольно родовитым, но впавшим в немилость у князя, прислуживать самой княжне. Неужто не нашлось никого, кто захотел бы быть поближе к княжьему столу, да трону?

Но когда я впервые увидела невесту князя, то поняла, что это была не милость, а унижение тех, кто не пришёлся ко двору боярской знати. Что могло быть оскорбительнее, чем двум дочерям боярина Медведева, бывшего стольника самого князя, прислуживать крестьянке худородной? Сейчас отец в опале у князя, и каждый норовит ткнуть побольнее, если не его самого, так дочерей его. Вот и ткнули, приказав прислуживать безродной.

Хоть она и не была рабыней, но всё же… Княжич мог выбрать любую из множества боярских или богатых купеческих родов. А выбрал… крестьянку. Глаша утверждала, что это всего-навсего взбалмошная прихоть молодого князька. Якобы, вздумалось ему, а поперек слова никто не говорит, вот он и тешится. Забаву себе привёз. Но ничего, скоро наиграется, да успокоится. Остепенится, а там ему и другую жёнушку подберут, по чину, так сказать, не чета этой худородной. А то, что венчаны в церкви, так то не беда. Монастырей в княжестве с избытком, отвезут на постриг, да и запрут до конца дней. Ну а если в монастырь заупрямится, то отравят или подсобят, чтобы родами в горячке вместе с приплодом преставилась. Дело обыкновенное, бабье.

Мне было жаль несчастную. Молодая совсем девочка, моя ровесница, годков пятнадцати — шестнадцати, не более. Разве виновата она, что княжичу приглянулась? Эх, и года не пройдет, как сгинет. Нет, не приживется она в хоромах этих княжеских. Наиграется скоро княжич со своей забавою. Эх, жаль девку.

Ещё большую жалость вызывал внешний вид девушки. Худая, бледная, с ещё совсем детским личиком, она с каким-то отстранённым смирением безучастно смотрела на всё вокруг происходящее. Казалось бы, ей бы радоваться, ведь княжич из грязи её поднял, до себя допустил, княжной сделал. А она, словно и не рада вовсе. А во взгляде тоска и обречённость.

— Это ж надо, — тихо прошептала мне Глаша, оглядывая девушку, её бедный сарафан и стоптанные сапожки. А когда она посмотрела ей в лицо, то не удержалась и покачала головой, — Ты только глянь! Словно на казнь девку привели. Того гляди преставится.

Но когда в покои княжны зашла смотрительница… От одного воспоминания мороз по коже. Как княжна на неё зыркнула. В миг в лице переменилась, словно другой человек перед нами был. Смотрительница аж руки отдернула, да затряслась вся. До сих пор не по себе от взгляда этого. С того момента я поняла, что девушка эта не так проста, как на первый взгляд казалось. Что-то было неуловимо пугающее в этих холодных синих глаза, в этом выражении лица, в этом повелительном взгляде и голосе, от которого волосы на теле вставали дыбом.

А спустя несколько дней, мы с сестрой уверились, что сам Бог послал нас в услужение молодой княжне. Что ждало нас дома? Бедность и угасание в монастыре, либо брак с второсортным купчиной, вот что. Кто из знатных бояр возьмёт в жены бесприданницу? Да, красота и молодость били при нас с Глашей, но ими сундуки с приданым не наполнишь, земли в угодья не скроишь. Так-то.

Но теперь у нас был шанс. Маленький такой, почти ничтожный, но шанс. С такой-то княжной…

Мы с Глашей быстро смекнули, что выгодно нам, чтобы княгиничка эта подольше возле князя задержалась. Видели мы, как княжич наш смотрел на неё, надышаться не мог. Тут-то мы и поняли, не забаву он себе привез, а жену. Вот только проблема заключалась в том, то он-то ей вовсе не мил оказался. Не по сердцу он ей, так сказать. Но то не беда, как говорится, стерпится — слюбится. Подождем, увидим. А мы уж подсобим, чтобы у молодых всё сладилось. Княжна довольна будет, так и нас не обидит, сама говорила, что за хорошую службу наградит. А мы уж с Глашенькой расстараемся на славу, шанса своего не упустим.

Но на словах и в мыслях представлялось всё просто, а вот на деле, куда как сложнее оказалось. Разругались молодые ещё в первую свою брачную ночь знатно. Уж не знаю, что тому виной, но погром в опочивальне был тому подтверждением. Да и в последующие несколько дней княжич в спальню к своей молодой жене больше не захаживал. Но мы надежды не теряли, так как видели, что она для него — не мимолётное увлечение, не забава. Оставалось ждать, да молиться, что мы в общем-то и делали. А ещё присматривались к своей новой госпоже, от которой теперь и наши жизни зависели.

За эти дни мы уже хорошо рассмотрели юную княжну и окончательно уверились, что первое впечатление обманчиво. Нет, чумазой крестьянкой она не была, хотя конечно таковой являлась и жила в деревне, но по сути своей в ней боярского или даже княжеского было больше, чем во всех нас вместе взятых. Уверенная речь, смелый умный взгляд, характер опять-таки. Правда говорит как-то странно, но правильно. Вот вроде бы всё тоже самое, но звучит чудно как-то, заумно что ли. Вопросы умные задаёт, ничего лишнего или глупого не скажет, каждое слово выверенное и обдуманное. Видно сразу, что знает много всего разного, но в то же время и не знает словно ничего. Простых вещей будто бы не ведает, зачем те или иные предметы, что можно, а что нельзя. Словно из дикого леса, порядков не знает. Удивляется всему так искренне…

Но было в ней что-то такое… неправильное.

За детским красивым личиком и хрупкой фигуркой скрывалось что-то странно-пугающее. Её холодный до судорог пробирающий взгляд этих пронзительно-синих глаз словно заглядывал в душу. Казалось, что она видела каждую из нас насквозь. Я даже рот раскрыла, как она осадила и прогнала дочь боярина Лихачёва, указав на её безграмотность. Умная, расчётливая, холоднокровная, она и бровью не повела, когда поняла, что её пытались отравить. Вместо того, чтобы кричать и плакать от страха и смятения, она с удивительным спокойствием и безжалостностью приказала Дуняше выпить свою отраву.

Это было страшно.

А ещё мы начали подмечать странные мелочи. Княжна не читала молитв, не крестилась, на службу не ходила. И этот её пугающий сундук с травами и книгой…

— Вот вы мне не верите, — по обыкновению сплетничала Лужка, когда мы оставались вчетвером в своей девичьей светёлке, — А я вам говорю, что княгиничка наша — ведьма.

Глаша от таких слов только фыркнула:

— Говорят, она в своей деревне травницей была, и только. Так что не придумывай того, чего нет.

— А тебе-то откуда то ведомо? — с подозрением посмотрела Лукерья на Глашу.

— Рагдай сказывал, ну тот княжий ближник, что с ним неотлучно ходит, — засмущалась сестра, а затем продолжила, — Сказывал, что княгиничка наша сиротой в деревне жила, травы сушила, людей лечила.

— Никак, язычница? — предположила Сонька, а потом нахмурилась, — Не, быть не может. Хотя…

Я же решила пресечь дальнейшие сплетни:

— А даже если и так, то что это меняет? — с вызовом посмотрела я на обеих подруг, — Вы что, побежите сразу княгине докладывать?

Девушки осеклись и опустили глаза в пол, а я продолжила:

— Ты, Лукерья, видимо запамятовала, что отец твой, как и наш, в немилости у князя уж поди как лет десять. Только чудом голову на плечах сохранил. И сидеть бы тебе сейчас подле него в нищете, да в прозябании. А ты нынче тут, княжне служишь, в богатом тереме живешь, да с княжьего стола ешь, — сердито выговорила я ей, а затем перевела свой яростный взгляд на Софью Ильину — дочь одного из богатейших купцов, — Ну а ты, Сонька, хоть и с полными сундуками приданого, но отец твой — всего лишь купчик и из рабов вышел. В своё время он на конюшне у князя служил, да волю выслужил и уж потом поднялся. Ты своим богатством себе новое имя не купишь, и род благородным не сделаешь. Кто такую в снохи возьмёт? А тут в кремле, да при княжне, всякое случится может.

— Сестра дела говорит, — согласилась со мной Глаша, — Послужим княжне, глядишь, и свои судьбы поменяем.

— Уж больно она на расправу быстра, — поёжилась Лукерья, — Страшно мне как-то.

— А я вот всё спросить хотела, — снова подала голос Софья, — Неужто вам дочерям боярским не претит худородной прислуживать? Я-то ладно, из простых вышла, хоть и с приданным, но вы-то обе Медведевы, а Лужка вообще Антипова, её отец когда-то первым стольником у князя служил.

— Надо будет, и ноги целовать ей стану, — уверенно произнесла Глаша, — Но в монастырскую келью на хлеб и воду не пойду.

— А я за тех женихов, что батюшка нам сватает, и подавно, — согласно кивнула я сестре, — Глядите, девки, в оба. Выслужимся перед княжной, так сами себе женихов выберем. Там уж и родичи нам будут не указ.

На том и порешили.