Взрослые игры

Тереза Тотен, 2016

Жесткие законы выживания закрытой школы. Кейт пытается притворяться «своей», рассчитывая вызвать интерес богатых наследниц. Похожая на «барби», Оливия становится ее очередным «орудием» и средством подняться выше по социальной лестнице. Пока сама Оливия не становится жертвой другого «хищника».

18 сентября, пятница

Оливия

Покачивая головой, Оливия прижимала к уху телефон.

— Нет, папа. Все хорошо. Более чем хорошо, правда. Совсем как ты говорил.

Она расхаживала по модному, утопленному в пол, пространству гостиной. Когда это перестало успокаивать, поднялась в столовую, обошла стол из нержавеющей стали, свернула к библиотеке и, в конце концов, заглянула в каждую из четырех спален, все это время стараясь держаться подальше от кухни, где Анка гремела кастрюлями и проклинала кухонную технику от «Квизинарт».^[2]

— За всю неделю ничего не случилось. Правильно, что мы решили не переводиться. — Оливия снова вернулась в гостиную. — Нет, учителя не стали поднимать шум и в лучших традициях Вэйверли дали понять, что сделают все, что будет нужно.

Девушка уже совсем было собралась устроиться в плюшевом низком кресле, как вдруг выпрямилась и опять принялась расхаживать по комнате.

— Ну, как я и предполагала, с углубленным английским будет напряженно, потому что у меня опять мисс Хорнбэк. Слава богу, я уже прочла пьесу Олби и Кормака Маккарти. Но, возможно, мне понадобится репетитор, чтобы закрепиться на уровне заслуженных стипендиатов… Ты не против?

Где же эта книга Маккарти? Девушка вошла к себе в комнату, однако сразу забыла зачем, и снова вышла.

— Нет, на математике и физике я могу отвечать не задумываясь, ты же знаешь. — Теперь она находилась в спальне отца. Гладкий темный дуб и шерстяная обивка разных оттенков серого и бежевого дарили ощущение покоя. Ей это нравилось. Она любила эту комнату. У набросков Модильяни и Караваджо, разместившихся на темно-серых, обтянутых тканью стенах, сияла мягкая маслянисто-золотая подсветка, согревая комнату и создавая ауру безопасности — вроде той, что исходит от ее отца.

— Нет, никуда. Я уже с головой в работе. Понадобятся все выходные, чтобы это разгрести. Да. — Оливия кивнула. — Надо разогнаться.

В остальной части пентхауса главенствовало непостижимое современное бразильское искусство в сочетании с древними китайскими скульптурами. Создавалось впечатление, будто эту коллекцию тщательно собирали, и так оно, конечно, и было. Это сделала жена номер два. Но здесь, в этом раю, ее отец более всего вернулся к искусству традиционному и к самому себе.

— Нет, просто теперь каждую среду. Я говорила тебе вчера. — Девушка почти застонала. — Да, по-прежнему в пять пятнадцать. Слушай, это было предложение доктора Тэмблина. Он настроен более чем оптимистично. — Оливия поймала свое отражение в зеркале и отвернулась. — Конечно, да. Ты в любой момент можешь спросить у него. Я больше не стану отказываться от лекарств. Урок вполне усвоен. — Она стиснула телефон так крепко, что на ладони остался глубокий след. — Обещаю, никогда. Может, хватит об этом? У меня все хорошо, у нас все хорошо. Кроме того, здесь Анка, и она следит за мной как коршун. Так что давай, просто заверши все эти крупные международные сделки, чтобы нам хватило на оплату электричества в нашем дворце. — Оливия улыбалась, но чувствовала, как груз его беспокойства давит на нее.

— Знаешь, — она опустилась на безупречную кровать, но сразу же встала, — все были милы со мной.

Который сейчас час? В животе заурчало. Ни Модильяни, ни вся эта серая обивка больше не успокаивали. Оливия снова принялась расхаживать по дому. В гостиную, потом к окнам от пола до потолка, тянувшимся вдоль всего пентхауса. Вид из окон завораживал: простор Центрального парка и манящие огни далекой «Дакоты»^[3] — Нью-Йорк у ее ног. Девушка почувствовала, как тревога постепенно отступает.

— Я почти никого не знаю из девочек, папа. В прошлом году они были в предпоследнем классе, младше на целый год, а прошлый год был… ну, это был прошлый год. Но они были милыми.

Были ли? Наверняка ходят слухи… Хотя какое это имеет значение?

— Да ладно, пап, это же Вэйверли. Тут у каждого свой мозгоправ на быстрой кнопке. — Небо сменило шелковистый фиолетовый наряд на строгий черный. — Уверена, я найду подругу. А если нет, это всего лишь на год, верно?

Больше всего ей нравилось чернильно-черное небо. Всегда нравилось. Оно успокаивало.

— Нет, я этого не говорила. Конечно, я найду друзей. Слушай, тебе обязательно оставаться в Чикаго до того, как ты улетишь в Сингапур? — Ей приходилось прикладывать усилия, чтобы сосредоточиться. — В воскресенье? Отлично, пап! Анка знает? Хорошо, я скажу ей. Нет, я бы лучше сходила в нашу любимую кафешку. Я позвоню.

Оливия снова вернулась к креслу.

— В половине восьмого нормально? — В желудке пульсировала пена. Однажды Оливия описала эту пену как нечто розовое, смесь теплой крови и слюны. — Да. Нет, будет здорово, пап. Жду с нетерпением.

Доктор Тэмблин сказал, что лекарства в конце концов помогут и от этого. Еще он сказал, что Оливия обязательно должна принимать их вовремя.

— Конечно. Хватит, пап… Со мной все будет в порядке. Я тоже тебя люблю. — Девушка положила трубку. На этот раз она опустилась в кресло.

И стала ждать.

— Оливия? Вы больше не говорить по телефону с мистером Самнером? — Вытирая руки о передник, в гостиную вошла Анка. У домработницы была внушительная коллекция передников. — Разве не пора пить таблетки? Уже шесть тридцать. А надо шесть, нет? Принести воды? Оливия?

Девушка хотела сказать Анке, чтобы та отстала. Она сама знает свое расписание.

Но она кивнула, вздохнула и стала ждать, когда же почувствует что-нибудь. Что угодно.

Примечания

2

Дорогая марка кухонной техники.

3

Здание премиум-класса (построено в конце 19 в.), национальный исторический памятник, обрело наибольшую известность как место гибели Джона Леннона.