Умру вместе с тобой

Татьяна Степанова, 2019

Расследование нового запутанного и сложного дела приводит криминального обозревателя Пресс-центра ГУВД Екатерину Петровскую и ее друга Сергея Мещерского в музей Востока. Именно там работала Афия Бадьянова-Асанте, обнаруженная убитой на берегу озера. А за день до этого с моста прямо под колеса поезда прыгнула Алла Полозова. Правда, машинист утверждает, что никакого самоубийства не было, а женщину на пути толкнула неведомая сила. Эти два таких непохожих, казалось бы, дела сплетаются в одно, жертвы в котором растут с геометрической прогрессией. Все ниточки ведут в музей Востока, где проходит выставка африканского искусства. А главный экспонат – Черная голова из эбенового дерева с настоящими человеческими зубами – словно требует все новых и новых смертей…

Глава 4

Станция

Солнечногорск

Наши дни

Катя, Екатерина Петровская — криминальный обозреватель пресс-центра ГУВД Московской области — в это утро дала себе сто миллионов обещаний не опаздывать на работу. Ее ждала куча дел — брифинг руководства, а до него и после него ей предстояло написать информационные сообщения для новостных каналов, да и статьи о прошлых делах, былых расследованиях ждали с нетерпением своего часа. Так что она просто зашивалась и поклялась не опаздывать.

Одна нога здесь, другая там — Катя даже не успела дома позавтракать, вылетела пулей из квартиры, решив заскочить по пути в маленькое кафе, купить кофе с собой. Заскочила, заказала любимый с некоторых пор флэт уайт. И тут ее настиг звонок мобильного. Она подумала, что это ее начальник — шеф пресс-службы, решила, что он уже на месте и сейчас устроит ей разнос.

Однако она услышала совсем другой голос.

— Екатерина, здравствуйте, это Миронов.

— Володя?

Старшего лейтенанта Владимира Миронова Катя не слышала с тех самых пор, когда он еще служил в Красногорске. Они в те времена работали по памятному для Кати делу об отравлении животных в приютах, которое самым причудливым образом переплелось с делом Музея имени Пушкина и египетской коллекции. Позже они виделись только на совещаниях в Главке. Затем Володя перевелся в Солнечногорский УВД: он женился, и они с супругой, точнее, их родители купили им квартиру в Солнечногорске, где цены не в пример ниже красногорских. Миронов был у начальства на хорошем счету и, несмотря на молодость, получил в Солнечногорске должность замначальника уголовного розыска, о чем мечтал, потому что в Красногорске он работал сначала участковым, а затем в кадрах.

— Помните меня еще?

— Конечно! Как ваши дела?

— Ничего. Или как сажа бела. Екатерина, я тут вспоминал то наше прошлое дело^[1]. Вы ведь любите все такое небанальное, странное в криминале. Необычное. Загадочное.

— А что случилось? — Катя сразу насторожилась.

— У нас ЧП на станции, на железной дороге. Самоубийство, как транспортная полиция считает. Все произошло сегодня утром в пять часов. Я сейчас на станции — тут до сих пор… ну, сами понимаете. Эта самоубийца… в общем, я ее знаю, и у меня в голове не укладывается. И есть некоторые обстоятельства. Очень странные. Меня тут особо никто не слушает: у них же своя юрисдикция, у транспортников. А нашим в УВД вмешиваться тоже неохота. Я подумал о вас, вы же криминальный журналист. Я не выпускал вас из виду все это время, читал ваши репортажи и мечтал еще раз с вами поработать. Не сможете приехать прямо сейчас в Солнечногорск?

Катя колебалась лишь секунду. И ответила согласием.

— На станции затор, электрички отменили из-за ЧП, и я думаю, на Ленинградском шоссе из-за этого пробки. Езжайте по новой дороге. По скоростной. Как подъедете к станции, позвоните, я вас встречу. Я буду здесь.

Катя схватила кофе и помчалась на стоянку за своей машиной. Крошка «Мерседес»-смарт. Коробочка на колесиках. Уже выруливая со стоянки, она позвонила своему начальнику — шефу пресс-центра. Так и так… Помните то дело Пушкинского музея? Этот Миронов умница, смышленый, он зря ничего такого не скажет. Значит, там и правда что-то необычное. Возможно, интересное дело — сенсация!

— А брифинг? — простонал шеф пресс-службы.

— Ну, вы уж сами как-нибудь. У вас яркий талант к публичным выступлениям.

— Нельзя же бросать всю важную работу, если вдруг забрезжила какая-то… чушь! — Шеф пререкался, но неуверенно. — Этот опер годами о себе не давал знать, сама говоришь, а тут…

— Значит, тем более что-то интересное. — Катя ехала уже по Садовому кольцу. — Он не стал бы зря звонить. Вы же сами ворчали на летучке вчера: материалы скучные, дела банальные, бытовуха. Мы погрязли в рутине. Нужно что-то свежее, неординарное.

— Не лови меня на словах. Ладно, я разрешаю. Ты уже, наверное, и так на пути туда, насколько я тебя знаю. Но если там какая-то… чушь, — он повысил начальственный голос, — будешь работать сутками напролет без отдыха.

— А, ладно, — легкомысленно согласилась Катя. — Спасибо. Вы лучший в мире шеф. Мудрый и дальновидный.

Лесть — лучшее оружие в мире мужчин, где женщина — молодая и себе на уме — пытается пробить себе дорогу. А уж в мире полиции и прочих силовых структур лесть — это ключ от всех дверей.

Платная дорога от Москвы до Клина всегда наполняла Катю радостью. Не в смысле того, что надо платить за езду, а в смысле комфорта, скорости и полного отсутствия пробок. На подъезде к станции Подсолнечная она, однако, попала в затор, уже съехав с платного автобана. Видно, ЧП на железной дороге нарушило привычный ритм городка. Катя позвонила Владимиру Миронову. Через четверть часа он встретил ее у платформы, откуда отправлялись электрички на Москву. Катя приткнула машину на стоянку у станции. Ее охватил мандраж: самоубийство на железной дороге — это всегда страшно и кроваво.

— Тело уже увезли в морг, — с ходу успокоил ее Миронов. — Товарный поезд отогнали в тупик. Все достали, ну, то, что осталось. Но там же обрабатывать надо колеса и… Зрелище было то еще, я вам скажу.

Катя разглядывала его — возмужал старлей после женитьбы. Она помнила его хрупким, решительным, рыжеволосыми и с веснушками. Он носил форму участкового и лез на рожон в таком деле, которое вызывало у коллег лишь печальные усмешки. И оказался прав. А сейчас он был в штатском, в легкой пуховой куртке. Рыжие волосы его потускнели, появились залысины. Веснушки почти пропали. На носу сидели круглые модные очки. Ну, совсем не типаж удалого замначальника уголовного розыска. Скорее аккуратный дотошный банковский клерк.

— Что случилось? — Она включила украдкой свой диктофон в сумке.

— Вроде как самоубийство. В сторону Твери шел товарный поезд. Подъезжал к станции. Вон там наш мост, он соединяет одну половину города с другой. Там сейчас ремонт ограды.

Катя увидела непрезентабельного вида старый железнодорожный мост, по которому сама ходила много раз, приезжая в Солнечногорск. Он покоился на серых страхолюдного вида тумбах — бывших водонапорных башнях. На мосту до сих пор суетились полицейские. И там была одна красноречивая деталь: часть ограды отсутствовала, и дыра зловеще и очень опасно зияла.

— Там что же, ограда обрушилась?

— Обрушилась загородка из рабицы. Ремонт ограды — я же говорю. Транспортники сказали мне, что женщина… самоубийца прыгнула с моста на пути прямо под поезд-товарняк.

Катя измерила глазами расстояние — да, мост высокий. Тем, кто был в кабине локомотива, не позавидуешь. Так невинные люди в единый миг становятся убийцами.

— Мрачное место. Но самоубийцы как раз такие и выбирают. Мосты, высокие здания, башни. Что вас смущает?

— Показания машиниста и его помощника. И потом, я знаю эту женщину. Я общался с ней лично два месяца назад.

— А кто она?

— Транспортная полиция так быстро установила ее личность, потому что ее сумка отлетела в сторону, не попала под поезд. Они еще тело не достали, а уже знали ее фамилию и имя. И у нас это прошло по дежурной сводке. А я как раз на сутках сегодня. Ее фамилия Полозова. Зовут Алла. Ей пятьдесят четыре года.

— Семья, муж? Возможно, причина там, семейные проблемы.

— Она не замужем. И никогда не была. И детей нет. Она два года назад похоронила мать — сама мне говорила. И жила после смерти матери в свое удовольствие. Отдыхала от забот.

— А по какому поводу вы ее знаете?

— Она, эта Полозова — менеджер-хостес в частном гостевом доме на Бутырских выселках. Там у пруда красивое место. Вокруг него построены гостевые дома — ну, отдых, барбекю, все такое. Отдыхающие приезжают, снимают дом. Целые компании. Иногда шумно, особенно летом. Два месяца назад там были разборки в одной компании — я выезжал. Ничего особенно. Просто мужики перепили и начали выяснять отношения. Полозова давала показания. Я с ней разговаривал. Там даже не стали дело возбуждать, все закончилось примирением сторон. Но я ее помню, эту женщину. Деловитая, словоохотливая. Такая бойкая дама. Очень приземленная. Простая женщина, чуть с хитрецой. Может, она и не совсем была довольна жизнью — жаловалась мне, что зарплата не очень. А ей хотелось съездить на море. Но чтобы руки на себя накладывать? Прыгать с моста… И потом, я когда начал вникать, я понял…

Миронов внезапно умолк. Он смотрел на мост между водонапорными башнями. Все это сооружение сейчас, когда сама смерть явила себя там, на фоне серого свинцового октябрьского неба, действительно имело какой-то угрожающий вид.

— В общем-то, она и не прыгала оттуда.

Катя ждала объяснений, но Миронов хранил молчание.

— Володя, как это понимать? Она же бросилась под поезд.

— Она не бросалась… то есть… На первый взгляд, это вроде так, но, по словам машиниста… Хотите услышать, что он говорит обо все этом?

— Да, конечно.

Миронов повернулся и пошел, указывая направление в глубину станции. Они перешли через пути. Катя оглянулась — платформа, на ней стеклянный куб нового дизайна, в нем кассы, туалеты и кафе. А в остальном вид прежний — ржавые гаражи вокруг и какие-то склады.

— Вы приехали сюда к транспортникам, потому что знали эту Полозову? — уточнила она.

— Да. Все же она проходила у нас по делу, пусть и материал был отказной. И потом меня сразу поразила эта весть о самоубийстве. Я же говорю — в голове не укладывается. Не тот она человек.

Они снова перешли через пути и направились в отстойник для вагонов, куда загнали злополучный товарняк. Катя увидела его — длинный грузовой поезд. Самый обычный с виду. Локомотив зеленого цвета с красными полосами. Возле его колес, согнувшись, копошились эксперты в специальных защитных костюмах. Катя ощутила прилив слабости. Ну же, ну… тела там уже нет, его извлекли и увезли. Но там немало еще грязной работы экспертам.

— Машинист и его помощник в шоке. Диспетчер их, естественно, отстранил. Поезд убрали из расписания. Они ждут новую бригаду, чтобы вести его дальше. Машинист сказал, он ничего не смог сделать, чтобы спасти ее. Локомотив протащил тело несколько метров уже между башнями.

Они подошли к кабине локомотива. В окно на них глянуло бледное лицо.

— Можно вас снова на пару слов обоих, — окликнул машинистов Миронов.

Они спустились. Мужчина лет сорока и его молодой помощник. Оба — краше в гроб кладут.

— Меня только что допросили, — сказал машинист Коркин. — Я им рассказал, что видел, но они думают, я спятил.

— Вы не спятили, — заверил его Миронов. — Не могли бы еще раз повторить для моей коллеги из нашего ГУВД области.

— Мы к станции подъехали. И Михал Михалыч ее увидел там, на мосту. Эту тетку. Я ее не видел. Был туман. То есть там не было тумана в этом месте у ограды — там фонарь ярко светил, — быстро затараторил помощник. — Но я ее не видел, я разговаривал с диспетчером. За нами шел еще один грузовик, и диспетчер мне это сообщил. Мы не могли сильно снижать скоростной режим. Но мы все же сбросили скорость. Там же такое место под мостом. Надо быть осторожным.

— Она появилась из тумана. Фонарь светил ярко — да, я это видел, — сказал машинист Коркин. — Я как раз смотрел на мост в этот миг. Она шла с той стороны, — он кивнул влево, — и там, рядом с ней, никого не было.

— Пять утра, — согласился Миронов, — пассажиров почти нет. Станция пуста.

— Не было с ней рядом вообще никого, — упрямо повторил машинист. — Я поклясться в этом готов. И вдруг она остановилась на секунду прямо под фонарем. А мы уже подъезжали.

— Она увидела поезд и прыгнула вниз, — подсказала Катя.

— Она не прыгала! — горячо и страстно возразил машинист.

— Но она же оказалась под колесами поезда.

— Она не сама прыгнула. Ее словно что-то толкнуло.

— Толкнуло? — недоуменно спросила Катя.

— Я это видел своими глазами. Ее словно толкнула какая-то сила на эту загородку из сетки. Тело так дернулось вперед. Она пыталась остановиться, понимаете? Она вытянула руки, но сила толчка была такой сильной, что она не смогла. Она упала на эту загородку, а это же фикция. И они полетели вниз вместе.

— Вы говорите, что ее кто-то толкнул…

— Не кто-то. Не было там никого рядом с ней. Я же не слепой. Она была одна там. И… ее что-то толкнуло. Какая-то невидимая сила.

Они все молчали.

— Эти ваши транспортники, наверное, считают, что у меня мозги поехали или что я притворяюсь, выгораживаю себя, — тихо сказал машинист Коркин. — Но я и на суде под присягой скажу. На мосту, кроме нее, никого не было. И она не прыгала под мой поезд. Ее что-то толкнуло. Нечто. Чего я не видел.

— Вам надо отдохнуть, успокоиться, — сказала Катя. — Возможно, позже, когда вы придете в себя, появится иная интерпретация событий.

— Нет. Я вам сказал, что видел. А ваше дело верить мне или нет.

— Да уж, неожиданно как-то и непонятно, — заметила Катя, когда они оставили несчастную поездную бригаду у локомотива и вернулись назад через пути к платформе на Москву. — Ну, он все же пережил сильнейший стресс.

— Да, конечно. И я бы ему не поверил, — Миронов кивнул, — если бы не знал эту Полозову.

— А какая невидимая сила может толкнуть человека под поезд? И при таких обстоятельствах, о которые описывает этот машинист?

Миронов пожал плечами.

— Гипноз.

— Да ну, бросьте. По-вашему, она производила впечатление человека, подверженного гипнотическому внушению?

— Нет. Простая, болтливая, любопытная, толстая, очень провинциальная. Вся такая — ну, кровь с молоком. И…

— Что?

— Живчик. В ней жизнь била ключом, в этой тетке. Она показания мне про драку давала взахлеб. Такая сплетница, такая сорока…

— Мало ли что в жизни у нее могло случиться за эти два месяца. Порой внешность и манеры обманчивы. Может, какой-то диагноз врачебный плохой. А что она делала в такую рань на станции? Пять утра.

— Она живет у Ленинградского шоссе, у нее квартира двухкомнатная. А там, откуда она шла, как раз ее работа. Этот самый гостевой дом на Бутырских выселках. Давайте подъедем с вами туда, побеседуем с персоналом.

Они дошли до стоянки и сели в Катину машину. Владимир Миронов указывал путь.

— Как ваша жизнь тут, на новом месте, Володя? — по пути поинтересовалась Катя. — Как дома?

— Да так.

— Не скучаете по Красногорску?

— Скучаю.

— Ваша жена из этих мест?

— Да. Она к матери уехала от меня, — пожаловался вдруг Миронов.

— Поссорились, что ли?

— Она говорит, что со мной невозможно жить.

— Ой, Володя… Вы на работе все время пропадаете, надо жене время уделять, особенно в первое время после свадьбы.

— Это из-за видеоигр.

— Игр?

— Она считает, что я погряз в них. Что виртуальная жизнь для меня значит больше, чем реальная.

Катя вспомнила былое: Миронов всегда был страстным любителем гаджетов, интернета. А теперь видеоигры. Но не мальчишка же он! Муж, глава семьи!

— Надо помириться с женой, — попросила она его. — Из-за таких пустяков расставаться. Видеоигры — да к черту их!

Миронов не ответил. Вздохнул. Они миновали плотную новую застройку многоэтажек. Свернули на тихую улочку частного сектора. Дальше — рощица, а в ней словно круглое зеркало живописный пруд. И на его берегах новые добротные частные дома, окруженные общим сплошным забором. Гостевые — для аренды.

Дом под крышей из металлочерепицы, на который уверенно указал Миронов, стоял ближе к дороге.

— Эта Полозова, она что же, пешком ходила до места работы? — спросила Катя. — Тут и транспорта никакого. Нет автобусных остановок. Место словно не в городе, будто это дача.

— Так и задумывали владельцы, когда покупали участки и строили гостевые дома. Полный релакс. Тихая гавань — выселки. Но до станции здесь недалеко. Это мы крутили по дороге и по микрорайону. А если напрямую, то через частный сектор и потом дворами. И сразу станция Подсолнечная. Минут пятнадцать пешком, не больше. Автобуса дольше прождешь порой.

Калитка в заборе и дверь гостевого дома были открыты. А на крыльце стояла полная женщина в стеганой куртке и брюках, всматривалась в незваных гостей. Владимир Миронов представился ей официально.

— Так только что следователь приезжал и полиция с железной дороги с ним, я все им сказала. То есть я даже не знаю, что сказать — я все мысли растеряла сразу, все слова. Они утверждают — Алла под поезд бросилась с моста. Это какая-то ошибка. Это несчастный случай. Там же этот чертов ремонт! Я сама через мост хожу. Там ограждение. Как она могла прыгнуть? Почему?

— А вы кто сами? — спросил ее Миронов.

— Я ее сменщица. Григорьева Анна Михайловна. Я хостес, присматриваю здесь за коттеджами.

— Почему она ушла так рано? — спросила Катя. — Пять часов утра. Обычно смена в отелях и гостевых домах дольше.

— Она отпросилась накануне. Она в Москву торопилась успеть в клинику. Рано утром.

— В клинику?

— Анализы. Они же с раннего утра. А ей ехать сколько на электричке. И еще она к врачу там записалась.

Катя глянула на Миронова — все же нелады со здоровьем были у этой несчастной.

— А что за клиника, вы не знаете?

— По нервным болезням какая-то. Платная. Здешние-то врачи ей уже не помогали.

— Что-то серьезное? Плохой диагноз?

— Лицевой нерв, — ответила менеджер. — Как она мучилась с ним, бедная. Чуть вспотеет, раз — и продуло. И нате вам. Это ж лицо. Все остальное-то укутать можно, а лицо как укутаешь? Дни теплые сейчас еще стоят. Но он ее даже летом донимал. Это ж больно очень — дергает, как зуб, когда нарывает. Вот она и нашла клинику какую-то хорошую в Москве. Она туда ехала. Хотела сесть на раннюю электричку до Москвы, чтобы уже к семи добраться, анализы сдать. Клиника-то эта тоже черт знает где — в Теплом Стане. Она мне так сказала.

— У вас сейчас много постояльцев? — спросил Миронов, кивая на гостевой дом.

— Полна коробочка. Вчера приехали — сегодня же пятница, потом выходные. Семья с детьми и какие-то их друзья. Весь дом сняли. И два других дома тоже заняты: в одном какой-то корпоратив, целая компания, а в другом спортсмены.

— Так что же она все тут бросила и отправилась к врачу? Или вы ее подменили? — уточнил Миронов.

— Я пришла к восьми. Что в этом такого — это уже утро, не ночь. И потом тут Динара оставалась на хозяйстве.

— Кто это?

— Динара наша, Исмаилова. Она в домах убирается.

— Она была здесь, когда Алла Полозова ушла?

— Да.

— Позовите ее, пожалуйста.

— Динара! — крикнула громко менеджер.

На крыльце появилась женщина — приземистая, темноволосая, лет тридцати пяти, азиатской внешности.

— Анна Михайловна, я тороплюсь на электричку. — Динара Исмаилова сжимала в руках большую сумку и не глядела на полицейских.

— Динара подрабатывает, — объяснила менеджер. — Она такая старательная.

— Сейчас сбой в железнодорожном расписании, — сообщил Миронов Исмаиловой. — Догадываетесь, наверное, почему. Электрички отменяют. Так что у вас есть пара минут побеседовать с нами.

— Я ничего не знаю.

— Но вы были с ней здесь в доме весь этот день и ночью тоже, — тихо заметила Катя. — Расскажите нам об этом дне, пожалуйста.

— Нечего рассказывать. Все было как обычно.

— Она от боли мучилась, да?

— От боли? От какой боли?

— Лицо, — подсказала ей менеджер.

— А, это… Нет. Она таблеток напилась. И в доме тепло. С чего болеть-то. А к врачу она еще раньше записалась. Потому и ушла так рано. Я за ней дверь закрыла и села внизу на ресепшене.

— Дом какой у вас большой, — заметила Катя. — Работы, наверное, много всегда.

— Это же мини-отель. Постояльцы. Гости. Работы полно. Грязи столько порой оставят в комнатах…

— Она с постояльцами общалась?

— Конечно. Они наверху в основном. А днем у пруда шашлыки жарили на мангале. То и дело к ней обращались — то это дай, то другое. Они же заказы загодя делают, ну, чтобы все было готово: растопка, угли, мангал. И из других домов тоже приходили. Один за солью прибежал. Не привезли с собой.

— Это кто же?

— С корпоратива. — Динара Исмаилова кивнула в сторону дальних домов у пруда.

— В прошлый раз, два месяца назад, у вас тут разборка была с дракой, — сказал Миронов. — Но я вас что-то не помню, Динара. Вы со мной не беседовали тогда по этому поводу.

— Алла мне говорила, что ее в полицию вызывали. Я тогда домой ездила. В отпуск.

— А где ваш дом? — спросила Катя.

— Алатау. Горы.

— Казахстан?

— Киргизия.

— Ваши гости поздно, наверное, угомонились? — спросил Миронов.

— В третьем часу уже спать ушли. Пьяные все. Детей-то раньше уложили. А сами здесь внизу сидели, пили у камина на той гостевой половине.

— А вы на ресепшене, да? А потом тоже спать легли?

— Да куда уж спать. Алла уходить рано собиралась, я на ее месте дежурить. Мы чаю попили. После она во двор выходила, потом вернулась.

— А зачем во двор?

— Дверь хлопала в сарае. — Динара указала в сторону сарая, стоявшего в дальнем конце участка. — У нас там весь инвентарь. Газонокосилка, мангалы, мебель садовая. Ветер, хотя не особо было ветрено ночью. Дверь хлопнула. Она пошла туда. Там было темно. Я вышла за ней и подсветку включила на участке. Она дверь закрыла на засов.

— В сараи наши лазают порой, — сухо сообщила менеджер. — Воруют, что плохо лежит. Может, и в этот раз. Я утром-то до приезда полиции туда сама пошла, когда Динара мне сказала. Дверь-то они заперли, а окно настежь. Сарай окнами на пруд, и там рябины растут за забором. Так что лазают туда. Но ничего не украли. Если и был кто, то его спугнули. А может, и окно тоже ветер распахнул. Вор-то — он тихий, не будет нарочно дверью хлопать, как из пушки, внимание привлекать. Ох… да какое это имеет сейчас значение… я просто болтаю тут языком, а сама… Как же это Алка, дорогая… Да не может такого быть! Вы проверьте все хорошенько! Там этот мост… ограда — это она обрушилась! Не могла Алка руки на себя наложить так вдруг.

— Ну, все, я пошла, — сказала сухо Динара и засеменила к калитке, таща свою сумку.

— Они-то к самоубийцам вообще плохо относятся, — шепотом известила менеджер, когда уборщица пропала из вида. — Даже разговаривать об этом не хотят. Табу это у них.

— Видите, все же у Полозовой имелись проблемы со здоровьем, — заметила Катя, когда они вернулись в машину. — Лицевой нерв — это, конечно, больно, неприятно, но не смертельно. Но могло и еще быть что-то. Она, возможно, просто об этом не говорила на работе. Она ведь нашла клинику платную. И анализы… Хотя это обычное дело — анализы при назначении любого лечения. И все же… Кроме нерва, могло быть что-то еще.

— Что, например? — спросил Миронов, глядя на гостевой дом.

— Судя по тому, как описал нам все происходящее машинист, это могла быть сильная судорога. Клоническая судорога… спазм… Или же эпилептический припадок. Все это вполне могло вызвать такие последствия, что она непроизвольно упала на загородку, и та не выдержала под ее весом. И они рухнули вниз.

— Она не упала. Машинист про другое говорил.

— Судорога могла ее толкнуть, эпилептический припадок тоже. Конечно, хорошо бы установить эту клинику, куда она направлялась. И точный диагноз.

— Это врачебная тайна. Мне никто не скажет, когда вердикт — самоубийство. — Миронов раздумывал секунду. — Давайте теперь в морг заедем. Что там патологоанатом нам сообщит.

Примечания

1

Владимир Миронов вспоминает расследование, описанное в романе Т. Степановой «Девять воплощений кошки». (Прим. ред.)