Смерть в музее

Галина Клюс

Двое молодых людей, полных романтических устремлений, наконец-то намечают свадьбу, однако радостный план их внезапно рушится вследствие печального сообщения из небольшого провинциального городка: убита сестра молодого человека, труп её обнаружен в музее, где она работала. Молодой человек, журналист по профессии, убитый горем, принимает решение: немедленно ехать в родной город и самостоятельно провести тщательное расследование. Вместе с ним отправляются в путь его невеста и давнишний приятель.

Иллюстратор Дмитрий Викторович Клюс

© Галина Клюс, 2023

© Дмитрий Викторович Клюс, иллюстрации, 2023

ISBN 978-5-0051-0241-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава первая

Несмотря на ранний утренний час, на городской пляж, куда выбрался Глеб, то и дело стекались, как муравьи, отдыхающие, и вскоре весь берег буквально запестрел от небрежно брошенных на влажный после вчерашнего обильного дождя песок затейливых дамских шляпок, зонтиков, сумочек и прочих нехитрых предметов, имеющих прямое отношение к купальному сезону. С досады, что он опять опоздал и все лучшие места уже были заняты, Глеб чертыхнулся и, еле протиснувшись между телами, всё же отыскал клочок свободного места и швырнул туда лёгкие из бежевой ткани брюки. В десятом часу пляж уже гудел, как встревоженный улей, в воздухе витал запах вспотевших тел, несвежей еды, и, Бог знает, ещё чего.

Едва не задев Глеба, рядом плюхнулся тучный седовласый мужчина, почтенного возраста, с багровым мясистым носом. Не обращая внимания на скучающего соседа, он озабоченно поковырял прокуренным толстым пальцем в носу, затем принялся задумчиво пощипывать свою жидкую рыжеватую бородёнку. Из кармана его поношенных спортивных штанов торчал обрывок какой-то бульварной газеты, из другого — выглядывала бутылка с пивом. По направлению к нему, ворча и перешагивая через лежачих, шла, переваливаясь с боку на бок, точно гусыня, грузная пожилая дама в огромных старомодных панталонах. Рыхлое могучее тело её колыхалось, как студень.

Она тщательно скрывала свои глаза под огромными чёрными очками и то и дело приставляла к ним руку козырьком.

Кряхтя, дама принялась старательно размещать своё нестандартное тело рядом с мужчиной, но, видя, что он никак не реагирует на её появление, она глубоко вздохнула и принялась нудно отчитывать его, выговаривая, что он нисколько не заботится о своём здоровье и в адскую жару без её разрешения хлещет такую мерзость, как пиво. Мужчина лениво, скорее по привычке, огрызался в ответ и, демонстративно отвернувшись, продолжал потягивать из бутылки нагретую на солнце мутную жидкость, сопровождая свои действия довольным кряканьем.

От перебранки пожилой супружеской пары Глебу стало невыносимо скучно. Он философски подумал о том, что мужчине и женщине, пожалуй, не стоило бы маячить друг у друга перед глазами так много лет, ибо суть романтических отношений между представителями противоположного пола заключается в загадочной неопределённости.

Он широко и с наслаждением зевнул, затем встал во весь свой внушительный рост и, поигрывая мускулами, медленно направился вдоль густо облеплённого людьми берега. Затем остановился и, прищурив свои яркие синие глаза, стал зорко осматриваться вокруг. Повсюду: в воздухе, в воде и на суше, — витала милая сердцу и такая привычная госпожа лень. Лениво проплывают редкие курчавые облака, вкрадчиво подкатываются к берегу широкие пенистые волны, лениво дул ветерок и, не шелохнувшись, стояли деревья и кустарники. И только августовское солнце не ленилось выполнять свою функцию, оно пекло немилосердно и щедро. А ещё с шумом носились неугомонные чайки.

Глеб чувствовал на себе отовсюду пристальные взгляды любопытных женских глаз, к чему он, впрочем, давно привык. Немудрено, что он пользовался успехом у женщин. Синеглазый брюнет, он имел атлетическое сложение, был высок, строен, широк в плечах.

Его красавица невеста двадцатидвухлетняя Адель постоянно сравнивала Глеба со своим любимым британским киноактёром Рупертом Эвереттом. Об этом она в очередной раз обмолвилась вчера за стаканом кофе в редакционной столовой.

Молодой человек усмехнулся и слегка присвистнул, вспомнив её комплимент. Ничего себе сравненьице! Руперт Эверетт, говорят, гомик, а у него, Глеба, слава Богу, по этой части всё в порядке.

До встречи с белокурой зеленоглазой Адель оставалось каких-то двадцать минут, но, отлично зная её скверную привычку постоянно опаздывать на свидания, Глеб начал заранее нервничать. И всё же он был в прекрасном настроении, по его мужественному загорелому лицу беспрестанно блуждала какая-то глуповато-загадочная улыбка, он без конца теребил свою непокорную пышную шевелюру и что-то с удовольствием мурлыкал себе под нос. Напрасно здешние пляжные красотки, стремясь привлечь его внимание, изо всех сил строили ему глазки и то и дело посылали игривые томные улыбки. Всех желающих с ним пококетничать он награждал равнодушным взглядом. У молодого человека сегодня была весьма ответственная миссия, и при мысли об этом он, как школьник, ощущал противную дрожь в ногах.

«Интересно, — мелькнула у него мысль, — догадывается ли Адель о том, что я, наконец, созрел до официального предложения. Впрочем, если женская интуиция ей это не подсказывает, то ей наверняка вдвойне будет приятен этот сюрприз. Бедняжка его явно заслужила».

Вообще странные у них отношения, весьма странные для нынешнего времени. Молодые люди как будто свалились с другой планеты. Два года, как они знакомы и горячо любят друг друга, о чём им хорошо известно, но дальше платонических отношений дело никак не идёт. И тут и она хороша, да и он тоже. Она старомодная недотрога, а он носится со своей холостяцкой свободой как с писаной торбой.

Познакомились Глеб и Адель самым банальным образом, на студенческой вечеринке; романтика пришла потом, когда любовь их увлекла за собой, как бешеный поток, прорвавшийся через плотину. Это было какое-то странное наваждение. Студентка юридического факультета и талантливый журналист крупной областной газеты без памяти полюбили друг друга. И дня не могли прожить без встречи. Казалось бы, при такой обоюдной сумасшедшей страсти, что мешало двум любящим сердцам соединиться навек? Виной всему, разумеется, был пресловутый мужской эгоизм, с его извечным страхом — на всю жизнь оказаться под хорошеньким женским каблуком.

Вышагивая по раскалённому от зноя песку и вслушиваясь в безмятежный всплеск волн, Глеб всё больше удивлялся самому себе: неужели он окончательно и бесповоротно отважился на этот поступок!

Для храбрости он решил до прихода Адель немного окунуться. Вода была тёплая, как парное молоко, он с удовольствием нырнул с невысокого дощатого мостика и поплыл кролем, плавно и красиво, подставляя солнцу широкую загорелую спину. После этого он вновь сел на прежнее место и залпом выпил бутылку минеральной воды, чувствуя во всём теле приятную лёгкость. «Признайся, старик, — размышлял он, обращаясь к самому себе, — как недурно всё складывается. Скоро Адель станет моей женой, и, вполне возможно, что мы купим, наконец, квартиру. Чертовски надоело, как мальчику, болтаться по этим дурацким общагам».

Перевернувшись на живот, он в двадцатый раз уже, наверное, покосился на часы. Что ж, Адель, как всегда, в своём репертуаре! Сорок минут назад она должна уже быть здесь, но, наверное, специально голубушка задерживается. Конечно, если б она только знала, чем он её намерен сегодня удивить, то порхала бы уже тут, как миленькая.

И тут его взгляд остановился на букете цветов, торчащим из кармана пиджака. Он подскочил, как ужаленный, и в ужасе схватился за голову. Господи, что он, болван, наделал! От роскошных белых роз, которые он вчера купил, не торгуясь, на рынке, остался какой-то жалкий растрёпанный веник. Ах, эта его дурацкая извечная рассеянность! Настроение у молодого человека было мигом испорчено, и, как это нередко бывает, мысли его, ещё недавно радужные и поэтические, заработали в совершенно противоположном направлении. С обидой он подумал, что, наверное, Адель его недостаточно любит, а, может, и вообще ничего не питает, кроме жалости? Ведь она ни разу, несмотря на его клятвенные заверения о любви, не позволила перейти последнюю грань, такого у него ещё ни с кем не бывало. Нет, она просто холодна к нему, иначе, чем ещё можно объяснить её странное поведение.

Вполне возможно, что у неё есть кто-то другой, какой-нибудь тайный обожатель?

— Ну что ж, прекрасно, — со злостью подумал он, — вот сегодня всё и выяснится.

Хмуря свои тёмные бархатистые брови, Глеб вынул из кармана пачку импортных сигарет и нервно закурил, ловя на себе негодующий взгляд сухопарой дамы с редким пучком огненно-рыжих волос.

Он и не заметил, как Адель подошла, а скорее, налетела, как вихрь, обрушив на него бездну обаяния. Её широко распахнутые изумрудные глаза, затенённые длинными пушистыми ресницами, с нежностью глядели на него, а загадочная английская полуулыбка тотчас же обезоружила его, и все его мелкие обиды моментально выветрились из головы. Игнорируя лежащую рядом пожилую брюзжащую парочку, Адель наградила Глеба лёгким поцелуем в щёчку, потрепала его за волосы, и от её прохладных шелковистых прикосновений его тотчас охватила приятная дрожь, он почувствовал, как его сердце захлестнула волна нежности. Как бы там ни было, а она его любит, и любит по-настоящему, как и он её! « О, моё ненаглядное сокровище!»

У Адель была довольно милая привычка — грациозно запрокидывать голову и заразительно звонко смеяться, отчего на свежих щеках её появлялись прелестные, сводящие Глеба с ума ямочки. Вот и сейчас, когда она беспричинно рассмеялась, он готов был целовать до умопомрачения эти трогательные милые впадинки.

— Извини, Глебчик, я немного опоздала, вчера всю ночь корпела над учебниками, курсовую писала, представь себе, не заметила, как уснула, — с виноватой детской улыбкой оправдывалась она, прижимая к груди миниатюрную блестящую сумочку из яркой кожи. Она ещё что-то объясняла, а он не отрывал от неё глаз, с гордостью осознавая, что мужчины кругом буквально обалдели от её неземной красоты. Щёки у Адель, видимо, от волнения полыхали румянцем, ему захотелось погладить её молодую, прозрачную кожу, покрытую еле заметным пушком, нежным, как поверхность теннисного мяча.

Не обращая ни на кого внимания, он заключил её в свои крепкие объятия, с наслаждением вдыхая знакомый ландышевый запах её чудесных светлых волос.

— Как вам не стыдно, вы отдавили мне руку шпилькой от туфли! — изумлённым и даже несколько оскорблённым тоном вскрикнула загорающая рядом рыхлая пучеглазая дама, с ненавистью, сквозь которую проглядывала зависть к чужой молодости и красоте, осматривая Адель. Та извинилась и потянула Глеба за руку.

— Пойдём, пойдём, Глебчик, отсюда. Здесь такая теснота, негде яблоку упасть. Ну и место же ты нашёл для свиданий! — рассмеялась она.

Они отошли метров на 500, отыскали место поспокойнее, остановившись под старой пахучей липой с раскидистыми ветвями.

— Ты не представляешь, Глебчик, как опостылели все эти контрольные, курсовые. Иногда мне кажется, что всё, не выдержу, выкину все учебники, и не нужен мне никакой диплом. Господи, а ведь ещё целых три года корпеть, с ума сойти можно!

Она вдруг ойкнула, поморщилась от боли, а затем с наслаждением скинула модные остроносые туфли на шпильках, бросила их небрежно в пакет и осталась босиком.

А между тем время близилось к обеду, и в природе наблюдалось некоторое оживление, на ярко-голубом небе легко и быстро двигались уже перистые облака, с моря подул прохладный бриз. Его шелковистое дуновение несколько освежило разгоряченные лица нашей влюблённой пары.

Адель шутливо приказала Глебу отвернуться и ловко сняла с себя светлый брючный костюм, под которым оказался новый открытый купальник, цвета майской травы, удивительно шедший к её лицу.

— Если б не курсовая, которую я, как ненормальная, строчила до самого утра, я бы пришла сегодня вовремя, — с потупленным взором продолжала говорить она одно и то же.

Ему казалось, что она, прекрасно зная о том, что он пригласил её для какого-то важного разговора, умышленно оттягивает время и уводит от нужной темы. Похоже, она боится этого разговора, смутно догадываясь о его содержании. От этой мысли на лбу у него выступила испарина. На самом же деле девушка горела нетерпением узнать, о чём он будет с ней говорить, она, застенчиво улыбаясь, вопросительно смотрела на него.

— Чудачка ты, Аделька! — начал он вовсе не с того, с чего собирался говорить, а совсем не к месту затронул щекотливую тему, которая не давала ему покоя. — Всё у тебя, не как у других людей. К примеру, ты совершенно не допускаешь мысли о физической близости между двумя любящими людьми…

— Пожалуйста, не преувеличивай, я вовсе так не думаю, — зардевшись, перебила она и с опущенной головой принялась теребить сорванную веточку. — Я совсем не ханжа, если ты хочешь знать, а если не укладываюсь в рамки нынешних представлений, то так меня воспитал мой папа, и что тут дурного, не понимаю.

— Папа, папа, опять этот твой драгоценный папа, — не без раздражения произнёс Глеб и ворчливо продолжал: — Такое впечатление, что папа буквально всё решает за тебя. Ты ни в чём, даже в мелочах, не можешь пойти наперекор ему, он вмешивается даже в твои интимные дела, смешно, да и только!

Тут Адель не на шутку обиделась. « И за этим он меня звал!» — разочарованно подумала она, однако виду не подала, а будто шутя зажала ему рот своей упругой ладошкой.

— Не кипятись, мой друг, ты прекрасно знаешь, что неправ. Не во всём я слушаю папу, например, он категорически против нашей дружбы, но я же не пошла у него на поводу, — и она неестественно рассмеялась, обнажая два ряда безупречно ровных и белоснежных зубов.

— Вот спасибо за такую жертву, — дурашливо раскланялся Глеб. На него, что называется, накатило. Вместо запланированных объяснений в любви и официального предложения руки и сердца, он как самый последний брюзга принялся девушку отчитывать.

— Ты говоришь, что чертовски устала от учёбы, а зачем, спрашивается, сидишь ночи напролёт над учебниками, изнуряя себя! Разве ты не знаешь, что сейчас расплодилось столько фирм, где можно спокойно заказать любую курсовую.

Тут девушка уже не выдержала и, сердито глядя ему в глаза, выпалила:

— Между прочим, хороший адвокат не нуждается в чужих мозгах!

— Ну, положим, хорошим адвокатом ещё надо стать, — насмешливо ответил Глеб. Она не осталась в долгу, бросив язвительную реплику.

— Как, например, некоторые стали хорошими журналистами-перебежчиками. — Намекнула она на его неуживчивость в редакционных коллективах. Глеб за три года умудрился поменять сразу пять газет.

Наступила неловкая пауза, Адель демонстративно повернулась к Глебу спиной и стала одеваться с намерением уйти. В этот момент опомнившемуся Глебу стало одновременно и грустно, и смешно. И почему так получается, с горечью подумал он, что едва они оказываются вместе, между ними, как чирей, созревает ссора. Несомненно, и он, и она были сангвинического темперамента, они, как порох, вспыхивали, но быстро и мирились. Вот и сейчас стоило ему ласково взять её за руку, подарить нежный взгляд и прижать к своей груди, как она мгновенно растаяла и тихо, с любовью пролепетала:

— Вот ты всегда такой!

— Ты, любовь моя, и не догадываешься, наверное, для чего, собственно, я тебя сюда пригласил! — загадочным тоном прервал он молчание, поглаживая её тонкое упругое запястье, украшенное массивной золотой цепочкой с драгоценными камнями. У Адель, как, впрочем, у многих красивых женщин, была слабость к бриллиантам.

Эта цепочка, а также не менее ценные серьги, поблёскивающие в её ушах, множество колец, которыми были унизаны её гибкие прозрачные пальцы, в который раз уже навели Глеба на мрачную мысль о том, как скверно и неуютно чувствовать себя в этом мире без приличной суммы денег. Чёрт знает что получается: любимая девушка надевает украшения, купленные не им, Глебом, а любимым папочкой. Сам же он на скромную журналистскую зарплату не может позволить себе подарить ей какую-нибудь мало-мальски стоящую вещицу.

А ведь сейчас в мире всё продаётся и покупается, в том числе, увы, и любовь. С трепещущим сердцем, как нашкодивший школьник, смотрел он на свою избранницу, не решаясь произнести заветные слова. Что, если она в ответ на эти признания, мягко говоря, пошлёт его к чёрту? Однако он отбросил эти минорные мысли и, собравшись с духом, пробормотал:

— Я хотел тебе, Аделька, сказать…

Но глаза у неё озорно заблестели, и она со смехом его перебила:

— Полагаю, ты хочешь сообщить мне какую-то громкую сенсацию, например, что тебя, наконец, берут в центральную газету. Не так ли?

— Ну, ты, моя дорогая, как в воду глядела! — рассмеялся он и скромно потупил голову. — Меня действительно берут собкором в солидную центральную газету, с большим тиражом. Позавчера звонили из Москвы. Годик попашу, а там, глядишь, и в Москву заберут, если, конечно, покажу себя с лучшей стороны. Да и сколько можно прозябать в этой провинции! Ты, Аделька, и не представляешь, как вытянулась рожа у нашего шефа, когда он услышал эту новость.

— Что ж, поздравляю тебя! Хоть почувствуешь себя независимым перед местными чинушами! — рассеянно воскликнула Адель, и по её расстроенному лицу он догадался, что она чем-то недовольна. После некоторой паузы он решительно повернул к себе её лицо и без всякого предисловия выпалил, точно нырнул в ледяную воду:

— Знаешь что, любовь моя, выходи-ка за меня замуж! — После этих слов во рту у него мгновенно сделалось сухо, руки задрожали, и он, как солдат, вытянул их по швам, втянул голову в плечи в ожидании чего-то похожего на пощёчину. Но, к счастью, ничего подобного не произошло. Напротив, девушка смущённо зарделась, щеки у неё стали похожи на маков цвет.

Всё — таки загадочно женское сердце, она, вероятно, сразу поняла, какие он слова для неё припрятывал все эти два года, но не торопила его, а терпеливо ждала. И сейчас она нисколько не жеманилась, не кокетничала, как, наверное, вели бы себя так на её месте другие красотки. С мягкой улыбкой, делавшей глаза её ещё выразительнее, ещё ярче, она утвердительно кивнула головой и ответила со смехом, простодушно и вместе с тем лукаво:

— Я выйду за тебя замуж, Глебчик! Потому что именно тебя, такого дурачка, я люблю больше всего на свете.

Бедняжка, подумал он с нежностью, она нисколько не меркантильна. Он прекрасно знал, что ей чего-то, да стоило

не отказать ему, ведь с самого начала их знакомства, точно скала, на пути стоял богатый суровый отец.

Счастливые и весёлые, они, как дети, крепко взялись за руки, и побежали к воде. С девушки не спадало волнение и возбуждение, она то и дело озорно смеялась, взвизгивала и дурачилась, обдавала его фонтаном брызг, уплывала от него на приличное расстояние, притворялась, что тонет. Даже в воде с лица Глеба не сходила горделивая улыбка, ему приятно было от сознания, что это чудесное создание принадлежит ему.

Потом они, успокоенные уже, блаженно растянулись на траве и, любуясь хлопкообразными облаками, лениво проплывающими над ними, сквозь которые сияло солнце, не спеша, во всех деталях, обсуждали предстоящую свадьбу. Собственно, Глеб сразу предупредил её, что ей не о чем будет беспокоиться, всю хозяйственную сторону праздничной церемонии он берёт на себя. Он уже всё решил: отмечать это событие они будут в его родном маленьком городке, где живут мать с сестрой. Он честно признался, что пока с наличкой у него не густо, но это, по его мнению, не беда.

— Видишь ли, дорогая, я уже прощупал этот вопрос, попрошу ссуду в одном банке, постепенно расплачусь, — объяснил деловито он, но, заметив, что на её хорошеньком личике появилась недовольная гримаса, поспешно добавил:

— Не волнуйся, ничего страшного тут нет, сейчас все живут в кредит, возьми, к примеру, американцев. Вот переберусь в центральную газету, буду больше получать.

Адель разжала свои тонкие, бронзовые от загара руки, обвивающие его крепкую мускулистую шею, и грустно протянула:

— Хорошенькое дело — начинать новую жизнь с долгов. А ведь мой папа, будь ты покладистей, прекрасно бы всё устроил.

— Твой папа, гм… — в голосе у Глеба прозвучала откровенная насмешка, — будто ты не знаешь, как твой папа относится ко мне, боюсь, как бы его вообще удар не хватил, когда он узнает, кто твой избранник.

Адель мгновенно вспыхнула, награждая его сердитым взглядом:

— Не смей говорить таким идиотским тоном о моём отце. В конце концов, не кто иной, как он, воспитал меня почти с пелёнок. Ты его просто плохо знаешь. Папа непременно дал бы денег, если б ты не был таким упрямым гордецом. Если хочешь знать, он всегда прислушивался к моему мнению, если он в чём-то не соглашается со мной, то потом всё равно сдаётся. Вот увидишь, он не будет против нашей свадьбы и даже купит нам квартиру.

Глеб поморщился, словно съел перезрелую грушу. Жить в доме, купленном на деньги тестя! Нет, подобная перспектива ему, человеку гордому и независимому, привыкшему в житейских ситуациях рассчитывать лишь на самого себя, явно не улыбалась.

С Бухтояровым, отцом Адель, пути его пересеклись, когда тот ещё работал заместителем мэра города. Однажды Глеб, изучив обстановку в городе, подготовил разгромную статью о плачевном состоянии в жилищном хозяйстве, в нелестных красках расписывая Бухтоярова, отвечавшего как раз за данный участок. Конечно, зная осторожный нрав своего шефа, Глеб вряд ли бы пропихнул в газету этот острый материал, но он схитрил и выждал момент, когда главный редактор был в отпуске. После выхода статьи разгневанный Бухтояров сразу же вызвал автора к себе. Высокий и тучный, он нервно мерял шаги по просторному кабинету и, брызгая слюной, кричал фальцетом:

— Да как ты смеешь обвинять меня, предварительно не побеседовав, не согласовав всё со мной! Сопляк! Выскочка! Недоучка!

— Ошибаетесь, у меня высшее университетское образование, — спокойно парировал Глеб, наслаждаясь гневом чиновника и внутренне злорадствуя, что он вывел из терпения такую крупную шишку. Тогда он и подумать не мог, что этот неуклюжий смешной толстяк не кто иной, как отец прекрасной девушки, в которую он влюбился с первого взгляда.

Когда Адель пригласила его в гости, в роскошном трёхэтажном особняке их встретила охрана — четверо молодых крепко сбитых бритоголовых вооружённых до зубов человека, и это сразу навело ошарашенного Глеба на мысль, что наверняка отец его любимой девушки — весьма состоятельная птица. На мраморной лестнице, когда они поднимались, они столкнулись нос к носу с мужчиной, который торопливо спускался вниз.

— Папочка, знакомься, это мой друг — Глеб, мы посидим у меня, он хочет наши картины посмотреть, — весело защебетала Адель, прижимаясь к отцу. Глеб поднял голову и замер, столкнувшись с презрительным взглядом Бухтоярова.

…Когда Адель и Глеб, усталые и разомлевшие от собственных эмоций, лежали на широкой махровой простыне, подставляя солнцу свои молодые пружинистые тела, перед ними точно из-под земли вырос их общий приятель, студент-практикант Денис Кайгородов. Он был самый молодой в их компании, но, несмотря на разницу в возрасте, троица эта была практически неразлучной. Денис, как и его старший товарищ, у которого он проходил практику в редакции, был высок, но ещё по-юношески угловат и неуклюж, густые, кудрявые русые волосы он зачёсывал назад, на его круглом добродушном лице с типично славянскими чертами почти всегда бродила широкая улыбка, и это подкупало других, кто с ним так или иначе общался. Порывистый и зажигательный, он по натуре был оптимист, и это роднило его с Глебом, собственно, один у другого они черпали силы и энергию, когда в том весьма нуждались.

— Салют! Насилу вас отыскал! Хоть бы меня, черти, предупредили, куда пошли! Хватит вам жариться на солнце. Махнём, братва, лучше в ресторан и хоть в выходной по-человечески отдохнём.

Говоря это, Денис с юношеской непосредственностью бесцеремонно расталкивал лежачих.

— Отстань, старик, чего прицепился, как репей, дай людям хоть раз в неделю отдохнуть от тебя, — беззлобно отозвался Глеб, переворачиваясь на другой бок.

— Подожди, Глеб, не ерепенься, тут есть кое-что для тебя важное, — с этими словами Денис порылся в кармане джинсов и вытащил какую-то смятую серую квитанцию.

— Это в почтовом ящике лежало, тебе надо бежать на почту за телеграммой!

.

— Что за телеграмма? Кто и зачем мог её прислать? — недоумевал подскочивший Глеб, и в душе у него что-то нехорошо дрогнуло. Ему показалось странным, что кто-то вообще мог прислать телеграмму, кроме сестры и матери, у него из близких почти никого не было, правда, были ещё дальние родственники, но он с ними очень редко общался. А что касается матери и Ларисы, им и телефона хватало, когда нужно было что-то срочное сообщить.

С отцом, который их бросил, когда они с сестрой учились ещё в младших классах, отношения у него были довольно натянутые и прохладные, встречались они весьма редко и неохотно, а последние пять лет они практически не виделись.

Отвлекаясь от этих мыслей, Глеб, когда они возвращались домой, — с Денисом они снимали комнату в общежитии, — с лукавой улыбкой проговорил:

— Между прочим, старик, у нас с Аделькой есть грандиозная новость. Через два месяца едем к моей матери и там сыграем свадьбу!

Денис весело присвистнул, показывая тем самым, что он полностью одобряет это дело, и тут же с загоревшимися глазами заявил:

— Без меня вы, черти, не поедете! Нет, серьёзно, братцы, вы меня должны обязательно взять с собой, и я у твоей матери, Глеб, с месячишко потолкаюсь. Уверяю вас, что буду паинькой и своим присутствием ничуть не испорчу ваш медовый месяц. Честное слово! — юноша, склонив голову набок, уже жалобно смотрел на влюблённых. — Поймите, это судьба, последний шанс для меня вскарабкаться на литературный олимп. Такого удобного случая вряд ли уже будет. — Денис беспрестанно кидал умоляющие взгляды на друзей.

— Слушай, старик, совсем ты заморочил нам голову! Скажи толком, при чём здесь мой город и этот твой странный литературный олимп.

— А при том! — оживился юноша и хитро прищурил свои светло-серые глаза. — В вашем городе есть женский монастырь, я это прекрасно знаю.

— Ну и что!

— А то, что у меня созрел план написать художественный роман именно на эту тему. Я даже уже интригующее название придумал. Зловещие тайны глухих монастырских стен. Ну, как, побежали мурашки по коже?

— Ерунду какую-то городишь! — пробурчал Глеб, пожимая плечами.

— А, по-моему, здорово! — радостно воскликнула Адель и даже захлопала в ладоши. — Молодец, Диня, что эта замечательная мысль пришла тебе в голову!

Подбодрённый её восклицанием, Денис с жаром продолжал:

— Понимаешь, Глеб, я в этом монастыре, чует моё сердце, обязательно почерпну такой необыкновенный сюжет, что читатели, когда выйдет роман, буквально в очередь выстроятся за книгой.

— Эка, ты куда хватил, старик! Не говори гоп, пока не перепрыгнешь, что у тебя за дурная привычка наперёд всё загадывать, — насмешливо бросил Глеб, но, заметив, что лицо друга обиженно вытянулось, он примиряюще воскликнул:

— Да мне то что! Поживи у нас, мать моя — человек гостеприимный. Валяй, твори, изучай своих хмурых монашек, если тебя туда ещё пустят. Но неужели тебе, старик, не надоело изнурять себя бессонными ночами? Ведь, насколько мне известно, два твоих прежних романа ни один издатель не взял. И вся твоя писанина пошла коту под хвост. Та же участь, сдаётся мне, постигнет и этот твой роман про монастырь.

Денис нисколько не обиделся на справедливые слова друга, а лишь энергично встряхнул кудрявой головой.

— Этот не постигнет! — уверенно заявил он, впрочем, убеждая не сколько друга, сколько самого себя. — Понимаешь, тут я буду описывать жизнь необычных героев, их суровый уклад жизни и вместе с тем, как мне кажется, сумасшедшую любовь, приведшую к трагическим последствиям.

— Монастырь и любовь! Ну, ты даёшь, старик! Это же нереально! Ведь женщины затем и заточили себя в монастырь, чтобы стать как бы бесполыми существами, — усмехнулся Глеб. Фантазия друга его уже начала смешить, и он собрался наговорить восторженному Денису кучу обидных вещей, но за юношу вступилась Адель.

— Странные у тебя, Глеб, представления! Почему бы монашкам и не любить! Они тоже люди и не каждая из них выдерживает аскетический образ жизни. Не помню, в какой книге я читала про такую бурную любовь между одной монахиней и светским человеком. Я буквально не могла оторваться от книжки. И каков финал! Бедная монахиня покончила жизнь самоубийством. Мне кажется, там, где воздержание, наоборот вспыхивают бурные чувства, и, может быть, гораздо сильнее, чем между обычными людьми, — заключила с лукавой улыбкой и искрящимся взглядом девушка.

— А может и тебе, моя дорогая, пока не поздно, надо податься в монастырь, чтобы испытать подобные чувства, — шутливо произнёс Глеб, и троица дружно рассмеялась, а Денис сквозь смех проговорил, что её туда не примут, так как она слишком красива для этого.

Как ни странно, но девятнадцатилетний парень никак не мог расстаться с навязчивой идеей — стать модным современным писателем. Но, увы, всякий раз фортуна обходила его стороной. Отовсюду, куда бы он ни посылал свои творения, ему шли убийственно равнодушные рецензии. Издатели, словно сговорившись, писали, что его произведения не того уровня, что сюжеты надуманы и в реальной жизни этого не бывает. После таких суровых отповедей впору бы застрелиться. Однако у Дениса, напротив, как будто открывалось второе дыхание, неистощимый на выдумку, он строчил снова и снова, списывая свои неудачи на бездарность и леность издателей, порой у него возникало подозрение, что его рукописи просто-напросто, не читая, сразу швыряют в корзину.

Впрочем, критически настроенный к нему Глеб не раз замечал за собой, что и в нём самом нет-нет, да и просыпался писательский зуд, и бывали минуты, когда он также жаждал выпустить в свет нечто выдающееся. Правда, это прекрасное желание по причине лени и неуверенности в себе пока ничем не подкреплялось.