Корень зла среди трав

Татьяна Степанова, 2023

В далеком 1951 году профессор ботаники Кантемиров во время экспедиции на Домбай-Ульген был обвинен в жестоких убийствах трех женщин. С помощью влюбленной в него аспирантки Ниночки профессору удалось бежать в Москву, где с него сняли все подозрения… Казалось бы, прошло столько лет, та давняя история уже быльем поросла… Ан нет! В Подмосковье с разницей в несколько дней обнаружены тела задушенных женщин. Полковник Гущин и помогающие ему в расследовании Клавдий Мамонтов и Макар Псалтырников не сомневаются, что перед ними деяния серийного маньяка. Картина убийств совпадает, как и необычные детали, которые душитель оставляет на телах жертв. И все они указывают на то давнее дело. Наследники профессора Кантемирова не переняли его одержимость ботаникой, но одержимость иного рода, судя по всему, у них в крови… Шефу криминальной полиции области полковнику Гущину и его напарникам Клавдию Мамонтову и Макару Псалтырникову предстоит разгадать новую детективно-мистическую головоломку в остросюжетном романе Татьяны Степановой «Корень зла среди трав»… Татьяна Степанова – подполковник полиции, бывший сотрудник Пресс-центра ГУВД Московской области и следователь, поэтому ее истории так правдоподобно и детально описывают расследования криминальных загадок.

Глава 5

Соседи

Осмотр места убийства продолжался долго, до сумерек. Тело уже увезли в морг, а полицейские все еще обыскивали прилегающую местность в поисках улик и следов. Затем настала очередь осмотра и обыска дачи. Ключи, что обнаружили в кармане убитой, оказались именно от дома. Полицейские открыли входную дверь.

Клавдия Мамонтова и Макара на территорию участка и в дом не пропустили — ну, конечно же, они и не рассчитывали. Полковник Гущин велел им дожидаться его у внедорожника на дачной улице. Спросил лишь:

— Вы на определенное время с Гулькиной договаривались сегодня?

— Нет, Федор Матвеевич, — Клавдий Мамонтов покачал головой. — С ней по телефону говорила Вера Павловна накануне, и Гулькина ей сама предложила — пусть приезжают в любое удобное время, мол, я постоянно сейчас на даче в такую жару. Ну, мы и рванули в Сарафаново.

— А что же не с утра? — осведомился Гущин.

— Так вышло. Припозднились. Собирались долго, — Клавдий Мамонтов не вдавался в детали.

— Потому что я сорвался, напился, — честно признался Макар вместо друга. — Два дня бухал без передышки. Пока Клава меня в чувство утром приводил. Вытрезвлял. Я ж за рулем сейчас. Он с рукой после операции не водит еще машину.

Гущин глянул на Макара, но читать нотаций не стал. Не время и не место. Да и бесполезно.

В дом жертвы он зашел после тщательного осмотра дачи снаружи — все в порядке: двери заперты и не взломаны, стекла в окнах не разбиты. Дача выглядела старой, однако со следами вялого ремонта — двухэтажная, с террасой, вросшей в землю. Участок около десяти соток, весь заросший деревьями — липа, березы, яблони, кусты сирени и облепихи. Никаких грядок, никаких парников. Внутри дачи, как отрапортовали Гущину оперативники, «обстановка посторонним вмешательством не нарушалась» — на террасе, в комнатах внизу и спальне наверху царил уютный дачный женский беспорядок. Полковник Гущин вспомнил слова Мамонтова про покойного мужа Гулькиной — художника. Но вроде ничто не свидетельствовало о том, что на даче проживал именно художник — ни мастерской, ни холстов, ни мольбертов, ни красок-кистей, ни картин. При обыске дачи и фломастеров-маркеров не нашли. Зато сразу изъяли дамскую сумку жертвы, а в ней документы — паспорт и кредитки, а также кошелек с наличными деньгами в сумме десяти тысяч и еще одну связку ключей. Дача выглядела вполне обычной и простой — старая мебель, когда-то свезенная из московской квартиры после ремонта, диваны с подушками и хлопковыми пледами, кухня, перегороженная так, что у печки сумели поставить душевую кабину и раковину с бойлером. В доме имелся биотуалет. В комнате на стеллаже пылились книги. А на террасе на дачном столе помещался открытый ноутбук хозяйки и рядом листы с распечатанным на принтере текстом с закладками.

Полковник Гущин глянул паспорт убитой — да, верно, Гулькина ее фамилия. Адрес московский — улица Правды. Убийцу не интересовали вещи жертвы, не потребовались ему и ее документы, кредитки. Душителя интересовало лишь ее тело после смерти для манипуляций.

Соседей Гулькиной Астаховых — брата и сестру — полковник Гущин решил допросить лично, он не отправился к ним домой, оперативник по его приказу вызвал их к калитке. Гущин сделал так специально — чтобы Клавдий и Макар, сидевшие в своем внедорожнике на дачной улице, слышали беседу со свидетелями.

Соседи выглядели встревоженными до крайности. Брат обнимал сестру за полные плечи. Она прижималась к нему, с почти благоговейным ужасом взирая на дом Гулькиной.

— Что там у нее? — испуганно спросила она полковника Гущина.

— Все в порядке. Убийца на дачу не заходил, — Гущин понял, что ему предстоит успокаивать женщину на грани истерики.

— А к нам он ночью в дом не вломится?

— Поверьте моему опыту полицейского, убийца сейчас уже очень далеко от Сарафанова. Вы когда видели свою соседку в последний раз?

— Дня два назад — мы столкнулись на улице, я песиков выгуливала, а она возвращалась с сумками из нашего дачного магазина-палатки. Туда хлеб привозят.

Клавдий и Макар во внедорожнике, где были распахнуты двери, слышали каждое слово допроса. Клавдий понимал, почему Гущин беседует с соседями на свежем воздухе у открытой калитки. А Макар созерцал брата соседки. Тот появился из леса внезапно, а Гулькина к тому времени была уже мертва. Крепкий мужик сосед — лет за сорок, темноволосый с близко посаженными глазами и греческим носом. Смазливый, женщины подобных типов любят и замечают. Однако…

— Он же шлялся по лесу, — шепнул Макар Клавдию. — Почему наш Командор сразу не берет у него одежду на исследование? Например, футболку. Там же частицы остались, если это он ее… Ну ты понял, да?

— А с какой стати? На каком основании? Они соседи. И пока что добросовестные свидетели. Как и мы с тобой, — тоже шепотом ответил Клавдий Мамонтов. — Он был в лесу, а мы здесь. Может, это мы ее прикончили, а к дому ее потом заявились, подозрения от себя отводить?

Макар недовольно умолк.

— Значит, сегодня вы Гулькину не видели? — терпеливо уточнил полковник Гущин у соседки.

— Нет. К ней сегодня днем кто-то приезжал, гости, — ответила Астахова.

— Кто? — полковник Гущин выказал живейший интерес.

— Я не знаю, приезжала черная машина большая — аналогичный вездеход, — соседка кивнула на внедорожник Макара. — Кто именно — понятия не имею, просто на машину из окна со второго этажа обратила внимание. Я ее уже здесь раньше видела — недели две назад. За рулем тогда женщина сидела.

— Женщина? Опишите ее, пожалуйста, — попросил Гущин.

— Я не разглядела толком. Внедорожник проехал мимо меня, когда я выгуливала своих Тедди и Фредди, я мельком заметила женщину, она остановилась у забора Натальи Эдуардовны. И, кажется, потом въехала в ворота на участок, но я не уверена. Я уже ушла с собачками гулять.

— Вы постоянно живете на даче? — продолжал спрашивать Гущин.

— У меня месяц отпуска, так что сижу летом дома, — соседка Астахова вздохнула.

— А где вы работаете?

— В Сбербанке, я менеджер.

— Ваши с Гулькиной дачи расположены на отшибе, отдельно от других участков. Она сама давно здесь жила? — задал новый вопрос полковник Гущин.

— Насколько я знаю, это дача ее покойного мужа. И они здесь обитали с ним долго, лет двадцать. Мы с братом унаследовали дачу в Сарафанове от нашей тети покойной четыре года назад, — соседка глянула на молчавшего брата. — Наведываемся летом. Я прежде вообще только за границей отдыхала… Ну да что теперь об этом сожалеть… В прошлом году Наталья Эдуардовна на даче не появлялась. У нее муж тяжело болел, потом умер, она сама мне сказала — мол, не до дачи было. А в этом году она приехала в Сарафаново в июне или в мае. Призналась мне — нервы успокаивает, смерть мужа ее сильно подкосила. Чтобы отвлечься, она даже занялась скандинавской ходьбой, много гуляла по окрестностям, добиралась пешком даже в Мелихово в музей и работала потихоньку удаленно.

— А кто она по профессии? — спросил полковник Гущин.

— Вроде переводчик. Ей уже давно за шестьдесят, но творческие люди и на пенсии находят себе занятие.

— А вы? — полковник Гущин повернулся к брату соседки.

— Я Денис Астахов, — ответил тот весьма сдержанно. — Сестра моя Аня, кажется, рассказала все подробно. Я мало что могу добавить к ее словам.

— Почему? — полковник Гущин вроде как искренне удивился. — Можете. Вполне. Вы вашу соседку Гулькину когда в последний раз видели?

— Я даже не знал, что она Гулькина, — Астахов пожал плечами. — Я редко здесь бываю. Некогда мне. Вчера приехал к Ане по ее просьбе — с котлом проблемы, тетка его сто лет не ремонтировала. Но я тоже не спец. Надо рабочих вызывать — я звонил, искал, договаривался. Аня в таких вещах ничего не понимает.

— И не видели, кто приезжал к соседке на машине сегодня днем?

— Нет, увы. Занимался переговорами с фирмами насчет котла. Надо чинить. А то без горячей воды здесь в пенатах долго не проживешь.

— Сейчас жара. Можно летним душем пользоваться, — как бы между прочим предложил полковник Гущин.

— Ну да, еще из ведра обливаться, — хмыкнул Астахов.

Он поверх головы Гущина глянул на дом соседки. Перед его глазами стояла картина: он в спальне сестры на втором этаже. Духота и зной разлиты в воздухе. Он абсолютно голый. На его теле капли влаги. Со второго этажа участок соседки как на ладони, он залит палящим солнцем. И соседка шествует по участку, волочит поливочный шланг и шезлонг в тень, под дерево. На ней лишь старый линялый раздельный купальник. Он, Астахов, прекрасно может разглядеть со второго этажа ее дряблое тощее тело — обвисшую грудь, едва прикрытую треугольниками ткани, бедра с уродливым целлюлитом. Вот она поворачивается спиной, наклоняется, кладя шланг в траву, и он созерцает ее старую задницу, тоже едва прикрытую бикини на кокетливых завязках. Он наблюдает за ней сверху, испытывая весьма противоречивые чувства — любопытства и гадливости, похоти и отвращения, возбуждения и стыда… Соседка заводит руку себе за спину и чешет кожу между лопаток — обгорела, что ли, старая колода? На ее голове, на седых некрашеных волосах соломенная шляпа с большими полями, ноги босые, худые, как спички…

— И во время пробежки вы соседку не встретили? — задал новый вопрос Гущин.

— Нет. Мы на ее труп наткнулись с сестрой и двумя приезжими парнями. Сестра, как всегда, сунулась не в свое дело — вызвалась их проводить до речки, как она мне сообщила, чтобы они попусту не тратили время в ожидании соседки. Я прогулялся с Аней и с ними.

— Вторая половина дня для пробежки как-то не того, а? — Гущин пожал плечами. — Бегают утром, по холодку или вечером, после заката.

— Я вечером собрался уезжать в Москву. У меня дела, — сухо отрезал Астахов. — Сейчас, конечно, не уеду. Не могу пока оставить сестру после таких событий на даче одну.

— Ваша машина под навесом? — полковник Гущин указал на участок Астаховых, просматривающийся через калитку.

— Моя, — Астахов кивнул.

— А кем вы работаете, где?

— В прошлом я биржевой брокер. Но пришлось уйти, сменить работу.

— И чем вы занимаетесь в настоящее время?

— Мелкий бизнес, посредничество. Сейчас трудно что-то планировать. Я в поиске.

— У вас есть семья? — задал последний вопрос полковник Гущин.

— Нет, я холост, — ответил Астахов. — Предпочитаю отвечать только за себя. Утром встаешь и не знаешь, что случится завтра. Вон соседка, похоронила мужа и от скорби занялась скандинавской ходьбой, — видно, от смерти решила уйти пешедралом, — Астахов криво усмехнулся. — Ну и где она теперь?

— Ой, кстати, у Натальи Эдуардовны ведь есть сын! — воскликнула его сестра весьма эмоционально. — Взрослый, семейный. Но я его сто лет не видела. Давно он у нее не появлялся.