Город уходит в тень

Татьяна Перцева

Эта книга посвящена моему родному городу. Когда-то веселому, оживленному, в котором, казалось, царил вечный праздник. Ташкент – столица солнца и тепла. Именно тепло было главной особенностью Ташкента. Тепло человеческое. Тепло земли. Город, у которого было сердце. Тот город остался только в наших воспоминаниях. Очень хочется, чтобы нынешние жители и те, кто уехал, помнили наш Ташкент. Настоящий.

ИЗ ЗАКРОМОВ

Что только не хранится в закромах родины? Что только я не откопала?! Сколько всего отправилось в мусоропровод! Сколько отдано, роздано, раздарено, слава богу!

Сколько тем для новых очерков!

На этот раз — тема щекотливая.

Мужчины, отвернитесь!

Дамское белье.

Когда я была совсем маленькой и носила детские лифчики с резинками для чулок (колготки появились, когда я заканчивала университет, а детские — и того позже), а также полотняные рубашечки, сшитые мамой, и сверху лифчики, тоже мамины изделия, жизнь была совсем скудная. Что там — сороковые годы, послевоенные, не до белья было красивого. Говорят, в те времена жены побывавших в Германии офицеров надевали в театры и рестораны шикарные трофейные ночные сорочки и пеньюары, искренне считая их модными платьями. Только мне не смешно. И я далека от мысли смеяться над ними. Ну откуда им знать разницу? Революция, Гражданская, Мировая… Только сочувствие, только сострадание. Только самое искреннее понимание.

Так вот, та эпоха была очень суровой. Карточки отменили только в 1947 году, когда мне было два года. А в четыре я кое-что уже соображала. И знала, что мама и все соседки шьют бюстгальтеры у тети Клавы. Тетя Клава шила свои изделия на дому, вот не знаю, с патентом или без, если и без, окружающие были достаточно порядочны, чтобы не доносить на нее фининспектору. Была тогда такая должность. Фининспекторы ходили по домам и выискивали тех, кто занимается индивидуальной трудовой деятельностью без патента. Штрафы были большими. Короче, фининспектор — прообраз нынешних вампиров-налоговиков. Ранее сборщики налогов (мытари) тоже любовью народной не пользовались. Фининспекторов боялись все.

Кроме того, в магазинах лифчики если и продавались, то первого, второго, третьего размеров. Остальные, кому не так повезло, — пожалуйте в ателье или к частнику.

Тетя Клава жила в самом конце улицы Кренкеля, как раз за поворотом на Таджикскую. Та самая пресловутая, неимоверно воняющая помойка была как раз перед ее домом. То есть халупой. Я помню, как мы ходили к тете Клаве и я долго и терпеливо ждала во дворе — комната была одна.

Да, забыла сказать, лифчики шили из так называемого дамаста — плотной хлопчатобумажной ткани с выбитыми на ней узорами. Обычно она была розовой. И продержалась в магазинах довольно долго, до семидесятых примерно. Позже маме из него шили так называемые грации — своего рода корсеты, у мамы был больной позвоночник, и ей приходилось носить грации в ташкентскую жару… не представляю, как она это выносила.

Трусики, пардон, были исключительно сатиновыми. На пуговках. Это уже после войны, в пятидесятые, продавались вискозные и на резинке и, по-моему, фильдекосовые, шелковистые такие.

Рубашки, тогда называвшиеся комбинациями, в магазинах тоже продавались. Сначала полотняные (говорят, во время НЭПа было красивое белье; не застала), потом вискозные. Вискоза продержалась довольно долго. Фасоны были самыми простыми. Бретельки — рубашка. Без кружавчиков или с очень скромными кружавчиками. И вдруг… не ждали! В шестидесятые годы к нам хлынули товары из ГДР. Чистая синтетика. Кстати, не только белье. Я сама носила шикарные костюмы из ГДР, и пальто у меня было сверхмодное. Ценами тогда нас не особо обременяли. Пальто стоило 60 рублей, костюмы и того дешевле. А комбинашки — в пределах двадцати (20 — это уже гарнитур, с трусиками). А так — порядка 12—14 рублей. С умопомрачительными кружевами. У которых был один-единственный крупный недостаток (не у всех, но бывало). Кружева страшно кололись, и от них все чесалось. Но, повторяю, не все. Интересно, что никакого дефицита в те времена, как ни странно, не было. Все вышеперечисленное совершенно свободно продавалось в магазинах вместе с самыми разнообразными товарами из братских социалистических республик, а также из небратских капиталистических. (Ах, какие туфли! Сколько ни была за границей, сколько ни ходила по магазинам, такого не видела больше нигде! Так, всякая чепуха, в том числе и знаменитая «Саламандра», смотреть не на что!)

В связи с этим я ностальгически вспоминаю о том, как перед свадьбой, чтобы заработать себе на приданое, в канун Седьмого ноября работала на Центральном телеграфе: тогда набирали студентов перед праздниками, чтобы справляться с праздничными телеграммами… Знаете, заработала целых 100 рублей и купила несколько гарнитуров. Было. Хотя работали мы сутками, и ночью я просто валилась от усталости, а приходя домой, даже не завтракала. Сразу в постель. Хорошо, занятий в институте не было ввиду хлопковой кампании.

Да, были и пресловутые панталоны с начесом. Над которыми издевался Ив Монтан. А я бы посмотрела на Ива Монтана, скажем, в Якутске, зимой и без панталон. Любопытно: что бы с ним было? Да и в Москве зимы тогда были — не приведи господь. И все мы как миленькие, приходя на работу, снимали спортивные штаны типа лосин (тогда такого слова в обиходе не было, если только речь шла не о гусарах) из чистошерстяного трикотажа — без них просто не выдержать…

Да и мужчины тоже не брезговали носить нижнее белье с начесом и даже кальсоны. Холод не тетка, и тут вам не Ташкент.

Да, кстати, и грации немецкие тоже появились. Эластичные. Утягивали прекрасно, только размерный ряд подкачал (я про маму, а сама влезала). Стройнили… Только стоили двадцатку, не укупишь. Кроме комбинашек и граций продавались по той же двадцатке элегантные ночные сорочки, у меня долго хранилась такая — подарок свекрови.

А маме оставалось шить грации у нашей портнихи Анны Ивановны, жившей на улице Алексея Толстого, в самом уголке, в крошечном двухкомнатном домике, одну комнату которого занимали две ее племянницы. В другой жили Анна Ивановна и ее муж. Доживали. Оба их сына погибли на войне, и это разом прибило стариков к земле. Они и тогда были очень немолоды. Ее муж возился в саду — прекрасный был сад, что там только ни цвело. На стенах их комнаты висели многочисленные картины, с потолка свисала дореволюционная люстра из стеклянных палочек, стояло множество безделушек, когда-то кем-то привезенных из Японии, тоже до Революции. Они словно остались в том, другом, прекрасном времени, я все называла их старосветскими помещиками… Нужно было ощутить ту старозаветную атмосферу какой-то несомненной чистоты и порядочности. Для меня они остаются олицетворением старого Ташкента. Старого русского Ташкента. Только такая молодая дура, как я, могла не расспросить их о прошлом. Теперь и болит, а расспросить некого…

А шила она прекрасно. И готовила тоже.

И каждый раз показывала маме новое платье, которое сшила для себя… А мама каждый раз восхищалась.

Вы себе не представляете, как мирно, как счастливо становилось на душе, когда я попадала к ним в домик. Давно уже ничего подобного не испытывала. Да и не испытаю больше.

Сейчас комбинации совсем вышли из моды, вместе с панталонами, и лосины совсем другие. А у меня бережно хранится та самая советская комбинация, в которую я давно не влезаю…