Город уходит в тень

Татьяна Перцева

Эта книга посвящена моему родному городу. Когда-то веселому, оживленному, в котором, казалось, царил вечный праздник. Ташкент – столица солнца и тепла. Именно тепло было главной особенностью Ташкента. Тепло человеческое. Тепло земли. Город, у которого было сердце. Тот город остался только в наших воспоминаниях. Очень хочется, чтобы нынешние жители и те, кто уехал, помнили наш Ташкент. Настоящий.

НИТОЧКИ-ПРИВЯЗОЧКИ

Человек я общительный. Друзей у меня много. Причем искренних и порядочных, даром что виртуальные. У меня и не виртуальных много. И все-таки есть друзья, с которыми меня связывают особые ниточки. Не простые. Необычные. Неразрывные. И сплетены во что-то вроде невидимых паутинок, с вполне определенным центром.

Таких паутинок несколько. Время от времени какая-то из нитей рвется. Но остальные тихо позванивают, словно напоминая: мы еще есть. Мы еще живы.

Самая старая и ветхая паутинка появилась 75 лет назад в нашем дворе. В ее ниточки вплетены заросли касторки и ночной красавицы, чудеса полутемного заднего двора, стук мяча о розовую стену соседского дома, серебро тополей под ветром, бусики из кёльрейтерии, куликашки, осиные гнезда, зеленые богомолы, арбузы под струей воды из крана, выбеленные зубным порошком тапочки, зимние сосульки на живой изгороди, разноцветные ипомеи, крашеные деревянные ступеньки, скамейка под деревом и много-много всего.

Эти ниточки-веревочки-паутинки соединяют меня с живыми и ушедшими обитателями нашего двора. Истончились. Но держатся. Лора Осадчук, Ванда Княжевская, Тома Корсунская. Эти меня помнят с пеленок и чуть постарше, с кудряшками и светлыми волосами. Ира Могилевская и Сережа Макаров — помладше, потому их ниточки крепче. Но многие, очень многие бессильно повисли, оборванные и готовые вот-вот оторваться совсем и полететь по ветру…

Еще одна паутина-звездочка, в центре которой школа. В ниточки вплетены замечательный пришкольный участок, утренники, линейки, бесчисленные горшки с цветами на подоконниках, запах мерзкой мастики, монументальная осанка Валентины Петровны, директора школы, нелепая постройка посреди двора — библиотека, красные революционные шаровары, в которых я ходила в школу, чернильницы-непроливайки, школьные вечера, тетрадки и нелюбовь к физике. Ниточки тянутся между моими одноклассницами Людой и Лидой, а из пятидесятой школы только одна, любимая — от Милы Поляковой… Как мало я знаю об остальных. Иных уж нет, а те — далече. Ниточки Лени Миронова уже нет. Зато остались ниточки между мной и дружной компанией тех девчонок, что были на год старше: Таней Вавиловой, Наташей Данильянц, Зулей Иноятовой, Викой Остапчук. Ниточки пока еще крепкие. Все живы. Слава Богу, все живы… Они меня помнят первоклассницей, да нет, с тех пор, когда мне было лет шесть. Знаменитая Викина челка… нежное личико Наташи, доброта Тани, грубоватый юмор Зули… все есть, все осталось, все мы вместе. А Игорёшка Кельман, хоть и стал мне кем-то вроде братика, тогда был мелкотой, на которую я внимания не обращала. Но и его ниточка есть, не разорвать…

Еще одна паутина — музыкальная школа и музыкальное училище имени Хамзы. В ниточки вплетены ноты, аккорды, оркестр, сольфеджио, скрипка и пианино. Оборвались ниточки Мины Борисовны, Моисея Бронфмана, Дмитрия Исааковича Штерна, моих любимых учителей, Лены Броновой. Почти не видны ниточки Лени Туровского — мы с ним не общаемся, Бори и Алика Шамшидовых, едва видна ниточка Фриды Хойкер (Молтянер)…

Следующая часть моей жизни — ромгерм. Навсегда оставшийся со мной, хоть и уничтоженный, как многое-многое другое. Как сам Ташкент.

В ниточки вплетены чинары, каштаны и иудины деревья Сквера, два одинаковых здания из николаевского кирпича, грубые скамьи и столы. Кафе «Дружба» и вечер физиков-ромгерманцев, почти родные лица любимых педагогов: Елены Львовны, Эни Моисеевны, Ольги Борисовны, Гиви, конечно, и строгого декана… прибавившего не только свою, но и еще одну ниточку.

Я ни разу в жизни не видела его дочерей Татьяну и Инну. Татьяну и не увижу. А с Инной мы подруги, правда на ФБ. И оказалось, что мы могли дружить, и что жили почти рядом, и что вместе тоскуем по тому Ташкенту.

Как интересно в жизни бывает: я не любила и боялась Евгения Федоровича. Действительно боялась. Потому что чувствовала: он ко мне плохо относится. Нет, он ничем этого не показывал и даже поставил мне тройку за экзамен по латыни, хотя я точно в тот день ничего не знала, и он мог спокойно турнуть меня. Но поставил тройку. Правда, у меня были обстоятельства, которых я не могла ему объяснить. Но он проявил истинное великодушие, за что я ему благодарна. Но так и не поняла: почему он так ко мне относился? Может, потому, что я не была комсомолкой. При приеме это просмотрели, а потом ему за меня влетело? Короче — не знаю. Но чем-то я его раздражала.

Ниточки Марика Лейбовича, Миши Портянского, Наташи Федорчук, Люды Масленниковой, до сих пор искренне жалею, что мы так и не стали подругами. Ниточки Адибы Арифхановой и Алика Турсунова оборвались. Жаль до слез. Адиба моей подругой была, Алик, милый, добрый мальчик, таскал откуда-то книги на английском. Не официально изданные, а за рубежом…

Остальные ниточки пока держатся. Дай Бог, чтобы подольше.

Есть еще одна паутина-звездочка. Последняя в моей жизни.

В ее ниточки вплетены горы книг, камней, безделушек, дальние поездки, улыбка сына и вопли внуков, длинные беседы с подругами, здешними и ташкентскими, хорошими подругами и почти сестрами, и ниточки тянутся к Ларисе и Маше, Тане и Наташе, Зухре, Лоле, Раечке, Гуле, Галине и Белле… Одна ниточка всех крепче и надежнее, потому что на свете есть человек, с которым мы понимаем друг друга с полувзгляда. Самая крепкая, самая надежная ниточка — сын. И только потому во мне еще живет воля к жизни.

Ниточки-ниточки, не обрывайтесь, живите долго, становитесь крепче, зато мы вместе…