Город уходит в тень

Татьяна Перцева

Эта книга посвящена моему родному городу. Когда-то веселому, оживленному, в котором, казалось, царил вечный праздник. Ташкент – столица солнца и тепла. Именно тепло было главной особенностью Ташкента. Тепло человеческое. Тепло земли. Город, у которого было сердце. Тот город остался только в наших воспоминаниях. Очень хочется, чтобы нынешние жители и те, кто уехал, помнили наш Ташкент. Настоящий.

УБИТЫЙ ГОРОД

Наш город молча умирает…

Он превращается в песок.

И только тихий свет окраин

Еще мерцает между строк.

Его спокойно вырубают

Под самый корень, каждый час.

Наш город молча исчезает,

Быстрее нас…

Наш город с каждым днем все больше

Похож на призрачный мираж.

Наш город смотрит в небо с болью.

Наш город…

Нет, уже не наш.

Бах Ахмедов²

Мой бедный любимый город. Бедный родной город. Что с тобой сделали? Что с тобой делают? И что еще с тобой сделают?

Казалось, вечный.

С собственным сердцем — Сквером.

С собственным Бродвеем, где, как и подобает Бродвею, был театр, был дворец, куда высыпала по вечерам молодежь. С Главным фонтаном, куда нас водили мамы. С парками. Сколько же было парков… Два с озерами, когда-то выкопанными на субботниках той же молодежью. Какие-то уничтожены, какие-то реконструированы до неузнаваемости. В одном изуродовали великолепную лестницу. Озеро Победы осушили. Теперь взялись за Комсомольское и тут же расправились со знаменитой детской железной дорогой.

А зелени! Гордые чинары. Дубы. Каштаны. Серебристые тополя. Ясени.

Не поверите, но чистая правда: когда-то прямо посреди мостовых тянулись клумбы. С каннами. Большие цветы, зеленые листья. Маленькие цветы, почти черные листья. С розами. Весь город был в розах и каннах. Клумбы вместо разделительных полос. Понимаю, представить трудно. Но правда. С ранней весны и до поздней осени город расцветал.

Город-сад. Город-рай.

Что с тобой сотворили?

Город, как всякий живой организм, оказался беззащитным перед убийцами.

Его убивали по частям, но планомерно. Сначала сердце. Сквер. Потом здания. Исторические. Дышавшие стариной. Великолепной архитектуры.

Потом принялись за деревья. Это не в лесу и не браконьеры. Уничтожали легкие большого города. И продолжают уничтожать. Все во имя Золотого Тельца.

Но и это не самое страшное. Как ни страшно все происходящее.

В моем городе идет война. Самая настоящая война в мирное время. Руководство города воюет с населением. Бой идет на несколько фронтов. Снос. Теперь каждый, у кого много денег, может снести любой дом, любое памятное место. На днях снесли целую рощу. Рашидова. Это он сажал деревья. Просто кто-то приехал и срубил 80 деревьев. Сносят дома. Не только в Ташкенте. Бесконечные суды, бесконечные требования… Теперь в каждом дворе каждого дома могут построить еще дом. Потому что есть деньги.

Был в Ташкенте институт садоводства и виноградарства. Основанный большим ученым Рихардом Шредером. Носивший его имя.

Потом это имя отняли. Потом институту дали имя Мирзаева. Вроде как ученика. Теперь нынешний директор благополучно вырубил весь сад института. Абсолютно безнаказанно. Древесина идет на мебель и паркет.

Война идет с переменным успехом. Дом 45 по улице Амира Темура, бывшей Пролетарской, стал символом, вроде Брестской крепости. Это просто уму непостижимо: нашелся человек, сплотивший жильцов дома, выигравший все суды, не позволивший снести исторический памятник…

Я еще не видела такого, чтобы в современном государстве у человека отобрали его же картину, а на все попытки вернуть грозятся в тюрьму засадить! Причем грозится (публично!) та, кто призван закон защищать. Прокурор.

Хоким (мэр) города публично же угрожает журналистам. Еще какой-то хоким ставит людей в канаву с водой за некий, по его мнению, проступок.

Заметьте, и характер преступлений изменился. Преступления были всегда. Были, есть и будут. Но обижать и унижать стариков? В мусульманской стране? Издеваться над детьми? В мусульманской стране? Такого просто не бывает.

Нет, конечно, и в Москве благодаря дорогому мэру сносятся исторические здания, а в области еще и леса вырубаются с парками, но чтобы людей выгонять на улицу? Чтобы в НИИ сад рубить? Чтобы в столице сносить рощи? Чтобы отбирать у человека, не сделавшего ничего противозаконного, принадлежавшую ему картину Рембрандта, да еще судом грозить?! Такого просто не бывает.

Полное впечатление того, что город захватили интервенты. То есть оккупанты. То есть враги.

На месте срубленных деревьев сажают елки. Самое подходящее дерево для города, в котором летняя жара достигает порой 50 градусов. Елки не приживаются. Гибнут. Сажают новые. Они тоже гибнут. И так далее. Оборот денег в природе. Тени они тоже не дают, даже если вырастут.

Боюсь подумать, что стало с картинами музея искусств. Боюсь. Уже читала, что некоторые продавались на заграничных аукционах.

Боюсь представить, что станет с дворцом Великого князя. Боюсь. Там тоже реставрацию затеяли.

«Вакханалия какая-то! Застройщики, как волки в человечьей шкуре, вгрызаются в плоть любимого города, уничтожая все на своем пути. Они рвутся на манящий запах наживы с глухой злобой и ненавистью ко всем окружающим.

В их глазах лишь золотой телец. Ослепленные им застройщики не видят ничего: ни величественных деревьев — своих ровесников, ни людей, привязывающих себя к деревьям, чтобы защитить их от дровосеков, ни слёз детей и стариков. Родина для них — пустой звук. Не думают они об Отчизне, а думают лишь о собственной выгоде»³.

Это не мои слова. Это пишет мой друг Игорь Цой. Из Ташкента.

Я же говорю, оккупанты. Правда, в еще незавоеванном городе. Битва еще идет.

Гениальный писатель Чингиз Айтматов нашел для таких термин. Манкурты. Это те, после которых хоть потоп.

Кажется, они добьются потопа. После чего город прекратит существовать. Окончательно.

Останется макет. Псевдовосточный китч. Царство алюкобонда.

Узбекистанский писатель Тохир Малик, прямо скажем, не блещущий талантом, зато обвинивший в безбожии (!!!) советского писателя Абдуллу Каххара, человека неизмеримо более талантливого, придумал для своей трудночитаемой книги заглавие, просто кричащее о ситуации в стране: «Шайтанат». Царство шайтана. То есть дьявола. Бесовщина. Именно так можно обозначить происходящее в Узбекистане и Ташкенте.

Единственная надежда на то, что люди перестали покорно выносить любой произвол. Они больше не молчат. Они борются. При полном молчании властей страны. И я всей душой с ними. Успеха в борьбе, мои друзья.

Один господин назвал меня диванной патриоткой. Что же, в какой-то степени он прав. Вряд ли 75-летняя женщина, живущая в трех с половиной тысячах километров от Ташкента, может бороться по-настоящему. Но сердце все равно болит. И я не могу равнодушно смотреть на все это. Не могу.

Мой бедный любимый город…

* Напечатано с разрешения Баха Ахмедова.

Примечания

2

Напечатано с разрешения Баха Ахмедова.

3

Напечатано с разрешения Игоря Цоя.