Мысли вслух во сне и наяву. Книга первая

Татьяна Васильевна Володина

Москва в 2014 году. Таня и Кирилл вместе уже четыре года. Это молодые, талантливые люди со сложившимися характерами и карьерами. Им хорошо вместе. Но в каждой жизни есть это пресловутое «НО», с которым приходится считаться. И «судьбу» никто не отменял…

Глава 3

В тот день с утра по окнам барабанил дождь. Юлия подошла к окну и выглянула во двор. Обычная презрительная гримаса застыла на ее лице.

— Это, кажется надолго. Мерзость и хочется чего-то вкусненького, — изрекла она.

При ее словах Ольга сползла с кресла под стол. Вкусненькое — предполагало забег в кондитерскую и, как всегда этот жребий будет принадлежать ей.

— Мерзость в сочетании с вкусненьким — это самое то, что нужно, — пробурчал из угла Андрей, работая, не поднимая головы. Он только вернулся из Нью-Йорка, и сегодня должен был отдать готовый вариант интервью главному редактору. Юлия еще утром, до прихода Андрея, сказала Тане, что Платоша обязательно черновик интервью Андрея отдаст ей на редакцию. При этом, тяжело вздохнув, и с грустью в голосе заметила, что лучше самой взять десять интервью, чем переделывать чужой.

— Именно. — Юлия повернулась лицом к комнате и небрежно, как бы, между прочим, бросила. — Оленька, ты как? Только обязательно возьми зонтик. Мне «дакуаз», и, пожалуйста, с фисташковым кремом.

Затем она со вздохом вернулась на свое рабочее место. Илья в это время направлялся к ксероксу и после произнесенного Юлией загадочного и такого красивого французского слова, застыл и почему-то посмотрел на Таню.

— Пирожное, — проговорила та тихо, — миндальные коржи, а между ними крем ванильный или фисташковый. Юлия предпочитает фисташковый крем. — Произнося слова о предпочтении Юлии, Таня красноречиво закатила глаза, а затем тихо добавила: — И я, но и ванильный тоже весьма хорош.

— Думаю, вкусно. Одно название чего стоит, — тихо сказал Илья. Таня в знак согласия кивнула головой, и он продолжил свой путь к ксероксу.

— Друзья! В следующем номере журнала — а это завтра — выходит мое интервью, и я хочу вас угостить по этому поводу, — громко сказала Таня, оглядев комнату и улыбнувшись голове Ольги, показавшейся из-под стола.

— Оль, мне сейчас идти к главному, будь добра, выручить меня. Буду твоей должницей и в следующий раз, при необходимости, сбегаю за вкусненьким. Хорошо?

— Ну, допустим, такая необходимость у нас постоянная, но сейчас могу выручить тебя я, — обернувшись и улыбаясь, сказал Илья. — Для меня это не будет повинностью, для меня это будет честью познакомиться с дакуаз.

Все громко засмеялись.

— Спасибо, — улыбнулась ему Таня.

— Напечатали про твоего Бочелли? — вылезая и кряхтя, спросила Ольга — Я обязательно почитаю о нем. Ты всегда так классно пишешь. Так мама всегда говорит. Она любит твои статьи и постоянно твердит, что это класс и велит мне учиться у тебя.

Таня опустила голову и почти уткнулась в компьютер. Было приятно это слышать, но не стоило этого говорить при всех, тем более при Юлии.

— Передай маме мое спасибо за столь приятные слова, — подняв голову и улыбнувшись, тихо сказала Таня. Завтра выходит номер и статья должна быть в нем, и только тогда можно будет сказать — получилась она или нет. Но кто мешает нам отметить, сей факт сегодня? Никто иной не сможет этого сделать. Вот мы его и отметим пирожным. Оля, ты ведь сама понимаешь, что поручать Илье столь важное дело…, большой риск. — Таня при этом сморщила нос. — Он наверняка все перепутает, и вместо дакуаз мы получим нечто другое, а ты все знаешь и сделаешь это лучше всех нас. И тебе не нужно объяснять, что за зверь — дакуаз.

Все снова засмеялись, а Илья, проходя мимо Тани, погрозил ей длинным пальцем. Ей ничего не оставалось, как только пожать плечами с виноватым выражением лица.

— Хорошо. Я с удовольствием схожу.

Илья послал Ольге воздушный поцелуй. Она махнула на него рукой и стала переобуваться в балетки.

— Эх, жаль, что аптеки Феррейна больше нет, а то бы ты могла заскочить за таблетками от головной боли, — стала сокрушаться Юлия.

— У меня есть. На, возьми.

И Таня, подойдя к столу Юлии, протянула ей косметичку с таблетками. Илья заерзал в кресле. У него всегда начитался зуд, если он слышал что-то необычное для себя.

— Опять немцы.

— Немцы? — Юлия резко повернулась к нему. — Сразу видно, что мальчик из провинции. Вас теперь так много в столице. Историю города не знаете, ходите по улицам с пустыми лицами, ни знаний, ни мыслей, одним словом — пусто. — Сделав паузу, она с вызовом стала продолжать: — Да. Они действительно немцы, но только обрусевшие немцы. А это не одно то же самое. Ты должен был обратить внимание на особенное уникальное здание, когда шел по Никольской улице. Там сейчас на втором этаже французский ресторан, а внизу — магазин хрусталя.

— Мне хрусталь не нужен, — сердито бросил Илья. Таня, опустив голову, улыбнулась. Она понимала состояние Ильи, которому в этот момент хотелось придушить Юлию. Мальчик, приехавший из провинции и окончивший университет с отличием, умный и талантливый страшно ненавидел снобизм столичной дамы и не скрывал этого.

— Речь не о хрустале и нечего из себя изображать идиота. — Юлия раздраженно махнула рукой. — Ты хотя бы обратил свое внимание на это здание?

— Хотя бы — да, — процедил он сквозь зубы.

— Уже хорошо. Значит, ты не безнадежен.

«А вот и пряник», — отметила про себя Таня.

— Это здание было построено по индивидуальному проекту специально для аптеки, которая занимала два нижних этажа, а на верхних этажах размещались лаборатории, склад и столовая для сотрудников. Еще в начале девятнадцатого века аптеку выкупил первый из Феррейнов — Карл Иванович. Последним ее владельцем был Владимир Феррейн, который после революции переехал в Крым, где скончался в 1918 году.

— В эту аптеку меня посылала мама, — засмеялась Таня. — Она считалась ее самой хорошей, и была под номером один. Мне нравилось там бывать. Так и говорили: в первой аптеке или в аптеке у Феррейна. Юль, помнишь? — Таня развернулась в сторону Юлии. — Там, на первом этаже, еще стояло чучело медведя.

Юлия задумчиво закивала головой в знак согласия.

— Мне его было всегда очень жалко. Он мне казался очень одиноким.

— И пыльным, — засмеялась Таня.

— Именно, — согласилась Юлия. — Внутри аптеки было красиво и интересно. Резные ящички, на втором этаже огромные зеркала. Когда ее построили, она считалась крупнейшей в Европе. А медведь — это особая статья. Владимир Феррейн, — последний ее владелец, — поскольку увеличилась популярность лекарств на медвежьем жире, в рекламных целях приобрел живого медведя. Его каждый день водили на водопой на Лубянскую площадь, где животное могли видеть потенциальные покупатели.

— Вот почему иностранцы говорят, что у нас в Москве по улицам медведи бродят, — засмеялся Андрей. — Это все немцы нам устроили. Надо полагать, что на Лубянской площади был водоем?

— Был. Там был фонтан, — сказала Таня и подумала, что влезла в чужую историю. — Извини, Юлия. Я это знаю из другой истории.

— А что случилось с мишкой? — плаксивым голосом спросила Ольга. Все уже забыли о ней, а она стояла посередине комнаты и внимательно слушала.

— «Птичку жалко», — засмеялся Андрей.

— Не волнуйся, — стала утешать ее Юлия. — У мишки было все хорошо. Для него при аптечной конюшне устроили специальный вольер, и он там жил долго и счастливо, а… потом… сделали чучело, которое стояло в аптеке. А сейчас у тебя закроется кондитерская.

Ольга кивнула головой и подошла к Тане.

— А что случилось с фонтаном? — поинтересовался Илья.

Юлия пожала плечами.

— Не волнуйся, — в тон Юлии проговорила Таня. — У фонтана было все хорошо. Этот один из старейших фонтанов Москвы, носящий название Никольский, после реконструкции Лубянской площади был перенесен во внутренний двор Александринского дворца в Нескучном саду. Я надеюсь, что всем понятно, что свое название фонтан получил от Никольских ворот Китай-города. Фонтан детище русского скульптора итальянского происхождения Джованни Витали.

— Удивительно, — пробурчал все еще сердитый Илья, — аптека, детище обрусевших немцев, фонтан — итальянца, а где наши умельцы?

— Спокойно, — Таня подняла ладонь, — есть и наши умельцы, а в данном случае — Россия стала второй родиной для талантливых людей, а это дорогого стоит. Уверяю тебя, если умные, предприимчивые, талантливые люди оставались жить и творить в России, а таких было не мало, то это значит, что им у нас было хорошо.

— В Нескучном саду? — Илья задумчиво посмотрел на Таню. — Это не тот фонтан с фигурами четырех мальчиков, которые поддерживают большую чашу из красного полированного гранита? Я, кажется, его видел.

— Да-да. Это именно он. Каждый из мальчиков олицетворяет русскую реку — Волгу, Днепр, Дон и Неву.

— Ну, допустим теперь Днепр украинская река, — съехидничал Андрей. Таня быстро бросила на него испепеляющий взгляд.

— А об этом им стоит хорошо подумать, прежде чем заглядывать на запад и объявлять себя европейцами, словно раньше они ими не были! Знание географии еще никому не мешало. Но вернемся к нашему фонтану. Выше находится малая чаша, а под ней располагались фигуры трех орлов. А знаю я об этом фонтане, поскольку интересовалась фонтаном на Театральной площади у Большого театра. Его создателем тоже был Джованни Витали и фонтан назывался «Петровский». Вы должны помнить, что водная чаша его расположена на постаменте, которую держат четыре амура-путти, олицетворяющих: трагедию, комедию, поэзию и, конечно…, музыку.

Илья и Андрей подняли, как по команде брови и переглянулись. «Тоже мне — горе журналисты», подумала Таня и покачала головой. Десятки раз проходили мимо фонтана и не задались вопросом, что за скульптуры там установлены. Этим грешим мы все. Если уникальная достопримечательность находится в твоем городе и сотни, нет, даже миллионы туристов со всего света приходят, приезжают, прилетают, а, некоторые, и приплывают взглянуть на нее, то мы откладываем свой поход к ней с мыслью, что куда она может деться, стояла же десятки, а, возможно, и сотни лет, постоит еще.

— А я на него не обращала внимания, — словно подслушав мысли Тани, тихо проговорила Ольга, которая все ни как не могла покинуть комнату, — пойду специально, чтобы все посмотреть.

Таня, поманив ее рукой, тихо сказала подошедшей Ольге:

— Спасибо. Ты настоящий друг. Пожалуйста, с фисташковым и ванильным каждому, это значит по два, и ему тоже, — Таня указала пальцем на стенку, за которой находился кабинет главного редактора, и протянула Ольге деньги и зонт, а затем направилась в соседний кабинет.

Ольга потопталась на месте и спросила:

— А Александрийский дворец? Он чей?

— Когда вернешься с французскими пирожными, тогда и узнаешь, — засмеялся Илья и вытолкнул ее в коридор.

Как правило, Кирилл, когда задерживался, сообщал Тане, а та поступала аналогичным образом. Это было их негласным правилом, и они его придерживались неукоснительно. В один из дней Кирилл пришел поздно, не предупредив об этом Таню. Чмокнув ее в лоб, сказал, что кушать не будет, так как поел у Юлии. При упоминании Кириллом имени «Юлия», Таня почувствовала явную тревогу и угрозу с той стороны. Неужели ревность? На нее это не похоже. Да и с какой стати, Кирилл любит ее, наверное…. Во всяком случае, она не чувствовала отчуждения. Страх? Да, именно страх — липкий, противный, а еще тревога, от которой гулко бьется сердце, и начитают потеть ладони. Вот и сейчас, после сказанного им у Тани заныла почему-то спина, словно она подняла тяжелую корзину. «Почему именно корзину?» — задала она себе вопрос, но ясно представляла корзину. Не сумку, не чемодан, а именно большую бельевую с полукруглой одной ручкой корзину. Хотелось закричать, побить для разрядки, если только чуть-чуть, так — пару чашек и тарелок, а затем поплакать, да так, чтобы взахлеб, со сморканием в платок и с вздохами на полную грудь. О-о! Это было бы большим удовольствием, но она этого не сделала, а молча вернулась к работе. Слезы комом стояли в горле, руки не слушались, а пальцы так и норовили нажать на ненужные клавиши. Она опустила руки и сделала вдох, наполнив легкие воздухом, а затем медленно выдохнула, выталкивая воздух небольшими порциями. Стало легче. Ей срочно нужно было поправить интервью Андрея, которое он привез из Нью-Йорка. Главный редактор, в разрез предположению Юлии, передал текст ей с просьбой к утру дать предложения. У Андрея был меткий глаз. Он, как никто другой, подмечал интересные моменты в рассказе интервьюируемого, и тут же задавал хороший вопрос. Но уложить и донести до читателя все интересные нюансы интервью у него еще не хватало мастерства. Нужно не только слышать того, с кем ведешь диалог, но и видит его. Подчас мимика человека говорит о нем больше, чем он озвучивает голосом. Это к Андрею придет, а она обязательно подскажет, как нужно это замечать и переносить на бумагу. Ее задача была, где можно безболезненно поправить текст из наличия того материала, который был у нее. Написав свой вариант статьи, Таня наложила его на вариант Андрея и получила новый вариант с выделенными правками, чтобы Андрей и Платоша могли увидеть, что она изменила в тексте статьи. В квартире было тихо, только из ванной доносился шум льющейся воды. Чтобы прийти в норму, Тане необходима была активная деятельность. В порядке задаваемых Андреем вопросов известному ведущему, Таня написала маленькое эссе, или скорее письмо для Андрея, на что бы она лично обратила внимание, задав тому один из его вопросов, а затем, в разумных пределах не нарушая этики, изложила для читателей. Подчас очень важно для понимания собеседника знать его реакцию на те, или иные вопросы. Разбавить текс собственным впечатлением о человеке, с которым ты разговариваешь, очень важно и полезно, чтобы читатель мог представить атмосферу, окружавшую журналиста и его собеседника. Написав эти три документа, Таня передала текст Андрею и главному редактору на их рабочие компьютеры.

В комнате она все еще была одна. Сидела в любимой позе: подтянув колени к груди и обхватив их руками. Кирилл после душа, отправился в кухню, но Таня не слышала ни каких звуков. Что он там делает? Загадка. Она поднялась и пошла к нему. Подвинув стул к окну, он сидел на нем верхом, обхватив спинку и уперев в руки подбородок, пристально смотрел в темноту. Было видно, что он о чем то думает и то, о чем он думает, ему не доставляет удовольствия. Таня тихо вернулась в комнату и села на диван. «Кризис среднего возраста?» — не успела она подумать, как услышала быстрые шаги. Войдя в комнату, Кирилл сел рядом с ней и крепко обнял. Он прижимал ее к себе все сильнее и сильнее, словно кто-то пытался ее у него отнять, а он не отдавал. Ей уже трудно было дышать, но молчала и слушала громкий стук его сердца. Она лихорадочно стала думать какие слова должна сказать. Допрос исключался, а придумать повод к расспросу, не получался. Что же случилось там? Там — на третьем этаже в квартире Вележевых? Но то, что там что-то случилось, она не сомневалась.

— У меня предложение, — тихо прошептал Кирилл, отпуская Таню. Она сделала глубокий вдох и спросила: — Какое?

— Заняться неприличными действиями.

— Напомни мне, пожалуйста, что такое «неприличные действия»?

— Уже забыла? Ай-ай! Нет мне прощения. Но ты можешь догадаться.

— Нет, не могу. Я только могу представить неприличные контексты, а вспомнить?… пожалуй, нет. Необходима подсказка.

— А предлагаю тебе не представлять, а участвовать. Ну как?

— Хорошее, дельное предложение. Грех от него отказываться, — засмеялась Таня, нежно обнимая его на шею и проводя носом по его щеке.

Кирилл нагнул голову, чтобы поцеловать то место, которое постоянно влекло его, — гладкую и нежную ямочку нее на шее. Таня позволила ему устроиться там, вздрогнув, когда его теплые нежные губы прижались к ее коже.

— Мне нравится твое понимание греха, — покрывая поцелуями ее шею, прошептал он. — Такое свежее и современное его толкование.

Он поднял ее на руки и прижал к себе.

— «Ложки нашлись, а осадок остался», — пробурчала себе под нос Таня, но Кирилл услышал сказанное. Положив ее на кровать и наклонившись, он внимательно посмотрел на нее и тихо спросил:

— Зачем тебе Чехов? Говори как есть.

— Обязательно, но только после тебя.

— Никакого осадка не осталось. — Он снова поцеловал ее в шею. — Только ты и я, и я хочу тебя. Всегда и постоянно!

Ночь прошла без сновидений. Таня проснулась, когда голос подал будильник и она, протянув руку, нажала на кнопку. Кирилл сладко спал, он был совой, и никакая сила не переделала бы его на жаворонка. Таня сама любила утром поспать, но сегодня был обычный день — среда, середина недели. Она потихоньку подняла руку Кирилла, лежащую у нее на животе. Ночная сорочка, как всегда, была у нее под грудью. Повернувшись лицом к Кириллу, она стала рассматривать его выгнутые дугой темные брови, длинные, как у девчонки, ресницы, губы… нежные ласковые губы, которые ночью целовали ее. Кирилл был красив той удивительной красотой, когда хочется любоваться им постоянно. Мужская красота не производила на Таню подобного сильного впечатления с тех пор, как она познакомилась с Егором. Егор! Почему она вдруг вспомнила о нем? Потому, что сильно любила? А может потому, что продолжает любить? Почему она продолжает помнить каждую черточку на его умном и красивом лице? Он красив? Да, красив необыкновенной красотой с большими ласковыми глазами оливкового цвета и нежными губами, которые ее целовали и сейчас, вспоминая о них, у нее кружится голова. Егор — это прошлое, это отчаянная боль, которая вопреки всему постоянно там, внутри нее. Избавиться от нее она так и не смогла, прошлое все время было с ней рядом, и ей ничего не оставалось, как попытаться спрятать ее глубоко внутри, так глубоко, чтобы та не мешала дышать и жить в настоящем. Таня закусила губу, прогоняя мысли о прошлом. Однако у нее ничего не получалось. Чем больше проходило времени, отдалявшего ее от Егора, тем четче она помнила каждое произнесенное им слово, каждый жест, каждый поцелуй. Вот и сейчас: она закрывает глаза и видит его оливково-зеленые глаза, его яркие губы — они приближаются к ее лицу и целуют нежно, долго, словно пьют ее, а она, как тогда, вся отдается этому чувству. Какому чувству? Внутри все сжимается, а на глаза наворачиваются слезы. Что это за чувство, если после последнего поцелуя прошло уже семь лет, а рядом лежит мужчина, который ее нежно обнимает уже четыре года и она любит его. Любит! Любит или думает, что любит? Она не выбирала Кирилла, она никогда никого не выбирала. Всегда выбирали ее, а затем она откликалась на зов или не откликалась, и тогда они уходили. Ушел и Егор, но не потому, что она не откликнулась. Она влюбилась в него в вечер их знакомства и готова была следовать за ним, пока смерть не разлучит их. Не случилось. Он ушел от нее, а она осталась одна… Таня погладила лицо спящего Кирилла. «Кирилл — это мне подарок от судьбы», подумала она и стала осыпать его легкими нежными поцелуями, пока тот не открыл глаза и, улыбнувшись тихой нежной улыбкой, со сладким стоном прижал ее к себе. Она погладила его по щеке и потерлась носом об его нос и тут же почувствовала вес его знакомого поджарого тела, почувствовав животом его возбуждение, тихонько застонала.

Бегать этим утром у Кирилла не получилось. Время поджимало, у него с утра была намечена встреча, и он спешил, лукаво поглядывая на Таню. На лице блуждала довольная улыбка. Таня уже была в платье, когда Кирилл, подойдя к ней, поцеловал ее в основание шеи и застегнул молнию вдоль изгиба спины, который он так любил.

— Сегодня ляжем пораньше, — в его голосе прозвучала твердость, но Таня тут же отозвалась тихим хихиканьем. Она знала, что, как всегда он будет до полуночи ковыряться в ноутбуке. Но ответила так же твердо:

— Однозначно, — и они оба засмеялись. Он хотел ее всегда. Хотел прикасаться к ней. Только работа могла отвлечь его от нее.

Это утро было симфонией покоя и нежности. Ход времени словно отменен, но хлопнула входная дверь и Таня поняла, что Кирилл ушел и ей тоже нужно поторапливаться. Она ни словом не намекнула ему, что ее обидел его вечерний заход к Юлии и ужин с ней, а ведь она так и не ужинала вчера. Ждала его.

Рабочий день еще не начался и, не заходя в свою рабочую комнату, Таня подергала дверь кабинета главного редактора. Дверь была не заперта, и она заглянула в кабинет, который представлял собой длинную комнату, в которой, под стать ей, стоял длинный стол для заседаний редакционной коллегии журнала. Письменный стол главного стоит за этим огромным столом у противоположной стены, напротив двери и когда ее открываешь, то приходиться вглядываться вдаль — на месте главный редактор или отсутствует в данный момент. Зрение у Тани было хорошее, и она тут же увидела, что необходимый ей субъект на месте.

— Доброе утро, Платон Капитонович, — поздоровалась Таня и, увидев его жест рукой, приглашающий войти, зашла в комнату и прошагала вдоль стены, на которой висели картины, рисунки, дружеские саржи, а на длинных тумбах стояли фотографии и лежали неприбранной кучей журналы. По другую сторону было три больших окна и лучи солнца, как прожекторы выхватывали яркими пятнами отдельные рисунки.

Она знала, что необычное отчество главного редактора, — умного, доброго, но строгого и ответственного человека средних лет, — связано с именем его прадеда — инженера-механика паровой машины на шелкоткацкой мануфактуре француза Жиро, впоследствии названной «Красной Розой», — в честь которого, был назван сначала его дед, а затем и отец. Теперь «Красной Розы» не стало, и она перестала выпускать красивый и качественный крепдешин, из которого так любили шить платья бабушка и мама. То, что не сделали большевики, с успехом справились нынешние, так называемые, новоявленные предприниматели со своими новыми друзьями. В страну хлынул итальянский крепдешин. Он хорош, кто спорит, но своего не стало, а свой, отнюдь, не хуже, а в чем-то даже лучше, и он был конкурент — этим все сказано. Таня тряхнула головой, чтобы избавиться от болезненной мысли.

— Я посмотрел ваш вариант интервью и уже отдал его в печать для следующего номера, — не отвечая на ее приветствие и кивая головой на стоящий у стола стул, озабоченно проговорил главный редактор.

Таня тихо опустилась на указанный стул. Настроение упало ниже нулевой оценки.

— Мой вариант? А Андрей знает? — Таня судорожно сжала руку в кулак. Она очень не любила, когда возникали подобные ситуации. Андрей вправе обидеться, что не согласовали с ним такое решение. Если бы с ней так поступили, она сочла бы такой поступок по отношению к ней, по меньшей мере, не корректным. Когда она еще не была зачислена в штат журнала, главный редактор постоянно подставлял ее подобным образом — отправляя в печать статью со своими правками, без ведома на то ее — исполнителя. Он словно сталкивал лбами ее — заштатную журналистку-студентку — и профессиональных журналистов, давая им одинаковые задания, а затем уже выбирал понравившейся ему вариант. Но нужно признать — это была отличная школа. Она очень внимательно просматривала все правки, подчас не соглашаясь с ними, но чаще — соглашаясь. Но тогда она не была в штате журнала и подобное узнала только когда стала постоянно здесь работать. А сейчас? Она такой же журналист, как и Андрей…. Они оба имеют право на корректное обращение с ними.

— Андрею я переслал твой файл, а если ты такая щепетильная, то пусть считает, что это правки редактора, — недовольно пробурчал Платоша и добавил: — Ему не обязательно это знать, перебьется. Он считал, что все эти реверансы только отнимают время. Таня категорически было не согласна с ним. Сам, будучи творческой личностью, он должен был понимать, как важно соблюдать уважительное отношение к автору.

— Я прошу вас, Платон Капитонович, не посвящать в это Андрея, и еще… — она остановилась, недоговорив, и сделала паузу, затем тихо добавила: — И Юлию тоже, пожалуйста. Если это возможно, то я сама решу: говорить ему или нет. И потом, у Андрея получилось хорошее интервью, интересный материал, я только чуть-чуть поправила редакцию и расставила акценты. У него острый взгляд и понимание собеседника. Сложился контакт, а это самое главное.

Главный редактор нахмурился и внимательно посмотрел на Таню, словно видел ее в первый раз. Он с ней знаком вот уже пять лет, но никогда, кроме профессиональных тем, они в разговорах не затрагивали. Они никогда не разговаривали просто так — на отвлеченную тему, как это делают хорошо знакомые люди. Почему? Да потому, что эта девушка оказалась далеко не так проста, как он думал вначале. И вот он, наконец, понял, что оказался совсем рядом с явлением, которое давно уже хотел изучить получше. А вот его жена Маша подружилась с ней, и постоянно твердит ему, что Танечка, добрейшая душа. Он не возражал, но всегда добавлял, что и Кирилл под стать ей.

Таня с Машей, женой главного редактора, познакомилась на премьере оперы в Большом театре. Маша была на много моложе мужа, рыжеволосая и белокожая от природы, она казалась моложе своего возраста. Улыбчивая и тактичная она быстро расположила Таню к себе. Так получилось, что мужская половина разбежалась кто куда: Платон пошел покурить, а Кирилл встретил старых знакомых и отошел на минутку с ними поздороваться, как он сказал. Таня с Машей быстро нашли общий язык. У них оказалось много общих пристрастий. Обе они любили классическую музыку и с удовольствием посещали музыкальные спектакли, к драматическому театру относились с уважением, но все же предпочитали музыку и выставки, при этом к современному изобразительному искусству, как оказалось, обе относились осторожно и с критическим уклоном. Таких встреч было несколько. Иногда на премьерах им встречалась Юлия и по поведению Маши Таня поняла, что она предпочитает с той не общаться. Они обменялись номерами телефонов, часто перезванивались и порой встречались в кафе поболтать о жизни. В отделе Таня не афишировала их дружбу, и дела в издательстве они не обсуждали. Это были только их личные отношения.

— У вас не простой характер, уважаемая Татьяна Владимировна. — Задумчиво произнес он.

— Не простой. Надо признаться, что даже сложный. — Таня на миг задумалась и со вздохом добавила: — И даже очень-очень сложный. Мне подчас трудно с ним сладить.

Главный редактор откинулся на спинку кресла, заложил руки за голову и весело засмеялся.

— Люблю честных людей. Почему мы с вами на «вы», Татьяна Владимировна? А что если мы перейдем на «ты» и будем обращаться друг к другу по имени без отчества. Насколько меньше будем произносить лишних слов. Или, — он наклонился к столу и покачал головой, — вы это расцените, как неуважение и покушение на ваш статус?

— Что вы! — На этот раз засмеялась Таня и, смутившись, поправилась: — Что ты, Платон, я буду польщена.

— А я почту за честь, — засмеялся он в ответ. — Можно еще вопрос?

— Да, конечно.

— Какие у тебя отношения с Юлей?

— С Юлией? Теперь ясно, почему мы перешли на «ты». Так удобнее задавать сложные и неприятные вопросы.

Таня не ожидала от Платона такого конкретного вопроса и нахмурила свои темные брови. «Зачем это ему? И какое его дело до моих отношений с Юлей или Юлией?» Таня начала злиться.

— Отнюдь. Если не хочешь, можешь не отвечать.

— Не хочу, но отвечу.

Платон снова рассмеялся. Он смеялся весело и долго, покачивая головой.

— Ловко ты меня. Хорошее вырисовывается утро.

— Прости. Это у меня получилось на автопилоте, — с улыбкой объяснила Таня. — А с Юлией у меня уважительные, — последовала пауза — профессиональные и дружеские отношения. И ничего более и ничего личного. Это хорошо и в то же время плохо.

— Почему плохо?

— Ждешь подвоха. Спина устает. Мой стол стоит впереди ее стола.

Когда Таня задумчиво и медленно перечисляла прилагательные, характеризующие ее отношения с Юлией, Платон внимательно и серьезно слушал ее.

— Уважительные, но не доверительные, дружеские, но вы не подруги. Я правильно тебя понял?

Теперь уже Таня, откинув голову, внимательно смотрела на Платона. «Лучше не скажешь», — думала она. — «Психология по нему плачет. А, впрочем, ему ли ее не знать? Он учился вместе с Юлией. Но почему он задает такие не простые вопросы»?

— Кирилл дружит с Юлией и уже давно, а у меня это не получается. Мы не только разные, но мы еще и антагонисты во всем. Но влиять на их дружбу я не вправе.

— И Кириллу это не нравится? — тихо спросил Платон.

Таня улыбнулась, а затем вздохнула.

— Не нравится. Он это даже не скрывает. Я постоянно ловлю себя на мысли, что это до добра не доведет, но ничего не могу с собой поделать.

— А она давит?

— Более чем.

В Танином голосе было столько горячи…. Платон стал ругать себя. Он своим дурацким и таким конкретным полицейским вопросом оборвал еще не сложившиеся, но уже намечавшиеся доверительные отношения с такой умной и не простой девушкой. Вот только сейчас на него смотрели добрые, умные большие глаза, в которых плескалась необыкновенная синева и в один миг, словно по мановению волшебной палочки, они стали совершенно другими. Теперь в Таниных глазах яркая синева наполнилась льдистой прозеленью, и в них ясно читалось не удовольствие от разговора, а чувство профессионального долга. Затем в глазах появилась скрытая боль и сожаление. Он начальник, а она его подчиненная, которая отвечает на заданный ей вопрос. Не этого он хотел. А ведь только что было совсем по-другому, а теперь, словно между ними возникла стена, которую ему придется заново преодолевать.

— Да. Мы не подруги. И я бы предпочла, чтобы она не знала, что это мне было поручено поправить интервью Андрея. Но вы… ты, простите, как начальник вправе…

— Перестань, — резко остановил ее Платон и опустил голову. Ему вдруг стало стыдно. Он хотел сказать ей, чтобы она не открывалась перед Юлией, поскольку он знаком с ней со студенческих лет и знает все ее стороны. И этих чертовых сторон у нее множество и все они разные: и хорошие, и плохие. Он всегда чувствовал ее беспредельную самовлюбленность и знал, что когда-нибудь она еще получит по заслугам. Сколько раз он хотел поставить ее на место, но, как говорит жена: «У него никогда ничего не получается по-мужски сурово и конкретно».

— Я ничего не буду говорить Юлии. Как, правило, я так всегда и поступаю. Но сейчас не об этом, у тебя сегодня командировка, — тихо сказал он, не поднимая глаз на Таню.

— Сегодня? Как? Я не успею.

— Успеешь. Это здесь, в Москве. Коллекционер картин выдающихся российских художников Борис Минин решил создать музей русского импрессионизма. Основой музея будет его коллекция картин: Коровина, Серова, Грабаря, Жуковского. Я видел у него также картины Кустодиева и Кончаловского. Сегодня впервые, как единое собрание, полотна будут представлены в филиале аукционном доме MacDougall, s. Тебе нужно будет поехать на официальную презентацию и подготовить сообщение.

— Я хотела бы взять интервью у Минина. Это возможно?

Платон с удивлением покачал головой, и Тане показалось, что его озадачил ее вопрос. Затем он вздохнул и тихо, но очень серьезно сказал:

— Нет! Сегодня тебе просто нужно оглядеться, послушать, что будут говорить и каковы у них планы, а затем уже решим нужно ли нам его интервью. Пока преждевременно.

— Я об интервью говорила не зависимо от создания музея как такового, а как о коллекционере полотен русских великих…

Платон поднял руки вверх, останавливая Таню.

— Я все понял. Коллекционер коллекционеру — рознь. Но об этом мы поговорим потом, а сейчас тебе уже пора отправляться на презентацию. Давай-давай-давай, — махнул он рукой и с улыбкой посмотрел на Таню. — Машина нужна?

— Я на своей.

Она поднялась и вышла из кабинета. В этот день Таня не вернулась в редакцию. На презентации она узнала, что музей предполагается разместить в продовольственном складе кондитерской фабрики «Большевик». Проект по превращению бывшего промышленного пространства в современный, уютный, светлый и комфортный культурно-деловой центр преследовал цель вписаться в общую архитектурную концепцию градостроительной политики Москвы. Это радовало, и Таня про себя улыбнулась. Оставалось только надеяться, что политика того стоит и у нее появилась идея ознакомиться с ней, но, конечно, не сегодня. Таня смогла перекинуться парой слов с Мининым и узнать, что идея создания музея русского импрессионизма пришла к нему еще два года назад и вот уже она стала принимать определенные черты. Таня обошла стены с картинами, и подолгу останавливаясь у каждой.

Вернувшись вечером домой, она тут же села писать статью. На удивление рано вернулся Кирилл и, подойдя к ней, поцеловал в шею, а затем заглянул в ноутбук.

— Музей? Какой музей?

— Музей русского импрессионизма. Каково?

Танин вопрос прозвучал с победным восторгом, словно это она открывает музей и теперь с гордостью извещает об этом. Победный клич не произвел на Кирилла никакого впечатления. Он внимательно смотрел в экран ноутбука.

— Борис Минин? Это его идея?

Таня кивнула головой продолжая печатать хвалебные слова в адрес коллекционера.

— У него отличная и большая коллекция русских художников. Там есть и Коровин, Грабарь, Кустодиев и Серов. Наслышан о нем от папы, но коллекции его не видел. Значит, он решил поместить ее в музей. Хорошая задумка. Он всегда отличался практичными идеями.

— Практичными? — Танины руки на миг застыли над клавиатурой.

— Именно так я и сказал, — задумчиво проговорил Кирилл, продолжая читать текст с экрана. — Ты думаешь, у него получиться с музеем? Подключил аукционный дом, молодец. Правда, этот аукционный дом пока, мало кому, известен, но только одно слово «Лондон», в котором находится его штаб квартира, многих очарует, как и все дипломы из тех контор. Так предприимчивые люди делают вывеску друг другу. Это сегодня очень актуально. — Затем он сам ответил на свой же вопрос. — У этого получится. У таких, как он, сейчас все всегда получается. Надо понимать, что картины городу он не подарил, а только, на время разместит, а потом…. Потом суп с котом. — Подытожил Кирилл.

Таня бросила печатать и повернулась к Кириллу.

— Город уже выделил помещение для музея.

— Для него это не вопрос. Молокозавод? Молоко мы больше не пьем, предпочитаем апельсиновый сок из порошка?

Таня засмеялась.

— Нет. Но что-то в этом роде — продовольственный склад кондитерской фабрики на Ленинградском проспекте, рядом с Белорусским вокзалом.

Кирилл задумался и закивал головой. Место хорошее и если все обустроить…

— Все будет. Приглашены лондонские архитекторы, специалисты в области консервации, реставрации и реновации исторических зданий. Они уже такое проделали со знаменитым лондонским вокзалом King, s Cross. Нам остается только ждать. Одни будут заниматься зданием, другие значительную часть будущей постоянной коллекции повезут в Иваново, Венецию и Фрайбург. А я попытаюсь с помощью Платона взять для журнала интервью у Бориса Минина. Платон, правда, пока не настроен, говорит, что не нужно с Мининым спешить. Да и на меня он произвел впечатление человека себе на уме, очень делового человека. Ты ведь знаешь, что я не очень люблю таких уж нацеленных людей.

— Впечатление у тебя верное. Я бы на твоем месте не стал бы спешить с интервью. Платон прав, слушай начальника.

Кирилл запустил руку ей в волосы и стал накручивать прядь волос себе на палец.

— Почему?

— Времена у нас такие. Ну, начнем с того, что музей будет частный, а полотна художников как принадлежали Минину, так и будут принадлежать и он может в любой момент их забрать назад. Возможно, он в завещании укажет, что свою коллекцию завещает городу, но я не стал бы на это надеяться, да и он еще относительно молод. Думаю, в договоре все это будет подробно указано. Особенно не будет забыта статья, что музей обязан по первому требованию вернуть принадлежащие ему картины. Потом он коллекционер не от душевной необходимости, а скорее как предприниматель, который сделал вложение своего капитала. Ничего интересного он тебе не расскажет, и ты будешь разочарована. Тебя же не цены интересуют на картины, правда? — Кирилл заглянул ей в глаза. — Не спеши. Это не тот вариант, каким ты его считаешь. Вот когда музей начнет функционировать, и потом, лет, этак, через пять, шесть, если сочтешь интересным, напросишься на интервью. Но, думаю, его коллекции уже не будет в музее, а, возможно, и в России.

Таня всплеснула руками и весело воскликнула.

— Удивительно как схожи мнения у тебя и Платона. Он всего этого не сказал прямо, но я явственно почувствовала, как снисходительно он отнесся к моему предложению и велел написать только сообщение. Если честно, когда я обменялась с Мининым парой слов, желание взять интервью у меня поубавилось. Я общалась со многими коллекционерами, они особенные люди, а сегодня я этого не почувствовала.

Кирилл засмеялся и разворошил рукой Танины волосы, затем наклонился и, засунув в них свой нос, вдыхал их запах.

— Я ждал, что ты обязательно это скажешь. Слушай начальника. Он в этих вопросах съел собаку, и глупость не скажет.

— Еще как скажет, — Таня хмыкнула. — Юлия рассказывала, что он постоянно прогуливал лекции в университете.

Кирилл нахмурился и отступил на шаг.

— Тебе не следует верить во все, что говорит Юлька. Заканчивай с работой, а я что-нибудь приготовлю на ужин.

Кирилл снова подошел к столу, наклонился и, запрокинув Танину голову, долго и нежно целовал. В это момент он почувствовал, как что-то неожиданно мощное буквально пронизало его. Кровь заструилась в его жилах. Нечто ощутительно-весомое и вместе с тем приятное снизошло на него, неся с собой чувство ответственности и обладания. Именно обладания, подумал он. Он хочет, чтобы она всегда была рядом и принадлежала только ему. Кирилл знал, что этому чувству есть название — эгоизм, но это не мешало думать, что он никому не позволит отнять ее у него. Ему нужно жениться. Если он не женится на ней, жизнь его станет жалкой пародией на независимую жизнь. Но тут же возник вопрос: выйдет ли за него Таня? Именно это его пугало.

— Ждал вечера весь день, — прошептал он, крепко обнимая ее. — Я всегда скучаю по тебе. Мне постоянно не хватает тебя. Подчас, даже трудно дышать. Это как наваждение… колдовство какое-то….

Кирилл говорил, не заботясь о том, слушает ли его Таня; просто размышлял вслух в сгущавшихся сумерках. Это было так интимно, а от Кирилла исходило такое сильное сексуальное влечение, что Таня вдруг покраснела. Она спрятала лицо у него на шее и услышала, как громко бьется его сердце.