Огонь моей души – слова

Соня Рыбкина

Сборник стихов и прозы поэта Сони Рыбкиной, известной под псевдонимами Соня Мюнцель и Королева Эс. Соня пишет как любовную лирику, так и делится в своих произведениях впечатлениями от жизни, различных фильмов, книг.

2016

Каю

За окнами кружится, вертит шальная вьюга, летает по замку, руша хрустальный снег. Я здесь одна — и нет ни врага, ни друга, чтобы ускорить мне времени легкий бег; я здесь одна — в короне да в серебре, короля зимы наложница и супруга, и никто давно не слышит мой звонкий смех.

Королева — мой вечный титул, но подданных нет давно; вместо бриллиантов — нестоящее стекло, вся моя свита — льды и снега вокруг; здесь, в замке, я похоронена и сокрыта, сотни лет ни один не видел мое лицо.

Тысяча мертвых Каев — мое горестное наследство; ни один из них не смог мне выложить слово «вечность». Первый был аккуратен, тих, но за ним пришла та девчонка, Герда; второй был верен, но слишком нежен и человечен; третьего холод сгубил, убили нетающие снега.

Тысячи тысяч лет я покорно была одна; восседала на снежном троне, правила зимней, пустой страной, и ответом всегда мне была давящая тишина. Я хочу быть снова улыбчива, влюблена; я хочу, чтобы ты, лукавый и неземной, был моим — отныне и навсегда.

Я хочу, наконец, себя ощущать живой.

Я так долго тебя искала, исследовав этот край, побывав в иноземных странах, чужих пределах.

Подойди же, мой тысяча первый Кай.

Поприветствуй свою хрустальную Королеву.

И разойдемся

Любовь говорит на особом своём наречии,

Машет ручкой, улыбается мне при встрече, и

Как-то по-особому обнимается,

Утыкается влажным носом в мои же плечи.

Я шепчу ей о горечи и о горести,

Я твержу ей о разуме, чести, совести,

А она лишь смеётся да мне в темноте подмигивает:

«Конец есть, Geliebter, отныне у каждой повести».

Лет через десять, на пригородном вокзале мы

Встретимся, улыбнёмся, уже случайные,

Попробуем разговаривать, как в начале, но

Оба застынем в неловком своём молчании.

_

И разойдёмся.

«Декабрь щекочет лица своим морозцем…»

Декабрь щекочет лица своим морозцем,

И кажется, что не спрятаться, не укрыться.

Замрёт вдруг под ясным небом моя столица,

Лишь только мерцают шпили на ярком солнце.

Декабрь ласкает лица, а запах кофе

Щекочет ноздри и дерзко, пьяняще дразнит.

Застынет навек пусть наш пряный и терпкий праздник,

А память хранится пусть в каждом счастливом вдохе.

Ливень

взгляните, ливень! сотни капель,

сливаясь в хор,

ведут, мой ласковый читатель,

свой разговор.

взгляните, ливень! дети стайкой,

разинув рты,

бегут, хохочут без утайки,

и рвут цветы.

взгляните, ливень! сочной неги

полна земля.

она смежает томно веки,

и, как дитя,

смеётся звонко; воздух пряный

хранит двоих.

он полон хрупкой, чистой тайны

её любви.

взгляните, ливень! спелых яблок

полны сады.

сияют капли; блеск их ярок,

как блеск звезды.

взгляните, ливень! он с разбегу,

и на крыльцо.

я подставляю ливню, небу,

своё лицо.

Этой осени, чую сердцем, не избежать

Эта осень приносит в город лишь сизый снег;

Этой осени, чую сердцем, не избежать.

Божий голос когда-то жил и звучал в тебе,

И невинной была когда-то твоя душа.

Эта осень рождает горечь и гасит смех,

И сплетает слезы в тончайшие кружева.

Ты влюблен (я надеюсь, демон) сильнее всех,

А иначе как я была бы еще жива?

Эта осень бескрайне плачет, суля дожди;

Каждый в мире теперь лелеет у сердца боль.

Если ты себя никому не даешь спасти,

Отчего же мне не погибнуть тогда с тобой?..

Октябрь

Иди сюда, иди — я расцелую

Лицо твое: уста сладки, как мед.

Октябрь дышит каждым поцелуем,

Срывая листья ночи напролет;

Дитя любви, проказлив этот месяц,

И как лукав его счастливый взгляд!

И льется, льется звонко его песня,

Когда срывает рыжий он наряд.

Иди сюда, иди — о, как ждала я,

Когда сожму твою в своей руке!

Смотри, как осень, ржавая, нагая,

Идет по миру в порванном платке.

Как оголяются стволы и гаснет солнце,

Октябрь ликует, песнь срывая в визг;

Смотри-смотри, как осень за оконцем

Готова выполнить любой его каприз.

Иди сюда, иди — скорее, ближе,

Смотри, свободен как его полет!

Как он стремителен, задорен, как подвижен,

И как ключом в нем жизнь отрадно бьет!

Иди сюда, иди — как не хватало

Твоих мне губ, твоей отрады глаз;

Смотри-смотри, как рыжим покрывалом

Укроет нас, и как мы включим джаз…

Иди сюда, иди — октябрь пляшет,

А с ним и мы, целуясь и смеясь.

Смотри-смотри, он, в ржавчину окрашен,

Бежит по миру, весело резвясь.

Прощальное

Конец всегда приходит издалека:

Любовь исчезает, прикрыв осторожно двери.

Вчера на плече лежала твоя рука,

Сегодня могу едва ли в тебя поверить.

Конец всегда наступает, учуяв дым

Расставаний, разлук и горечи от сомнений,

И то, что вчера казалось ещё святым,

Сегодня — лишь отзвук боли и той потери.

Конец всегда наступает, когда предашь

Того, за которого шёл и в огонь, и в воду.

Когда на месте истины всходит фальшь,

Являя на белый свет нам свою природу.

Конец всегда наступает — и даже мы,

Не будем под ярким солнцем с тобою вечны.

Он ждёт нас на грани света и тайны тьмы,

Пока мы лелеем жажду от встречи к встрече,

Пока проживаем свой лучший на свете сон,

И ловим руками последний осенний лучик…

Конец всегда наступает — таков закон.

Как хочется, милый, его иногда нарушить.

Верь мне

Верь мне и веруй — я тебя не предам.

Даже когда всю землю за ночь укроет снег,

Даже когда вершины гор упадут к ногам,

А за плечами тенью встанет колдунья-смерть,

Верь мне и веруй — я тебя не отдам.

Даже когда Бог сам отринет нас,

Горло наполнит в миг алая кровь-вода,

Я отыщу спасенье в этот смертельный час.

Верь мне и веруй — я же тебя спасу.

Мир нас однажды примет, свой забывая гнев,

Опасен не будет больше ни ад нам, ни Страшный суд.

Верь мне и веруй — ты мне дороже всех.

Меня к тебе однажды позовут

Ты будешь жить — прекрасен будет замок,

Звон хрусталя и блеск немых зеркал;

И ряд невест будет шагать упрямо

В украшенный богато бальный зал.

И твой поклон, и ваш помпезный танец,

Сплетенье рук и платья кружева.

И на щеках нежнейших тех румянец:

Движенья скажут больше, чем слова.

Она красива, стройна — и княжна,

Ее престол давно тебе обещан.

Так отчего с ней участь так страшна,

С ней — с благороднейшей из женщин?

Так отчего ты мой невинный лик

Находишь в каждом зеркале, портрете?

И отчего мой голос в краткий миг

Тебе приносит предрассветный ветер?

И отчего ты грезишь только мной,

И смотришь так томительно-упрямо?

Настанет день — и буду я женой,

Войду я в твой волшебный яркий замок;

Сомкнутся пальцы нежно на запястье:

Единство душ, единство наших рук;

Мы будем жить — в далеком хрупком счастье,

Меня к тебе однажды позовут.

Ах, эта осень!

Ах, эта осень! Дань печали

Я отдаю.

И солнце с терпкими лучами

Я предаю.

Я предаю отрады лета,

И жгучий зной.

И осень, в золото одета,

Ведет домой.

Ведет в сентябрь — яркий, дивный,

Как наш пожар.

Ведет к тебе, к тебе, любимый!

Ты — Божий дар.

Ах, эта осень! Сколько красок

Искрится в ней!

И взгляд твой, милый, так же ласков,

Как в майский день.

Ах, эта осень! Как ждала я

Ее приход!

Как я томилась, изнывая,

Душа замрёт!

Ах, эта осень! Этот месяц

Подарок нам.

Ведь ты, любимый, мне спасенье,

Как Божий храм.

Из далекого далека

я пишу из далекого далека, здесь чудесный край. за строкой строка мне ложится буквами о тебе. все здесь — трещинка ль на губе, моря шум иль шальной прилив, гул ли набережных, портов — все мне здесь говорит о том, как ты весел был, как красив.

в каждом юноше — твой привет, поцелуй тот у края губ, каждый-каждый немой рассвет и свирели печальный звук — все здесь ты, нехорош, упрям, волны вторят твои черты. милый мой, не бывает дня, чтоб без слез мне его прожить, чтобы первой из сотен звезд не гадать — только был бы жив.

и смеялся бы, пел, любил — не меня, ну и пусть, и пусть! и тогда бы вернулся мир, да исчезла вся скорбь и грусть, горе вечное из души, коли был бы ты, милый, жив. и другой бы была заря, и другим бы казался лес, если б знать — Бог вернет тебя, если знать бы, что ты воскрес…

_

я пишу из далекого далека, милый мой, и моя тоска заполняет все, море вторит ей, приходи же за мной скорей, забери в тот прекрасный сад, внемли, милый, моей мольбе.

если, милый, нельзя назад,

забери меня ты к себе.

Дух леса

Дожди сменились на яркость лета,

природу зеленью одарив;

и лес наполнен игрою света,

его прекрасен суровый лик.

дух леса, юный, зеленоглазый,

витает в свете златых лучей;

и всем известны его проказы:

во мраке летних, густых ночей

прекрасных девиц зовет он, манит

в глубины леса под силой чар;

он их целует, он их дурманит,

они послушны в его руках.

и вот однажды, в июльский сумрак,

решил он с девицей поиграть.

лицо прекрасно, в наряде чудном,

и так воздушна у нею стать.

он только глянул — и жар окутал,

забилось сердце его сильней.

и он летит к ней, целует в губы:

на свете нет их ему нужней.

проходит лето, и злая осень

гоняет листья да сыплет мрак.

он умирает — красив, несносен,

последний делая в жизни шаг.

но будет солнце, и будет лето,

и новый дух будет весел, лих;

она исчезнет, в печаль одета,

и долго будет еще любить;

и долго будут еще ей сниться

объятья, ласки, слова, мечты…

и долго будет в ей чуждых лицах

искать упрямо его черты.

К чему?

На город меркнущий ложится

Ночной туман.

Моя любовь к Вам белой птицей

Летит в обман.

Моя любовь к Вам так случайна

И так чиста.

Полна вся юной, хрупкой тайны,

Ей нет числа.

Моя любовь к Вам бесконечна,

Как сотни лет,

И так бесхитростна, беспечна,

Как Божий свет.

Моя любовь к Вам — ада муки

И крик в ночи.

К чему, любимый, Ваши руки

Так горячи?

К чему так страстны Ваши губы,

Так пылок взгляд?

К чему слова так Ваши грубы,

Страшней огня?

К чему друг друга полюбили,

Зачем сошлись?

Я — Ваша, так ведь Вы решили?

На край земли

Готова я идти за Вами,

Я Вас люблю!

И все же, долгими ночами

Я Вас молю:

Пустите, демон, как мне больно!

Как жжет в груди!

К чему, любимый, Вы невольно

Меня сожгли?

Я люблю тебя так…

Я люблю тебя так, что мир весь трещит по швам.

Ты мне — и адский пепел, и Божий храм,

Самый прекрасный и самый дурной обман;

Счастье, и горечи, и разлуки.

Я люблю тебя так, что замирает пульс.

Ты — моя радость, моя же немая грусть,

Ты — как вершина. Секунда — и я сорвусь,

Надеясь, что ты подхватишь меня на руки.

Я люблю тебя так, что не хватает сил.

Ты мне дороже солнца и всех светил;

Так ты сладок, так дерзок и так красив,

Что станешь единственным палачом…

Ты мне — как небо, ливни, как ветер с моря.

Ты держишь в ладони сердце — мое, живое;

Я люблю тебя так — пора бы сдаться уже без боя,

Положив тебе голову на плечо.

Дорогая моя

а потом, дорогая, нас разлучили.

мы плакали и кричали, как нас учили,

мы тянулись друг к другу пальцами и словами,

взглядами, движениями, стихами…

а потом, дорогая, я стал слаб и тонок.

беззащитен и нежен, как тот ребенок,

что просит обнять и целует у мамы руки…

сколько в запасе времени у разлуки?

сколько в запасе времени у печали?

нам с тобой счастья множество расточали,

мы его жадно пили вдвоем губами…

дорогая моя, мы во всем виноваты сами,

каждое слово влекло за собой печали,

каждую ссору мы с радостью отмечали…

мы были ю'ны, неопытны, бессердечны,

и — нам казалось — в запасе у нас есть вечность,

чтобы любить и нежить, чтоб расставаться,

чтобы ссориться, и мириться, и целоваться…

дорогая моя, вот было бы все иначе,

было бы времени больше, мы им — богаче,

мы бы с тобой не тратились, а любили,

берегли бы да холили, не губили;

я бы обнял тебя, поцеловал в ключицу…

«дорогая, я здесь.

ничего с тобой не случится».

Здравствуй

Здравствуй, мой непокорный друг,

мой извечный враг,

предводитель пиратских юнг

и дворовых драк;

мой испорченный мальчик Кай

и заморский принц,

неизведанный мною край

перелетных птиц.

здравствуй, зодчий,

прекраснейший в мире храм.

бережет ли Отче

веру в твои слова?

у меня здесь не жизнь,

невиданный карнавал:

заготовки лжи,

да прозрачность кривых зеркал.

здравствуй, ветер,

правитель прибрежных волн.

каково тебе в вечном лете,

жарком и неживом?

я надеюсь, однажды сможем

мы увидеть друг друга вновь.

бережет ли Всевышний Боже

в твоем сердцем мою любовь?

Лето

лето — это когда река

льется синяя-синяя и мелка;

ты смотришь на влюбленных издалека,

как они веселятся, сжимают руки.

лето — это когда лучи

непозволительно не'жны и горячи;

убегай на природу, и мчи, и мчи

прочь от горечи и разлуки.

лето — это когда трава,

солнце, радость, небесная синева,

облака высоко сплетаются в кружева;

лето — это тепло и сладко.

лето — это свирели да птичья песнь;

лето — это когда он здесь,

обнимает тебя, и счастливый весь.

и ты во сне целуешь его украдкой.

Этот мальчик

Этот мальчик, что тонкий стан и волшебны руки,

Этот мальчик не знает горечи и разлуки,

Он умен и начитан, он ревностный друг науки,

Он не знает страданий, печали и страсти, муки.

Этот мальчик — рассвет, предпоследний из нот аккорда,

Он чудеснее принца, богаче и краше лорда,

Он смешлив и улыбчив, на сердце его свобода;

Он гуляет под алым заревом небосвода:

Посмотри на него. Он как бриз, как прибрежный ветер,

Он живет у реки, в июльском и жарком лете,

Он так юн, так отчаянен, так бесконечно светел,

Так невинен, как утро в самом своем рассвете;

Этот мальчик не знает обмана и горькой лжи,

Он не делит людей на нужных, своих, чужих;

Это мальчик, ради которого стоит жить.

Ты дыши им, пока он рядом,

а то завтра же убежит.

Берегите любимых

Мы вчера с ним сидели и вспоминали,

Как были юны и как дерзки.

Как мы ссорились, верили и мечтали

С ним когда-нибудь стать близки.

Как он был нагл, хорош да звонок,

И как я — отчаянно весела.

Что нам осталось? Нам скоро сорок,

Мы прячем слезы, любовь, слова;

А как мы желали раньше, как мы любили,

Как он был нужен и как не успел сказать;

Как мы смеялись, надеялись, просто жили:

Теперь только прячем немую тоску в глазах.

Время берет все лучшее, все живое,

Самое нужное гибнет в его руках.

Берегите же, люди, все милое, все родное,

И храните навечно любимых в своих сердцах.

Демону

Приходи ко мне ночью; воздух так свеж и тих.

Волосы черные, взгляд смоляной, дурманящий;

Приходи поиграть — в жизни я ведьма та еще:

Посланница Солнца, последняя дочь Земли.

Приходи и смотри, как уходит во тьму закат,

Как она облегает кружевом мне у плеч.

Приходи же, демон, ведьму свою развлечь,

Помоги же забыть ей горечь своих утрат.

Приходи же — тьма, будто мягкий шелк,

Солнце красное скрылось за горизонт.

Милый, ты лучший выбор и лучший сон…

Здравствуй, демон, любимый Богом.

Я так рада, что ты пришел.

Молитва

Бог решает проверить меня на прочность,

На малейшую человечность, веру, тепло, неточность;

Он имеет право, он всеми нами уполномочен,

Он чист, он безгрешен, он вечен да непорочен.

Что не весна, то боль и слепая горечь,

Что не весна, то мальчик-я-в-тебя-детка-очень;

Что не весна, то тысяча одиночеств;

У расставаний всегда одинаков почерк.

А потом учись заполнять тишину тоской,

Молчание — смехом, родную — чужой рукой;

Учись забывать их всех, находи покой.

Пусть однажды излечит-полюбит тебя другой.

Боже, я знаю, что справлюсь и все смогу,

Только дай мне такого, чтобы розами на снегу,

Чтобы не отдал, не предал меня врагу,

Чтобы была защищенной в кольце его чутких рук:

«Девочка, верь мне, я за тебя умру».

Господи, дай мне — я его сберегу.

Ну, а пока мы дети…

однажды мы станем неискренними, чужими,

перестанем бояться друг другу смотреть в глаза.

будем хвастать детьми, карьерами да родными,

и в нас абсолютно точно не будет зла;

не будет расстройств, и горестей, и обид,

только глаза — пусты, и душа — пуста.

и мы принимаем с тобой равнодушный вид,

улыбка у нас заносчива и черства;

сердце застынет, во взгляде — блестящий лед,

внутри не останется света, любви, тепла.

каждый из нас отчаянен, нем да мертв,

каждый из нас потеряет по два крыла.

ну, а пока мы дети — играем, скачем,

весна за окном, воздух жарой томим.

ну, а пока мы дети — и чувств не прячем.

и я могу тебя называть своим.

«между нами с тобой война…»

между нами с тобой война,

целое поле устлано мертвецов;

в руке — пулемет, а на груди — броня.

пули летят из стран, городов, концов

света,

пули летят из острейших да злейших слов;

мы с тобой хуже изменщиков и лжецов.

мы не жалеем оружия, сил, бойцов,

после каждого выстрела слышима тишина.

ты убираешь шлем, открывая свое лицо:

оно так чудесно, как на границе сна,

как в рассказе с печальным и трогательным

концом;

и глаза взирают с азартом да наглецой.

я бы хотела выпить тебя до дна,

но увы:

между нами с тобой война.

лучшие наши пали уже в бою;

земля на нас скалится — кровава,

мертва, страшна.

мы едва лишь стоим на самом ее краю;

нам не дано было верить и все ценить,

но я знаю: битва кончится, как ничья,

и однажды…

и однажды мы будем

с тобой

любить.

Если убежим?

«Я любил тебя. И люблю сейчас».

Поднимает взор чистых серых глаз,

Говорит вот так, аж взрывает дух.

И слова его убивают слух.

Где же, милый мой, где ты раньше был?

Отчего ты здесь, отчего сейчас?

Что вернуло вмиг твой ярчайший пыл?

А он говорит: «Я скучал о нас.

Я скучал, как ты поправляешь прядь;

Как прекрасен твой дерзновенный смех;

Я желаю так лишь тебя обнять,

Лишь поцеловать, и в толпе, при всех,

Чтобы зависть их растопила лед,

Чтобы стал я раз — да неуязвим.

И уста твои, будто сладкий мед,

И глаза твои, будто херувим

На меня глядит с высоты небес.

Будто увидал семь земных чудес,

Будто Бог меня в лоб поцеловал.

Я хочу быть лишь счастлив да любим.

Увидать тебя сильно я мечтал,

Будто рухнул вмиг мне девятый вал;

За тебя бы жизнь, все свое отдал,

Захотела бы — хоть на край земли.

Хоть сквозь дождь, сквозь белесый снег,

Сквозь грозу да гром, сквозь звериный шквал,

Все, что только бы вынес человек;

Только заслужить бы твоей любви.

Я ему в ответ: «У меня семья.

Где ты раньше был, почему сейчас?»

Отвечает он, не поднявши глаз:

«Я был слишком юн и такой дурак,

И сказать тебе я не мог никак.

У меня в душе поселился страх,

Вдруг ты скажешь нет? Вдруг тебя я враг?

Девочка моя, если убежим?

Не найдет никто — будем только мы,

Стану счастлив я, бешен, одержим.

Наконец меня назовешь своим,

Будешь солнцем мне, яркая звезда.

Девочка моя, если убежим?

Я люблю тебя. И любил всегда.»

О лжи

правды нет, только ложь — выбелена, чиста,

вписана в полукруги клетчатого листа,

для нее нет количества, качества, нет числа;

с виду невинна, нечаянна и проста,

а внутри — гнила, некрасива, пуста-пуста…

правды нет, а потому я пишу ко лжи:

«сладкая, чем же мне теперь дорожить?

кого возлюбить, простить, ты скажи, скажи;

кем восхищаться? кто этого заслужил?

милая, как же мне всё это пережить?»

ложь смеется, задирает курносый нос,

говорит мне: «мальчик, ты еще не дорос,

до истины; сколько в тебе сантиметров?

ну-ка, вытянись в полный рост;

маловат, однако, устраивать мне допрос.

сколько лет тебе, сколько беленых зим?

отчего ты так рьяно и дерзко неутомим;

задаешь вопросы, будто ответ так необходим,

будто несчастлив ты, неправилен, нелюбим;

зайка, станешь однажды сильным, большим-большим…

вот тогда мы с тобой

и

поговорим».

«и приходит к ней удалой юнец…»

и приходит к ней удалой юнец,

чернобровый да сероглазый;

он приходит к ней в тот дремучий лес,

чтоб послушать ее рассказы;

ведьмы темной, чей страшен дар,

и слова чьи чернее ночи;

избежать бы ему ее сладких чар,

но прекрасны и чудны очи,

и уста ее жарки, огнем полны,

и тревожен, и нежен голос.

так красива она под рукой луны,

что проснулась в нем лихо гордость;

захотел он, наивный, ее любви,

ее ласки да страсти слова;

улыбнулся, рукой ее стан обвив…

что-то в ней шевельнулось снова,

то тепло, что однажды ее сломать,

раздавить да убить желало;

что на миг лишь позволило ей летать,

а затем укололо жалом…

ведьма темная знает — ему не жить,

как и прежним, забредшим к ней;

ведьма знает — не в силах уже любить,

нет на свете чего больней.

ведьма темная нарывает ему травы»,

и дает ему свой кинжал;

говорит, чтоб к полуночи, средь листвы,

он готов был ее встречать.

он идет; ведьма кружится да хохочет:

его кровь будет — алая органза.

ведьма ждет; вдалеке будто гром клокочет.

на щеке ее только

видна слеза.

Мир вокруг

мир вокруг вертится сломанный, полумертвый —

люди, работа, горечь; тоска-тоска…

Бог взирает на нас из подлунного далека,

и считает ушедших: первый, второй, четвертый…

солнце больше не жизненно и не ярко,

небо кроет рассвет, оглушая серым.

белый теперь не в моде — уж слишком маркий,

черный теперь практичней и самый верный.

город стоит безжизненный и безликий,

снег замирает нехотя у дворца;

солнце кидает тени на базилики,

повторяя чертами лицо моего творца.

ты не уходишь, шепча мне слова разлуки,

пальцами чертишь контуры на лице.

я лишь желаю, чтобы твои же руки,

касались меня в нашем с тобой конце.

Счастье мое

Здравствуй, счастье мое. Как ты?

Где ты бродишь — в каких пределах, каких мирах?

Чья рука ласкает и нежит твои черты,

С кем проводишь лениво теперь закат?

Какое ты, счастье? Веснушчатое, лихое,

Или щемящее болью глухой в груди?

Глубоко ли ты, сине ли ты, как море,

Или ярко как свет, блистающий впереди?

Ты безгранично, солнечно и красиво;

Какая тебе же, счастье, нужна цена?

Милое счастье, ты так безгранично живо,

Что хочется мне насладится тобой сполна.

Чудное счастье, было бы ты со мной,

Озаряло бы мягким светом мою дорогу!

Я стала тебе бы другом, сестрой, женой,

Только явись ты, прошу, на моем пороге.

Просто будь

Мне не сладить с любовью — таков устав

Нашей жизни, истины и морали.

Чувства живут в движениях и словах —

Но теперь я о них могу рассказать едва ли.

Чувства видны в лукавом и пылком взгляде,

Слышны в разговорах — немыслимы и легки.

Я же теперь, при нашем с тобой раскладе,

Едва ли могу коснуться твоей руки.

Едва ли могу целовать твой чудесный рот,

И видеть лукавые искры в твоих глазах.

Едва ли могу смеяться твоих острот,

Один на двоих с тобой проводить закат;

Свет мой, ты мне по сердцу и по нутру —

Только я здесь одна

(застываю в весеннем холоде).

Просто будь там — в другом измерении или городе.

И тогда я, может быть, не умру.

«Ты не бойся, детка, — я вовсе не дерзкая и не злая…»

Ты не бойся, детка, — я вовсе не дерзкая и не злая;

Я люблю тебя — так нищий всю жизнь говорит о рае,

Так хотят увидаться с матерью, умирая,

Так он говорит ей: «моя родная»,

И обнимает.

Я любовь к тебе принесла из другого края,

Я любовь к тебе развертываю, как знамя;

Я дрожу вся, цепенею и замираю;

Лишь полюбив тебя, я вот теперь живая.

Ты не бойся, — я не особенная, не единственная.

Я — земная.

Я по миру иду улыбаясь, смеясь, играя;

Так огонь становится ярче — и догорает,

Так он ей шепчет: «ты моя дорогая»,

К груди своей прижимая.

Так, уставая, приходят в ночи домой.

Я люблю тебя, а потому ничего не требую.

Просто побудь со мной.

Мальчик в зеленом галстуке

Мальчику года два. Он едва-едва

Успевает учить чужие ему слова;

Ему бы играть, солдатиков ставить в ряд;

«Учись, вырастай быстрей!» — взрослые говорят,

Дарят учебники вместо простых игрушек,

Вместо машинок — азбуку и словарь;

К наукам он, видите, станет неравнодушен,

Будет министр, ученый, а может, царь.

Мальчику семь. Его так прилежно учат,

Разом даются ноты и языки.

Ему незнакомы эмоции, краски, чувства,

Только науки гордые ярлыки.

Мальчику десять, и в школе он самый лучший,

Галстук зеленый и дорогой костюм;

Мальчик все думает о непростом, насущном,

Он неулыбчив, неправилен и угрюм.

Мальчику двадцать, и у него девица,

Учится на историка, вечером ходит в бар.

У мальчика память плоха на чужие лица,

Зато на науки какой-то особый дар.

Мальчику тридцать, и у него — работа,

Дети, семья — все так же, как у людей.

Мальчик один, у мальчика нет и Бога,

Только наука — ворох чужих идей.

Мальчику сорок, и он заклинает сына

Пламенем строчек рисуя на гладкой коже:

«Сын мой, во имя всех чудотворцев мира

Всегда будь собой.

Это всего дороже».

Счастливый билет

Небо над городом рядится в алый цвет,

Оставляя смешные блики на всех дорогах.

Я зажимаю в руке проездной билет,

И, боязливо ступая за край порога,

Выхожу на снег.

Воздух и светел, и бел, и чист,

На ветках застыли алые снегири;

Солнечный, яркий и зрелый диск

Поднимается в небо — скоры его шаги.

Льется жизнь.

Я иду — снег хрустит, мимо шагают люди;

Смеется ребенок весело да игриво,

Улыбается женщине ее ненаглядный спутник.

Я иду — солнце светит, люди шагают мимо.

Я сжимаю в руке билет,

И я верю, что он — счастливый.

Ну, приди

ну, приди.

вложи свои пальцы в мою ладонь.

я буду ласковей и нежней, но строже;

ты будешь милый, хрупкий и очень мой,

я тебя обниму за худые плечи;

ты мне едва знаком, но уже родной,

и наше чувство меня излечит.

ну, приди.

я узнаю тебя по лукавому блеску глаз,

по губам, по радостному лицу;

я хочу без обетов да лживых фраз;

ты мне — помощь смелому беглецу,

живая вода — давнишнему мертвецу.

ты мне — ангел на небесах.

ну, приди.

я знаю уже сценарий и каждый шаг;

горький кофе, цветы, твоя клетчатая рубашка;

на душе — светло, в воздухе — мирная тишина,

ты целуешь мне шею, веснушчатое плечо;

мы играем, и ты, довольный, мне объявляешь шах,

а во мне жизнь и дышит, и бьет ключом,

мне и терпко, и сладко, и горячо.

ну, приди, малыш.

я люблю тебя каждой частицей своей души,

я за тебя — и в огонь, и в лед, и на падающую звезду,

моя страсть и сжигает, и гонит, и все крушит;

ты мне нужен — очарователен и бесстыж.

приходи, ты же знаешь, я без тебя — умру.

только. пожалуйста. поспеши.

Друг-январь

здравствуй, мой друг-январь. как ты?

протяну ладонь, ты насыплешь снега;

время идет, разрушая мои мечты.

время идет, ускоряя секунды бега.

друг-январь, башенные часы

отзвучали ровно двенадцать раз;

ты пришел, спустившийся со звезды,

состоящий из лучших обрывков фраз.

друг-январь, подари мне тепло, уют,

дай защищенность, надежду, веру;

разомкну я сухие губы, тебе спою,

на веселую и шальную свою манеру.

друг-январь, в полночь сбываются все мечты.

у меня — одна. и я верю, капризно верю:

вечный мальчик раскроет пошире двери,

войдет…

и я узнаю его черты.