Чумные Псы: Оскал Страха

Сойка Кэйн, 2021

Птице и Ксень только сегодня исполнилось шестнадцать, и именно этот день ознаменовался для каждой из них потерей близких. Родители Птицы погибли в аварии, а Ксенька, беспризорница из приюта, лишилась единственного друга. Да еще и непонятные существа сыпятся на них, как снег на голову, втянув их в древнюю войну между Светом и Тьмой. И выбирать сторону придется уже сейчас. Птица не верит свету. Ксенька не верит тьме. Им приходится держаться друг за друга, чтобы выжить и разобраться в запутанной истории мира, который отныне придется называть домом, не обратив на себя лишнего внимания. Ибо у каждой из сторон на них свои планы. Содержит нецензурную брань.

Глава 3. Выжить любой ценой/Светский блеск

Утро приветствует Ксеньку болью не только в ногах, но и в спине, не привыкшей к хождению на каблуках. Больше всего на свете хочется свить гнездо из подушек и спать дальше, но Хенна и Птица уже на ногах, и шианка опять торопит, так как церемония уже сегодня и времени нет совсем. Приходится сползать с такой мягкой и уютной кровати и враскорячку ползти в сторону ванной.

Птица еще и подгоняет, не отстает ни на секунду, ухитряясь параллельно что-то сооружать на своей голове — вечно растрепанные волосы постепенно превращаются в нечто наподобие высокой прически, тут и там из волос торчат бигуди, в руках зажаты изящные, но какие-то чересчур уж острые шпильки. Хенна вообще выглядит полностью готовой к балу, и теперь рвется помогать сестрам.

Ксень вываливается из душа и заползает в платье: то сидит как влитое, подчеркивая достоинства и скрывая недостатки, но рыжая все равно чувствует себя с непривычки очень некомфортно, словно голышом. Волосы кудрявятся и топорщатся во все стороны, видны все веснушки, в том числе на руках и плечах. Запястье со «снитчем» рыжая прикрывает свободной рукой, что Птица принимает за жест смущения, и почти не ошибается, ведь Хенна носится вокруг и критически осматривает названную сестру.

— Неплохо, — изрекает она, застегивая на шее Ксеньки изящное серебристое украшение с цветами из голубых прозрачных камней. — Но серьги дополнят…

Ксень и рта не успевает открыть, как принцесса притаскивает пистолет и пробивает в ушах две дырки. Ей совсем не больно, но уши непривычно оттягивают серьги-капельки, такие же синие с серебром.

Птица тем временем извлекает бигуди из головы, и ее золотые локоны принимают законченный вид. Она резко становится из пацанки-оторвы величественной леди, сверкающей, как алмаз и утонченно-опасной, словно кинжал в дорогих ножнах. Платье, длинные, почти до плеч, перчатки, высоченный каблук — все это кричаще-идеальное.

Ксень думает, в который уже раз, что она тут лишняя — ей никогда так не научиться, она может напялить платье и дорогие украшения, и все равно она — это она, неуклюжая, не умеющая танцевать, влипающая везде и всюду.

— Вот и зачем меня в это тащить? — не выдержав, вздыхает Ксень. — Вот, готовая королева! А я кто? Так, недоразумение.

— Не недоразумение, а идиотка, — припечатывает Птица, критически осматривая сестру.

Она сама не знает, нравится ей увиденное, или все же нет. С одной стороны, смотрится новоявленная сестра в этом платье как настоящая статуэтка ручной работы, из тех, которые стоят бешеных денег. С другой — она явно не осознает этого. И любое движение орет о закомплексованности одной дурной рыжей головы. Птица убеждает себя, что такое поведение Ксеньки ей только на пользу, даже делать ничего не надо, чтобы выполнить приказ Повелителя — а руки сами тянутся к объемному пакету с косметикой.

— Сядь.

Хенна с улыбкой наблюдает за тем, как блондинка старательно наносит на совершенно скуксившуюся рыжую слои макияжа и даже не пытается мешать: видит, что выходит здорово. А Птица колдует.

Сначала она растирает светлый консилер по всем открытым участкам кожи сестры, рисует ей стрелки, тени, с улыбкой растушевывает золотистые румяна: сходство с уникальной куклой становится просто запредельным. А еще их образы вдруг начинают удивительным образом сочетаться, и блондинка тянется к пакетику с золотой декоративной фольгой.

Вообще-то она планировала использовать ее для себя, но вовремя остановилась, решив, что перебарщивать не стоит. Но вот Ксеньке эта яркая нотка пойдет. Проказливо улыбаясь, она крошит фольгу в прозрачные жидкие тени и старательно прорисовывает на коже сестры скрытые консилером веснушки, и, не дав ей опомниться, тянет к зеркалу.

— Ты красавица, рыжик. Ты не Хенна, конечно — у нее нет никаких причин сомневаться в себе. Но и внешность у Хенны довольно обычная, она прелестна — но изюминку в своем образе ей приходится создавать самой. А у тебя уже есть веснушки, глазищи, волосы и фигура. Осталось научиться этим гордиться. Подумай о том, что я тебе сказала, и даже не вздумай отколупывать фольгу.

Ксенька отдергивает палец, уже потянувшийся к золотистым чешуйкам:

— С тем, что закомплексованная, это я даже спорить не буду, — отвечает она. — Ладно, фольга, так фольга…

И смешно поводит носом. Хенна одобрительно хмыкает. Ксенька смотрит в зеркало, привыкая к новой себе, старательно выпрямляет спину, как учили… и выдает совершенно неожиданно:

— А будущих принцесс сегодня кормят?

Птица давится смехом: ну, это ж надо додуматься!

— Будущие принцессы будут есть на балу, — поясняет она очевидное. — Так что сейчас — энергетик, фрукты, что-то легкое, в общем.

Задумчиво отстраняется от рыжей и делает пару танцевальных па — так, занять ноги, пока мысли бьются в голове. Что сказал ей Повелитель? А что сделала она? Ну не идиотка ли?

Но ведь слабых гнобить — последнее дело. Была бы Ксенька ей противником на всем этом поприще, она бы поборолась с ней. Но потерянный взгляд, нервно сжатые спереди руки…

— Хватит теребить запястье! — рявкает она на рыжую, даже не думая, рефлекторно. — И юбку не мусоль. Руки не прячь, держи их расслабленно — вот на Хенну глянь.

И непонятно зачем добавляет, обещает, глядя в пронзительные голубые глаза:

— Не бойся, я буду рядом. Просто держись поблизости, и все будет хорошо. И будь готова к тому, что нам придется вести очень много бесед с важными шишками.

Да. Пусть лучше Ксенька держится рядом, пусть постепенно привыкает к тому, что во всем, что касается вопросов политики, именно Птица принимает решения. А Птица за это будет учить это недоразумение рыжее быть сильным. Не императрицей, но правой рукой.

Птица уверена, что Повелитель одобрит это ее желание. Над слабыми издеваться нельзя.

— Ну ладно, — Ксень смиряется с перспективой весь день быть на ногах в полуголодном состоянии — в первый раз, можно подумать… перестает теребить юбку, получает стакан сока, который приходится очень осторожно пить через трубочку, чтобы макияж не повредить, и спрашивает:

— Ну, а сколько у нас вообще до начала времени?

Птица равнодушно пожимает плечами: она как-то и не интересовалась, а вот Хенна подает, наконец, голос:

— Не больше часа.

Рыжей приходится приложить значительные усилия, чтобы не подавиться соком, не начать истерично хихикать или просто не сползти по стенке.

— И почему мне казалось, что это вечернее мероприятие? — спрашивает она, борясь с желанием отколупнуть-таки от лица кусочек золотой фольги.

— Потому что оно начнется скоро, а закончится вечером? — отвечает Хенна вопросом на вопрос, сооружая из фруктов замысловатое канапе и ловко отправляя его в рот. Ксень от таких экспериментов воздерживается, боясь размазать фрукты и помаду по лицу и платью. Птица цедит ледяной имбирный энергетик через тонкую соломинку, щурится на иней, намерзший на банку и кажется всем довольной.

Ксенька ежится: хуже великосветских мероприятий только многочасовые великосветские мероприятия, думает она, одергивает себя, когда руки снова тянутся к макияжу, выпрямляет спину — опять! — и решает, что любым способом доживет до финала этого светопреставления.

Хенна вещает что-то о принятом здесь этикете, потом они отрабатывают поклон, с которым Птица справляется на удивление легко, а Ксень… опять сомневается и чувствует себя куском кошачьего корма на блюде для омаров. Движение она заучивает, стараясь копировать элегантную осанку Птицы и изящество движений Хенны, но… это за пять минут не отрастает, и Ксень об этом прекрасно осведомлена.

— Вот так сойдет, — решает шианка после десятого подхода. — Не забудь, главное. И да, не пейте алкоголь перед танцами — это я вам на всякий случай. После — хоть до отключки, но не раньше!

И делает знак рукой: пора идти. Снова блуждание по бесконечным коридорам, лестницам и бог знает еще каким закоулкам, которое заканчивается у черной двери с серебряными украшениями.

— Залетаем, наши высочества, — шутливо кланяется Хенна, распахивая дверь.

Птица оглядывается и восхищенно свистит, и этот залихватский присвист, подходящий скорее гопнику, а не гордой леди, отражается от стен.

— Нихрена себе акустика! — восхищается блондинка, проходит, нарочито громко стуча каблуками, в центр зала, оглядывается еще раз, на сей раз пристальнее.

— Да, гостей точно будет море, — сообщает она, оглядывая подготовленные уже к пиршеству столы — не хватает только блюд, ну да рано еще для этого. — А это что за лестница с троном? Нет, я понимаю что это императорское место, но при чем тут лестница-то?

— Это традиция, — поясняет Хенна. — Трон стоит на возвышении, а гости сидят на подушках, — указывает на широченные ступени, на которых действительно раскидано множество мягких, пышных подушек с кистями разных цветов. — Так заведено еще со времен… короче, со времен первого мира, но это пока не столь важно. Важно, что традиция такая. Нам наверх, кстати!

И неугомонная принцесса бойко скачет «наверх». Ксень чуть отстает, разглядывая зеркально-блестящий пол той части зала, что наверняка предназначается для танцев, залипает на секунду у места для оркестра, где стоят, дожидаясь своего часа, инструменты — некоторые точь-в-точь как земные, некоторые, наоборот, странные и психоделические…

— Ну, ты где там? — окликает её Птица, и рыжая дергает головой, прогоняя наваждение, догоняет и покорно присаживается на указанную ей подушку — по правую руку от Хенны. Птица занимает место по левую руку, и ненадолго воцаряется тишина.

Буквально минут на пять, потому что следом врывается Аргона — вот уж кто выглядит истинно по-королевски в зеленом бархатном платье и на высоченных шпильках. Из украшений — пара тяжелых браслетов, но именно этот минимализм и придает женщине неповторимый шарм. Феникс на ходу поправляет макияж, а точнее — дорисовывает стрелку на левом глазу при помощи темно-бирюзового карандаша. Как она ухитряется делать это, не сбиваясь с быстрого шага, без зеркала и не размазывая карандаш по всему лицу, совершенно неясно. Небрежно падает на трон, однако, осанку при этом, стерва такая, держит!

Птица косится не без зависти: она, конечно, старается, но мымра-выдра-швабра все равно пока впереди. Пока! — Напоминает себе блондинка и выпрямляется еще больше. Ксень восхищена настолько, что чуть расслабляется — одно плечо опять выше другого. Хенне все равно — она привычная. Птица хлопает рыжую по поднятому плечу, та вздрагивает и принимает правильное положение.

Аргона коротко им кивает, вроде бы, одобрительно, и прячет карандаш в подлокотник трона.

— Отлично выглядите, девочки, — по лицу и улыбке Императрицы непонятно, она говорит серьезно, или с сарказмом. Ксень растерянно ерзает, оправляя платье, Птица царственно улыбается в ответ на комплимент. Хенна медитирует, полуприкрыв глаза и улыбаясь. Она-то по словам, по движениям, по искрам в уголках глаз давно прочла, что тетке действительно нравятся обе новые сестры, и теперь довольна, но старается виду не подавать…

Бал начинается внезапно. Зал как по щелчку пальцев вспыхивает разноцветными огнями — но почему-то при этом на елочную гирлянду или ночной клуб похож не становится. Ксень распахивает рот и восхищенно оглядывается, но Птица тут же щелкает ее по подбородку; сама она тоже осматривается, но ее восторг другого рода: она отмечает дизайнерские решения и даже щурится слегка от любопытства.

Однако явления герольда она не пропускает, тут же тычет сестру в бок, отклоняется назад, чтобы говорить, прикрываясь Хенной, и быстро шепчет:

— Сейчас по логике гостей приглашать начнут, вряд ли мы каждому будем кланяться, так что я смотрю на Аргону и повторяю, ты — Хенну, и повторяешь. Если что-то не будет получаться — не страшно, главное не показывай страха или неуверенности! Ты тут по праву, и все кто пройдет через ту дверь, должны это видеть! Поняла?

Закончив даже для себя неожиданную мотивационную речь, она тут же принимает царственную позу. Гости вот-вот начнут прибывать, и время разговоров закончено.

Так и случается: незаметно появившийся оркестр начинает легкую мелодию, которая незаметно обволакивает зал, а герольд объявляет:

— Его Превосходительство Хидан, Адмирал правого крыла и принцесса Эфида, профессор императорской консерватории!

— Родители, — шепчет Хенна, не переставая улыбаться и не размыкая губ. Пара поднимается на самый верх, легко кланяется императрице, та кивает в ответ.

— Приветствую, сестрёнка, — улыбка становится чуть шире. — Давно не виделись.

Конец ознакомительного фрагмента.