Красная башня

Сергей Че, 2021

Что общего между убийством простого бездомного и большой политикой? Между похищениями детей и заброшенными штольнями, которые лабиринтом тянутся под всем городом? Между давно потерянной древней книгой, старыми городскими легендами и коронавирусной эпидемией? И почему убийца оформляет трупы жертв то ли как арт-объекты, то ли как подношение языческим богам? И как все это связано с тайными организациями, международными корпорациями, шаманами, мигрантами и нацистами? Чтобы разобраться в этом, необязательно быть самым умным и самым смелым. Достаточно быть человеком, которому нечего терять. Потому что он уже все потерял. Содержит нецензурную брань.

Глава 6. Свастика

Памятник Жюлю Верну, летящему на воздушном шаре, установили лет пять назад там, где начиналось открытое пространство с видом на Нижегородскую Ярмарку и Стрелку с собором Александра Невского и футуристической громадой нового стадиона. Один из «открыточных видов», что называется. Ушлые люди несколько раз пытались свинтить памятник и сдать его на металлолом, но быстро понимали, что это бесполезно. Жюль Верн с воздушным шаром были сделаны из выкрашенного в бронзовый цвет пластика. Рядом находился отель, и камера над входом в его ресторан была направлена в нужную сторону.

Воеводин молча указал на нее пальцем, и один из оперов тут же убежал к подъезду.

Розовая брусчатка вокруг памятника была разворочена. Невдалеке виднелись штабеля новой брусчатки.

— Очередной плиточный ремонт, — хмыкнул Усманов, натягивая перчатки.

У парапета курили человек пять гастарбайтеров в оранжевых строительных жилетах.

— Кто обнаружил тело? — тихо спросил Воеводин. — Они?

Участковый мотнул головой.

— Нет. Дамочка из соседнего дома. С собакой прогуливалась. А эти с полчаса назад подошли. Хотели продолжать плитку укладывать. Я не пустил.

— А кто же опознание проводил? Мне сказали, он из их бригады.

— Да. Эльмуродов Алишер Акрамович. Бригадир. Я вызвал представителя подрядчика. Он и опознал. Этим лучше не видеть.

Воеводин посмотрел на участкового.

— Почему?

Тот молча показал на памятник, многозначительно приподняв брови.

Тело жертвы сидело в корзине воздушного шара у ног пластикового Жюля Верна. Если бы не видневшийся в проеме кусок оранжевого жилета, его было бы сложно заметить. Осматривавший труп судмедэксперт посторонился.

— Предварительно, рассекли горло. Чем-то очень острым и длинным, — сказал он. — Я бы сказал саблей. Или кинжалом.

Бригадир плиточников Алишер Эльмуродов сидел, прислонившись к стенкам корзины, и был бы похож на мирно спящего, если бы не запекшаяся полоса на горле и не отрубленные руки.

Руки лежали тут же, на дне корзины.

Смуглое лицо жертвы было поднято вверх. На лбу чернел крупный символ с потеками крови. Шестилучевая вписанная в круг свастика.

— Проклятье, — прошипел Воеводин и обернулся к Усманову. — Где Политов? Срочно ищи и сюда его! Мария! Ты видела своего бывшего?

Маша помялась, прежде чем ответить.

— Нет, со вчерашнего вечера.

— Давайте живо ищите. Иначе я вас самих гуглить языческие символы заставлю.

— Тут нечего гуглить, Александр Владимирович, — сказала Маша. — Это или громовик, знак Перуна. Или коловрат с солнцеворотом. Они чем-то отличаются, но я не помню, чем. Один из главных языческих символов. Местные нацисты лет десять назад любили его на заборах рисовать.

— Вот-вот, — сказал участковый. — Я потому гастеров сюда и не пустил. Незачем им знать, что их товарища нацики прибили.

Воеводин посмотрел на хмурых среднеазиатских работяг.

— Нацики или не нацики — это нам еще предстоит выяснить, — сказал он. — Но если вы, товарищ участковый, собираетесь и дальше работать с оглядкой на чувства гастарбайтеров, вам лучше посидеть дома. Коронавирус все-таки.

Он наклонился, разглядывая символ на лбу трупа.

— Тут очень четкие линии. Как это сделано?

— Как клеймо, — ответил судмедэксперт. — Раскаленный металлический штамп, судя по всему.

— Время смерти?

— Час или два ночи, судя по состоянию трупа. Тут еще кое-что есть, товарищ полковник.

Судмедэксперт протиснулся в корзину и откинул в сторону верх оранжевого жилета. Открывшаяся под ним рубашка была разорвана и обуглена. На груди трупа виднелись выжженные знаки, похожие на извивающихся червяков.

Молчание длилось долго.

Участковый кашлянул, всех выведя из ступора.

— Вы только посмотрите, — задумчиво сказал Усманов. — Наш маньяк не только язычник, но еще и нацист.

Воеводин повернулся к нему.

— Живо к Политову. Бегом. Мне нужен перевод этого дерьма.

***

Сознание возвращалось рывками, словно из-под толщи тяжелой воды.

Все вокруг болело. Весь мир ныл от боли, словно один большой гнилой зуб.

Было темно, и только узкая полоса света резала глаза, будто ножом.

Иван протянул руки к свету, напрягся и кое-как сдвинул крышку. Свет хлынул внутрь, черное сменилось нестерпимо белым, от чего боли только прибавилось.

Иван подполз ближе и вывалился из мусорного контейнера.

Оказавшаяся рядом старушка взвизгнула и отскочила.

— Простите, Алевтина Евгеньевна, — заплетающимся языком промямлил Иван, узнав соседку.

— Совсем спился, идиот! — завопила она и огрела его помойным ведром.

— Извините.

— Пьянь подзаборная!

Иван сел, отряхиваясь от картофельных очистков и какой-то вонючей слизи. Одежда была порвана, через правую руку от запястья до локтя тянулся и кровоточил длинный порез. Горло саднило, и, дотронувшись, он чуть не взвыл от боли.

— Ох ты ж, Ваня, — соседка тут же поменяла злость на участие. — Кто это тебя так?

— Не помню. Кто-то.

— К врачу надо. Говорила тебе. Не доведет пьянство до добра.

— Конечно.

Он встал, держась за стенки из синего профнастила.

В глаза бросилась вмятина на жести контейнера, куда он прошлой ночью впечатался головой.

Память услужливо подбросила воспоминания.

Что-то темное и мохнатое. Когти. Хрип. Бегство. Лязгнувший люк на крышу и лязгнувшие зубы сзади. Прыжки через ступени сначала и прыжки через перила потом, когда стало ясно, что нагоняют. Рывок из последних сил, чтобы хотя бы немного оторваться и забежать за угол, а там спасительный сквер, темнота и подвернувшиеся мусорные контейнеры. И чье-то тяжелое дыхание рядом, когда он сидел, скрючившись, внутри, стараясь не потерять сознание.

— Хреново ты бегаешь, чудище, — вслух сказал он и усмехнулся.

— Это ты о ком? — старуха подозрительно сощурилась. — Какое такое чудище?

— Ни о ком, бабушка. Спасибо. Пойду я.

Он шатаясь побрел к подъезду.

— Ну иди-иди. Алкоголик несчастный, — донеслось сзади.

Старый дребезжащий лифт довез его до девятого этажа.

Железная дверь в квартиру была приоткрыта. В щели косо торчала личинка выломанного замка.

Иван перехватил поудобнее найденную внизу палку и зашел внутрь.

Все было перевернуто вверх дном. Разломанная мебель, бумаги на полу, выпотрошенный матрас. Компьютера не было. И не хватало нескольких папок с информацией по сектам. Иван попытался вспомнить, что именно было в этих папках, но с больной головой это было сложно.

Оставаться здесь было нельзя, и Иван в очередной раз похвалил себя за предусмотрительность. Запасной аэродром — необходимая штука для работы с сектантами.

Он быстро покидал в рюкзак личные вещи. С некоторой опаской зашел в туалет, но тайник за унитазом обыскивающие так и не нашли. Вытащил из стены кирпич и достал старый ноутбук и сумку с документами и деньгами. На кухне повертел в руках литровую бутыль выдержанного самогона (на дубовой щепе, обжаренном солоде и черносливе, куда там вашему скотчу), сунул ее в рюкзак.

Хотел было вызвать такси, но вспомнил, как вызывал его прошлой ночью, и решил ехать на автобусе. Взвалил рюкзак на плечи и вышел из квартиры, плотно закрыв дверь.

***

Иван уже завернул за угол и прошел сквер, когда к его дому подкатил «форестер».

Усманов выскочил из машины и быстро забежал в подъезд.

Вернулся он спустя десять минут и долго стоял под козырьком, смоля сигарету и о чем-то напряженно размышляя. Потом достал телефон и хотел было кому-то позвонить, но передумал, засунул телефон обратно и сел в машину.

***

Алишер Эльмуродов, 1989 года рождения, стал бригадиром потому что лучше других говорил по-русски и умел договариваться с начальниками, выбивая дополнительные средства и удобный график.

Он отпустил бригаду ближе к восьми вечера, а сам остался по своим личным делам. Одна из камер спустя час зафиксировала его прогуливающимся в компании местной жительницы. Они долго сидели на одной из скамеек, расположенной дальше по набережной. Но к 11 часам Алишер был уже один.

— На нем нет оранжевого жилета, — сказал Воеводин, рассматривая стоп-кадр.

— Он же на свидании, — сказала Маша. — Кто ходит на свидание в оранжевых жилетах?

— Я к тому, что убийца надел на него жилет. Значит, это было для него важно. Зачем?

Маша пожала плечами.

— Чтобы подчеркнуть профессию?

— Да. И еще отрубленные руки. Словно наказание за плохую работу.

— От подрядчика нареканий на работу его бригады не было.

— Надо еще покопать. Вряд ли он только тротуары укладывал. Может была еще другая работа? Ремонты квартир, строительство домов?

— А связь с женщиной? Отвергнутый поклонник, которого предпочли гастарбайтеру?

— Да. Женщину нужно найти. Но вариант с работой кажется мне более предпочтительным.

— А как же свастика и тайнопись?

Воеводин отмахнулся.

— Надо все варианты рассмотреть. Больно уж это все в глаза бросается. Словно специально кто-то выпячивает.

— Второй труп на обзорной площадке, — сказала Маша. — Это не просто так.

— Конечно. Но, если это наш маньяк, надо понять, как он жертвы выбирал. Вряд ли случайно. Что общего между бомжом и гастарбайтером?

— Низы общества, — предположила она. — Беззащитность?

— Скорее отверженность. Большинство людей предпочитает их не замечать.

— Может кто-то возомнил себя санитаром леса? Свастика сюда хорошо вписывается.

— Вопрос только в том, как этот кто-то умудрился убить человека на освещенном месте, да еще и оставить на теле свою писанину.

— Камера на ресторане не работает, — напомнила Маша. — А остальные слишком далеко.

— Значит, он знал, что камера не работает. Иначе бы не полез.

В дверь постучали, и в кабинет просунулся длинный нос дежурного.

— Товарищ полковник! Гастеры бузят!

***

Пятеро гастарбайтеров стояли кучкой в приемной и шумно разговаривали на своем гортанном наречии, размахивая руками. Двое охранников безуспешно пытались вытеснить их в коридор.

— Что здесь происходит? — громко спросил Воеводин, и гастеры замолчали.

— Вот, — сказал дежурный. — Показания с них сняли. А уходить не хотят. Какую-то защиту требуют.

— Какую еще защиту?

Один из работяг шагнул вперед.

— Алишер фашист убил! — заявил он. — Я знак видел!

— Я ему фото трупа показал, — сказал сзади один из оперов. — Он сперва никак не отреагировал, а теперь вот бунтует.

Воеводин поднял руку.

— Товарищи работники. Успокойтесь. Мы во всем разберемся.

— Я знак видел! — повторил работяга. — Мы все знак видел!

— Я только этому показывал, — сказал опер.

Гастеры загомонили, размахивая руками.

— Подождите, — сказал Воеводин. — Вы хотите сказать, что видели этот знак раньше?

Один из них вытащил смартфон, порыскал по экрану и протянул его вперед.

Это была фотография облезлой железной двери, на которой красовалась намалеванная белой краской шестилучевая свастика.

— Наш квартира! — пояснил гастер. — Назад неделя.

— Кто-то нарисовал свастику на двери их квартиры неделю назад, — сказала Маша.

— Алишер фашист убил! — повторил гастер.

— Защита нужен! — сказал другой.

— Думают, что они следующие, — понял опер.

— Найти фашист надо! — сказал гастер. — Ты не найти, начальника, мы сам найти. Собрать люди и найти!

Воеводин примирительно поднял руки.

— Мы всех найдем, не беспокойтесь, — и в сторону: — еще не хватало, чтоб они людей собирали и фашистов шли ловить.

***

Усманов вернулся в отдел ближе к вечеру.

Прошел мимо своего кабинета к дознавателям и вызвал Машу в коридор.

— Ты чего такой угрюмый?

Усманов молча почесал лоб, как делал всегда, когда волновался.

— Ну? Тёмка! Ты меня пугаешь.

— Просто не знаю с чего начать.

— Начни с чего-нибудь.

— Твой бывший связан с этими убийствами. И у меня, кажется, есть этому доказательства.