Тайны стихий. Часть первая

Сергей Сергеевич Чижиков, 2021

Миллиарды лет существует реальность, управляемая таинственными правилами, наполненная секретами. История, вырванная из бесчисленных лет бытия, в которой самые разные люди в очередной раз попытаются разгадать все тайны, начинается сейчас. Герои не ведают цели путешествия, не знают, куда идти, они могут быть незнакомы друг с другом. Чтобы только вечность совершила еще один виток, все стерлось и вновь родилось, они обязаны раскрыть все тайны стихий. Они будут сражаться, бежать и прятаться, бесцельно скитаться, собирая ответы по крупицам. А в ответах на все вопросы – причина существования мироздания.

Ночь.

Июнь, третий год Патриарха.

Это был именно тот день, когда сидеть дома было совершенно невозможно. Он был солнечным, после почти трех дней дождей. Ни облачка на небе, но солнце не пекло, в воздухе витали особые ароматы. Даже фабричный дым ветер сегодня нес в единственную сторону, не позволяющую ему попадать в жилые районы. Фабричная часть города — это запад и северо-запад, окраины. Словом, денек выдался чудесный, но не этот факт манил людей наружу, а казни. Явление, должное было уже кануть в историю. Разве цивилизованные люди убивают других людей на забаву толпе? А если это и необходимо, то зачем устраивать все публично? Последние казни прошли в Георге еще во время войны. Тогда на площади в петлях умерли несколько предателей и трусов. Рассказывали, что незадолго до того даже казнили одного магната, то ли продавшего, то ли упустившего важные промышленные секреты. Но то была война, а теперь?

Ци́мба пробиралась на площадь вместе с процессией горожан, спешащих посмотреть на необычное зрелище. Все это было на слуху уже какое-то время. Тема была животрепещущей, хотя почти никого прямым образом не коснулась. Все началось с того, что люди во время традиционного колокольного перезвона, проведенного на главной площади, стали падать на колени и читать жуткие заклинания, прямо при всех. Затем что-то похожее случилось на одном из рынков. Последние новости впечатляли чуточку больше: некая горожанка, пока первая женщина в списке пойманных колдунов, тоже попала в это состояние. Ее муж пытался остановить супругу от чтения заклинаний. По свидетельству его матери, сила колдовства отбрасывала мужчину снова и снова, несколько раз, пока он вдруг не налетел животом на нож, лежавший на столе. Старуха не смогла помочь раненому сыну, а крови, говорят, там натекло немерено. В итоге колдунью посадили в тюрьму, а рыдающая старуха рассказала, что ведьма давно околдовала ее сына и всегда замышляла зло. Но даже мужеубийц не казнили, а сажали на долгий срок. Церковь считала это страшным преступлением, более страшным, по сути, чем убийство жены, ведь мужчины, говорили они, доминируют как во всем обществе, так и в быту. Точнее, церковники вещали замудренными фразами, которые не так просто запомнить. При всем этом никто не казнил людей уже давно. Да и как быть с теми, чье колдовство не причинило зло? Можно ли считать виновным того, кто хотел совершить преступление, но не успел? Или не смог?..

Цимба уже подходила к главной площади. Украшения отсюда убрали, от недавнего праздника не осталось никаких следов. Праздничные плакаты, увещевающие о величии жизни и природы, заменили на другие, холодно сообщающие о решении совета: всех людей, совершивших колдовство, если это было доказано, приговорить к смерти по истечении семи дней. Срок отводился для попытки несчастных как-то оправдаться. Но к моменту выхода закона, все они, кроме женщины, сидели уже много больше недели, потому суд решили не проводить ни для кого, лишь убийце мужа дадут слово на процессе. Цимба видела реакцию своего отца, когда он узнал об этом. Будучи прилежным, пусть и второстепенным, работником суда, отец был крайне разочарован. Долго ворчал о том, что этот город начинает путь к своему концу: церковь показала страх и беспомощность, закон, не имеющий обратной силы, теперь осуждает людей без права на защиту.

Толпа гудела, на площади уже не было свободного места. Помимо людей, уж больно плотно набившихся сюда, посередине теперь еще стояло что-то вроде сцены с виселицами. Цимба не знала, как называется эта штука и было ли у нее специальное название, может быть, постамент или что-то такое. Судя по звуку, толпе было тревожно, она представлялась Цимбе зверем, который нервничал и постанывал, или больше похожей на рой, волнующийся и жужжащий. Зачем здесь все эти люди? Некоторые пришли посмотреть из любопытства, другие, как и сама Цимба, знали, что это может стать переломным моментом. Колдуны уже повсюду, поговаривали на улицах, они на юге, севере, западе и даже востоке. Северные якобы были наиболее жестокими и опасными, они собираются прийти, и малым числом с помощью злых чар разорить Георг. Еще донеслись вести, что на западе, в Цинском царстве, колдунов жгли заживо, как в старые времена, изгоняя зло с помощью пламени. Не в них ли, в колдунах, причина, что впервые за долгие годы, снова открылась торговля с западом? Последняя война была еще свежа в памяти многих, но нынешний тихий мир стремительно перерос в плотную дружбу. Эту заслугу приписали патриарху, даже назвав целый век в честь его священного сана.

Толпа оживилась, по ней волной понеслась какая-то мысль, которую пересказывали стоящим сзади. Уж не превратится ли эта мысль в «утку и хмель», как пелось в одной забавной песенке, высмеивающий слухи? Из капитолия тем временем вывели нескольких человек в кандалах. Тюрьма находится далеко отсюда, стало быть, их привезли заранее, чтобы не проводить сквозь толпу. Неужто они настолько боятся колдовства? Заключенные выглядели обычными, хотя и несчастными. Немытые, изможденные, забитые, все это было заметно даже отсюда. Цимба стояла у самого входа, дальше люди сомкнулись слишком плотно — не пройти. Но гул толпы, что странно, не был ни гневным, ни испуганным. Недоумение — вот что это. Теперь стало понятно: многие пришли не за самой казнью, а посмотреть на колдунов. Но те были слишком простые. Хотя чего они ожидали, мантий, расшитых звездами, и волшебных посохов, призывающих зверей-защитников, прямо как в детских сказках?

За шестью заключенными на сцену, по той же площадке, продолженной от капитолия, вышел человек в черной рясе церковника. У него и в самом деле был посох, правда, совсем короткий, скорее это была трость. За церковником с важным видом шел еще один, саном поменьше, совсем еще мальчик.

«Вот вам и зверь-помощник», — подумала Цимба.

Старший церковник начал что-то говорить, водя своей палкой туда-сюда, можно подумать он пытается разогнать толпу, но движения были плавными и размеренными. Разобрать его слова Цимбе не удавалось. Дело было даже не в расстоянии, а в людях, которые шумом перекрывали все. Отдельные слова вроде «наследие» и «спасение» долетели до ее слуха, но не более того. Многие тоже не слышали и стали спрашивать впереди стоящих. Гул усиливался, но Цимба не хотела слушать очередную «утку и хмель», потому решила не слушать вовсе.

Наконец, речь закончилась и по команде церковника, отданной под очередную вспышку гула, на заключенных надели петли. Пауза могла быть и повпечатляющей, но люди будто говорили о своем, как на рынке. Они все гудели и гудели. Кто-то сейчас умрет, трудно помолчать? Обсуждали люди погоду на завтра или свои дела, а может, судьбу города и страны, уже неважно. Заключенные сорвались вниз, пятеро просто упали и затихли; последний остался висеть и барахтаться.

Цимбе стало нехорошо. Неправильно все это, ненормально. Она отвернулась и пошла прочь. Но дурнота усилилась. Цимба рухнула на колени, чувствуя тошноту. Надо дышать, надо успокоиться. Она пыталась делать частные вдохи, чтобы не стошнить на дорогу. Ее длинные черные волосы свесились и подметали тротуар. Вдруг кто-то поднял ее руки вверх, а следом дернул за подбородок. И она смотрела теперь на чистое голубое небо. Оно казалось невероятно близким, видит ли кто-то эту красоту сейчас, кроме нее? Или же все смотрят только на убийство тех людей? Кто-то стал шептать ей, слова были непонятные. Странный язык, грубый, чужой.

— Смотрите! — заорал мужчина в толпе. — Смотрите, люди!

Шум площади превращался в самое страшное заклинание из всех. Оно несло боль, страдания и смерть. Но Цимба не может видеть говорящих, она стоит спиной, да и смотрит вверх. Небо загородил черный квадрат, силы совсем покидали ее, сознание ускользало. Только темнота, непроглядная темнота…

***

Кто-то поднял ее, кто-то другой что-то кричал. Сознание пыталось вернуться рывками, то она понимала происходящее, то оно отдалялась вновь. Страшно. Только ей казалось, что она стоит на твердой земле, но снова все ускользало. Но затем все возвращалось вновь. Странный сон, ненормальный. Цимба пыталась вырваться из него, выпутаться из непроглядной тьмы, прислушивалась к звукам: там что-то происходит, нельзя оставаться здесь.

Когда же, наконец, ей стало лучше, Цимба поняла, что ее несут двое мужчин в касках. Они взяли ее под руки, заставляя ноги тащиться по камням. Охранники спешили: она услышала тяжелое дыхание, бренчание металлического предмета, звук сапог и возгласы прохожих, расступающихся перед охранниками порядка. Подняв голову, Цимба увидела смотрящих с недоумением людей, одни из них отходили медленно и с неохотой, другие же отскакивали в сторону сразу же, не задумываясь.

— Нам хоть можно ее трогать? — в голосе более молодого охранника звучала неподдельная тревога.

— Давай свернем сюда, нет смысла переть ее через полгорода. Третий участок подойдет, — более зрелый и, вероятно, опытный охранник не отвечал прямо. С его подачи они оба повернули направо, там было расстояние между домами, заваленное разного рода хламом. Этот своеобразный коридор был известен среди желающих срезать путь от улицы Старых Князей до главной площади. Тщетно местные городили здесь разные препятствия, ставили ящики, делали самопальный забор из досок. Если даже охрана предпочитала идти здесь, а не в обход, пусть это и не нравилось здешним жителям, что уж взять с простых людей.

— Да держи же ее! — прикрикнул старший.

— Тяжелая, зараза, — ответил младший.

На улице Старых Князей был неприметный участок городской охраны. Настолько неприметный, что многие и не знали о его существовании. Если пышный участок номер один так и привлекал внимание, а участок неизвестного номера, что возле обветшалого рынка, только его отталкивал, то этот был совершенно незаметный. Здесь не было ничего, кроме таблички, сообщающей что это такое. Странным образом здесь не было даже дежурного; старший из двух охранников дернул за дверь, но та не открылась.

— Да что же такое?! — возмутился он.

— Нет никого. Может, не нужно ее было брать, а? Колдонет еще! — нервничал молодой.

— А если бы ее толпа забила? Мало ли какая мысль кому взбредет?

— Все равно же казнят, что за лишняя забота?..

— Инструктаж был четкий! Любого в камеру, руки скрутить, надев мешки, чтобы пальцами не шевельнула! — отрезал тот, что старше, протерев рукавом усы. Он огляделся с таким видом, будто ждал, что сейчас откуда-то выскочит дежурный с возгласом «отлучился всего на пять минут!». Но этого не произошло. — Потащили ее до первого, чего стоять тут, причиндалами греметь. А то очнется деваха! — добавил он, снова подхватывая Цимбу за одну из рук.

Они развернулись по направлению к проулку, через который и пришли. Цимба уже осознавал происходящее четко, но слабость была такой, что шевелится было очень тяжело, тело отказывалось слушаться. В этот момент на пути охранников, впереди, появилось черное пятно. Оно витало в воздухе и разрасталось прямо посреди улицы, слово самая черная чернота решила собраться в этом месте. Цимба сперва подумала, что у нее снова темнеет в глазах. Но пятно перелилось в форму человеческого тела, а затем и вовсе стало вполне материальной, уже не темной девушкой. Блондинкой с недлинными волосами, одетой в какой-то комбинезон болотного цвета. Рядом начало расти еще одно пятно. Молодой резко остановился, а усатый охранник, похоже, не заметил появления незнакомки. Так они рванули Цимбу: один потянул вперед, другой стоял на месте. Это отразилось болью во всем теле.

В этот момент усатый понял в чем дело, он бросил руку Цимбы и полез за ножом на своем поясе. Из второго пятна тем временем появился коротко стриженный парень, высокий, одетый в похожий комбинезон. А молодой охранник, скорчив паническую рожу, достал с пояса увесистую дубинку.

Блондинка в комбинезоне сделала движение рукой и вспышка чего-то черного чиркнула усатого охранника по груди. Если можно назвать нечто черное «вспышкой», но это скорее было сосредоточение мрака и черноты. Усатый встал почти сразу, зажав рукой рассеченную грудь, из раны лилась кровь, но ребра закрыли основной удар. Встав в стойку с внушительным ножом, постанывая, усатый двинулся на девушку. Выпад, взмах. Но блондинка уклонялась легко. Еще одно движение ее руки, снова тьма явилась, как по приказу, рассекая усатому охраннику горло.

Тем временем второй из неизвестных сражался с молодым охранником. Это было недолго: он отразил пару бестолковых ударов дубинкой с помощью темной силы, в этот раз сосредоточение мрака выступало его щитом, а не как у девушки — оружием. Затем он взмахнул рукой и вся правая кисть бедняги молодого упала на дорогу отсеченная, под его жуткий вопль.

— Понесешь ее? — спросила блондинка у своего сообщника.

— Я и тебя понесу, если дашь, — ответил парень с наглейшей ухмылкой.

Сил у Цимбы хватало только на то, чтобы поддерживать сидячее положение да приподнять голову, дабы видеть хоть что-то из происходящего. Левое плечо сильно ныло, руки не слушались, длинные черные волосы частично заслонили ей обзор. Стриженный схватил Цимбу, перевалил через себя и побежал следом за своей подругой. Они бежали как от погони, хотя ее не было. Крики и возгласы прохожих сопровождали беглецов, какая-то женщина завизжала: «не надо, пожалуйста!», хотя ей ничего не сделали. Где же вся остальная охрана? Где патрульные, обязанные ходить по этим улицам кругами в поисках нарушителей порядка? Сколько нужно таких патрульных, чтобы справиться с двумя колдунами? И куда они ее несут?

Вопросы терзали Цимбу, но силы не желали возвращаться, и ей ничего не оставалось, кроме как задавать их себе самой, в мыслях. Скоро они пробежали восточные руины стены, эта часть была самой сохранившейся. Улица Мира, улица Купцов, проспект Героя Генриха. Они несли ее мимо знакомых до боли мест, где она проживала последние годы. Здесь недалеко ее дом, ее квартира на третьем этаже, прямо там, лишь немного углубится во дворы и улочки поменьше, в тени старой полуразваленной стены. Там солнце светит лишь половину дня, а после обеда тень закрывает все.

Парень уже не на шутку запыхался, когда двое преступников добежали до густонаселенных районов поскромнее. В этом месте было не так людно в это время дня, а немногочисленные прохожие реагировали не так бурно. Внезапный хлопок разнесся по округе эхом. Но больше ничего не случилось. Оба преступника замерли прямо посреди улицы, оглядываясь во все стороны.

— Они, наверное, на крышах! — крикнула девушка. — Неси ее, а я…

Еще хлопок, еще эхо и пуля ворвалась в тело девушки, разорвав ей большую часть бедра правой ноги. Кровь брызнула во все стороны.

— Аккуратнее! Держись у стен, не выходи на середину! — орала девушка. Парень ругался почем зря, но бежал дальше, все еще неся беспомощную Цимбу. Он устал и бежал не так быстро, как вначале. Цимба успела заметить, что кровь раненной девушки стала черной и начала просто исчезать: вся кровь, которую она потеряла, растворялась без следа, обращаясь в тьму.

Похититель все бежал, он выбрал путь через дворы и перешел на ковыляние, пошатываясь из стороны в сторону. Он бросал взгляды на острые крыши домов, но, похоже, никого там не видел. Теперь в нем чувствовался страх неожиданного выстрела. Пуля летела быстрее его реакции, и он явно не был неуязвим. Наконец, стриженый зашел в какой-то подвал, яростно пнув дверь, та распахнулась и ударила о стену. В подвале было темно, но он шел дальше, будто и не обращая на это внимания. Зайдя поглубже в сырой мрак, похититель положил Цимбу на холодный пол.

— Придется тебе подождать здесь, красотка, — шепнул он. — Я пойду помогу Катерине.

И незнакомец исчез. Не ушел, а просто растворился в темноте.

***

Ей должно было бы стать лучше, ведь сознание к ней вернулось, но не тут-то было. Теперь ее морозило, начинала болеть голова, левое плечо сводили периодические спазмы. Слабость не ушла, хотя тело понемногу начинало отвечать на команды разума. Глаза привыкали к непроглядной тьме подвала, куда не ходят без фонаря, и теперь, казалось, она различает черты стен, трубу и какие-то боковые проходы. Она начинала осознавать произошедшее.

Теперь она была такой же, как повешенные люди. Это сильно меняло восприятие событий. Они не были колдунами, не творили зла, даже не хотели его творить. Лишь стали жертвами такого же несчастья, что настигло ее. Настоящие маги — это те двое, что забрали Цимбу. Те, что искалечили одного человека и наверняка убили другого. Не они ли сделали это с ней? Теперь Цимбу тоже ждет казнь, эта мысль странно звучала на фоне подвала. Здесь было плохо, темно и неуютно, но почему-то отсюда весь мир казался каким-то далеким, и жизнь будто и не текла вовсе. Но вернуться нельзя, что теперь будет с ней? Что скажут отец, мама, сестра?

Сестра! Как же она раньше не подумала: они с Орианой родились в один день, похожие, словно две капли воды. Кто-то наверняка запомнил внешность новой колдуньи — по дороге ее видели десятки людей. Сколько времени им понадобится, чтобы узнать ее личность? Примут ли они сестру за нее и как поступят? Это заставило Цимбу попробовать подняться. Но тело налилось тяжестью, и все, что она смогла, — это упасть. Замечательно, теперь она не сидит, прислонившись к стене, как ее оставил похититель, а лежит на полу.

Что-то зашумело в темноте. Крысы? Или люди? Она попыталась позвать на помощь, но получился лишь кашель. Это тоже может сработать: они услышат и помогут ей. Только что дальше? Спасли ее те двое или обрекли на еще худшую участь? Из темноты вдруг вынырнул мужчина. Он опустился на колено и осмотрел лежащую девушку. Странно: Цимба видела его, а он ее, но фонаря у мужчины не было.

— Не бойся, — сказал незнакомец. На редкость нежный голос, будто певец какой. — Тебе плохо, но тут безопасно. Они потеряли след.

Мужчина взял ее на руки и понес дальше, вглубь подвального помещения. В какой-то момент он остановился, опустил ее и открыл висячий замок на одной из дверей. Цимбу неизвестный положил на какое-то тряпье внутри этой подвальной комнаты, запер дверь и зажег небольшую лампу. Свет смотрелся чудовищно в этом месте. Яркий, манящий огонек рисовал огромные тени на стенах. Здесь были стеллажи с банками, мешки, ведра, целая охапка метел, связанных вместе, и другое барахло. Мужчина сел на табурет рядом с лампой, в ее свете он выглядел особенно мистически.

Ему было лет сорок, Цимба сравнила бы его со своим отцом, но, может, тот немного старше. Черные волосы, тяжелый взгляд темно-голубых глаз, большой нос и он словно все время хмурился. Его одежда ничем не выделялась, его легко можно было принять за простого фабричного рабочего, вернувшегося с очередной смены. Только в воздухе витала некая мрачная аура.

— Тебе повезло, девочка, — начал мужчина. — Мы обычно не вмешиваемся столь рискованным образом. Скажем, обстоятельства были на твоей стороне. Ты, наверное, хотела бы о многом спросить? Но не можешь… Я постараюсь тебя успокоить, насколько получится. Тебе нужно отдыхать, поспать. Это очень важно. Через два-три дня ты сама себя не узнаешь. Но пока тебе будет тяжело.

Он следил за огоньком в лампе, а она пыталась сказать ему: пусть пойдет к сестре, пусть предупредит ее, их всех, пусть они не заберут Ориану вместо нее. Слова не получались, начинало только сильно першить в горле, наружу выходил только кашель.

— Тихо, тихо, — повторял мужчина. При его нежном голосе и в дрожащем пламени она легко могла бы принять его за своего ровесника. Полутьма как-то искажала его образ, но только на время. — Меня зовут Дэнс. Фамилии у меня нет, так уж вышло. Знаешь, я рос сиротой в одном из этих жутких домов. И всегда боялся темноты. То есть, до определенного момента, когда со мной случилось то же, что и с тобой. Сейчас они пишут, что это нашествие магов и колдунов, желающих «ниспровергнуть ценности вольного города, подавить волю народа, загнать нас обратно во времена безнравственности и невежества». Но началось это не сейчас… когда я был мальчишкой, то стал, пожалуй, первым в своем роде. Я имею в виду — в этом городе. Но кто заметил бы тогда никчемного беспризорника, сбежавшего от «заботливой» опеки нашей любимой родины?

Он продолжал смотреть на свет, а не на нее, одновременно водя ладонью вокруг лампы, рисуя тем самым еще более жуткие тени на стенах. Мужчина словно хотел схватить огонек лампы, но не решался дотронуться до него. В таком освещении казалось, что его лицо как-то меняется, становясь более мимолетным, неуловимым. Зачем он это делает?

— Я всегда боялся темноты, потому что в ней, как представлялось мне, обитает что-то невероятно страшное. Чудовища, — продолжал вещать этот Дэнс. — Взрослые люди не боятся темноты лишь потому, что уверены, будто их там нет. А они, быть может, и есть. Только я как-то подумал: что будет страшнее, увидеть монстра при свете дня, со всеми его клыками, когтями и взглядом, жаждущим разорвать тебя, или в темноте, где нет ничего, кроме твоего воображения о монстре? Так вот, в полной тьме, в которой обитает только слепец, нет нужды боятся страшных чудовищ. Да, они все еще могут существовать, но их внешность тебя уже не напугает, верно? Ты сможешь представить его, каким захочешь. И возможно, только возможно, мы стали бы храбрее, если смотрели не на монстра, а на возможности, имеющиеся у нас. Да и зачем монстру страшный вид, если его никто не может увидеть? Страхи не живут в темноте, там живет только наше воображение.

— Я веду к тому, — продолжал Дэнс, — что свет на самом деле не таит в себе добро по определению. Можешь вообразить мир, где света нам нужно будет меньше меньшего? Там растения будут расти без нужды в свете, не будет разницы между днем и ночью. Люди перестали бы цепляться за внешнее, называть мазню красотой, смеяться над уродством, строить больше и выше, дабы выглядеть богатыми и знатными. Знаешь, наверное, богатство определялось бы музыкой. Ведь ушла бы наша жажда в совершенстве формы, а взамен пришла жажда в совершенстве содержания. Запахи и звуки, другие ощущения, все это обострилось бы, стало значить куда больше. Мы бы попали в поэтичный мир, где нет дела до твоего узора на кафтане. Зато куда важнее стали бы другие вещи. Мы бы узнали новые недостатки в нашем восприятии и переродились.

— Ты, наверное, сказала бы, что при таких рассуждениях мне стоило выколоть себе глаза? — он повернулся к Цимбе и слегка улыбнулся. Этот человек сам задавал вопросы и отвечал на них. — Но мы ведь пока еще не в таком мире, верно? Но однажды можем попасть и в такой. Мир бы очень сильно изменился, только погаси мы ему свет совсем ненадолго! Свет куда больше слепит людей, чем помогает им видеть.

— Кто… кхе… кхе… — Цимба хотела спросить мужчину кто он и кто те двое, что вытащили ее из рук охранников.

— Ты еще успеешь все спросить и рассказать, — молвил Дэнс. — Мы с тобой, девочка, хранители тьмы. Звучит пугающе, наверное? Или глупо? — он нахмурился еще сильнее, задумываясь, по-видимому, как она воспримет это. — Но как ни решай, правда она и есть правда. Я храню тьму уже два с лишним десятка лет. Не так уж далеко я продвинулся… Когда-то я думал, что к этим годам буду уметь куда больше. Я собирал знания, мифы, легенды, чтобы разобраться. Трудно порой рассудить где знания древних, а где миф, наподобие сказки. Но все, что я выучил за эти годы, Катерина и Вирк, мои ученики, смогли понять всего за восемь месяцев. Недорого стоил мой труд, если подумать. Но зато я могу помогать таким, как ты. Думаю, наше темное дело понемногу разрастется. Обычно мы не связываемся с другими хранителями, — они и не знают о своем даре, их просто вешают, оставляя в неведении, — но Вирк заметил твое превращение и темный знак. Они решили рискнуть и забрать тебя. Это правильно — я научу тебя. Темным стоит держаться вместе, очень многие другие так и поступают. Ты узнаешь скоро.

В этот момент он погасил лампу. Страшные тени исчезли и пришел мрак, черный и непроглядный. Хотя Цимба чувствовала все предметы вокруг, их форму, положение. Она будто видела их, но это нельзя было назвать зрением.

— Поспи, девочка. Твое тело должно привыкнуть, измениться. Скоро ты перестанешь болеть обычными болезнями, да и синяки станут заживать быстрее. Поспи и попробуй представить себе в темноте то, что ты хотела бы увидеть. Это для начала. Со временем сможешь представлять что бы ты хотела почувствовать вокруг себя. Тьма принимает форму чего угодно.

И Цимба попробовала. Слабость одолевала ее, звала в сон. Представить что хочешь? Она вообразила, как просыпается в своей квартире, в доме рядом со стеной. И все это было только кошмаром.