Город Отверженных. Цикл Книг: «Сказания о Святых Девах Лаверии и Рыцаре Света». Том I

Сергей Маркелов

Как назвать то место, в котором человеческая Жизнь ценится не дороже поношенного, прогнившего насквозь сапога?! Где каждый Божий День – это неистовая борьба за выживание с бедами и несчастьями, которым нет конца и края?!Добро пожаловать в Мир Отверженных…Здесь правят совершенно Бесстыдные Личности, дорвавшиеся до тех крупиц Власти, что смогли урвать. До простых жителей им нет дела, и всё, что их интересует – это удовлетворение своих низменных желаний…

Глава 11

Суровая реальность

Шум проливного дождя, разразившегося с наступлением позднего вечера, заставил Сажена потихоньку прийти в себя. Не помня, как дошел до Дому и что было после, его глаза с некой неохотой раскрылись.

Чувствуя жгучую боль во всем теле, словно обвешанный камнями, он попытался оторвать голову от сырой холодной земли. Но ему это не слишком удалось. Стиснув зубы и глухо зарычав, юноша перевалился на другой бочок.

Только сейчас, Сажен осознал, почему спине было так тепло. Свернувшись клубочком, обняв ножки, всем телом к нему прижалась Мира. Она казалась такой спокойной, несмотря на буйство стихии за стеной шалаша, благодаря чему у паренька с уст сорвался тихий вздох восхищения.

Поистине завораживающее и такое чарующее зрелище представляла из себя это невинное Дитя. Парень знал, что и её не обошли стороной беды и несчастья этого жестокого Мира. Сейчас, когда она вот так сладко спала рядом с ним, а её носик чуть вздрагивал от щекочущих волос, что спадали на плечики, ему от всего сердца хотелось, чтобы эта Принцесса больше не знала слез, всегда и всюду несла в Мир лучезарную улыбку и радость.

Поймав себя на подобной, казавшейся совершенно безумной мысли, Сажен стал силится как можно скорее вернуть контроль над телом. И ему это вскоре удалось.

Вначале покалывание в ладонях, а затем ломота в ногах — стали первыми признаками «пробуждения». А когда ноющая боль «ужалила» всё тело, он не смог более лежать на месте.

Потихоньку, чтобы не спугнуть «видение», юноша поднялся на руках. Схватившись за голову, он понемногу стал вспоминать, что произошло сегодня. Раскидывая по полочкам события, начиная с самого утра и заканчивая Ярмаркой, он вскоре достиг рокового момента. Не в силах словами передать весь ужас от содеянного, юноша резко кидается прочь из шалаша.

— Сажен, — сквозь сон, пробубнила малышка, почувствовав, как источник тепла удалился, и она снова оказалась одна.

Резко вздрогнув от громового раската, разорвавшего тишину, Мира резко вскакивает на месте. Видя подле себя лишь шапочку, что давно скатилась с головы, поправляя растрепанные волосы, она, не проронив и слова, направилась к выходу из Дому.

Здесь, у самого края полуразрушенной стены, которую они так и не доделали, понемногу понимая, что теперь всё будет иначе, малышка села на землю. Поджав под себя ножки и обняв ручонками, она терпеливо стала ожидать возвращения своего друга…

Сажен мчался по глухой чаще Гиблого леса не разбирая дороги. Пару раз ударяясь впотьмах о ветки — они словно хлысты надсмотрщиков, обрушивали на него весь свой гнев. Каждую секунду бедняге казалось, что его по пятам кто-то преследует. Боясь даже обернуться и встретиться с этим Некто лицом к лицу, часто тяжело дыша, паренек всё никак не мог остановиться.

Его поспешное, обреченное на неудачу бегство от Реальности, вскоре подошло к концу. К тому моменту, когда силы окончательно покинули его, он с невыносимым ужасом оказался перед местом, до боли знакомым.

Именно здесь у большого засохшего дуба, к которому сама Судьба снова вернула его, Сажен в конец потеряв всяческое желание бежать — рухнул на колени.

С силой сжимая свои скрюченные пальцы в кулаки, он принялся ударять ими о ствол дерева, в надежде болью телесной, заглушить душевную. Но с усилением одной, вторая — не отставала и всё набирала обороты. Казалось, объединившись в некий Тандем — они желали раз и навсегда сломить Волю паренька. Сделать из него отличного Слугу, всегда покорного им, такого безмолвного, лишенного чувств и эмоций. Но для этого им жизненно необходимо было вначале спалить весь внутренний Мир Сажена дотла, а уже после, на пепелище Души, возводить свой Град Отчаяния и Забвения.

— Сколь часто повторять удары — хоть мал топор, но дуб могучий срубит, — спустя неопределенное время послышалось позади горемыки философское замечание.

Чей хозяин не замедлил выйти из чащи и приблизиться к парню, который был так разбит, что уже не боялся встретить здесь свою Смерть от рук незнакомца.

— Ты по-прежнему винишь себя во всем?! — продолжил нравоучение Незнакомец, заметив, как руки Сажена были в кровь разбиты, а пальцы вновь сломаны в нескольких местах. — Напрасно…

— Да кто ты такой, чтобы говорить мне — что напрасно, а что нет?! По моей вине, вот уже в который раз, девушке, которую я люблю, придется невыносимо страдать, — проскрипел юноша, не оборачиваясь.

Продолжая сидеть на коленях возле дуба, с дрожащими от боли руками, он меньше всего сейчас думал о своем благополучии. Раз за разом вспоминая как опрометчиво повел себя сегодня, он желал лишь одного — провалиться на этом месте.

— Это всё я… Я не справился тогда… Когда у меня был шанс выкупить её — не смог… И вот теперь, мои действия привели к еще большей катастрофе!

— Напрасно ты считаешь, что все Беды этого Мира происходят только по твоей вине. Ведь я был в числе тех, кому было приказано остановить тебя в тот день. Кроме того — я лично сломал тебе пару пальцев, в назидание за непослушание Королю.

— А-а-а, так ты Хлыст — грозный кнут самого Ситраса. А, я всё гадал — кому мне попросить удавить меня прямо здесь и сейчас. Отлично ты пришел как раз вовремя, — прорычал паренек в сторону Палача, сверкая в ночи глазами полными решимости.

— Твое желание спасти Сиру, выкупить её из неволи — благородно, спору нет. Но тогда вы оба были лишь детьми, не способными позаботиться о себе.

— Так ты пришел излить мне душу?! Заверить нас, что все беды и насилие, постигшие мою подругу — было делом праведным?! — захрипел Сажен.

Не в силах даже думать о подобном, он срывается с места и кидается на мерзавца, готовый голыми руками выбить из него дух.

— Глупец! — с легкостью заломил ему руку угрюмый мужик, и ударив ногой в живот, отшвырнул в сторону. — Прежде чем кидаться, сломя голову на того, кто сильнее — подумал бы.

— Что тут думать?! Что ты, что Король — вы все одни мерам мазаны! Всегда и везде будете думать только о собственном благополучии! До остальных вам нет дела! Пусть то забитые, брошенные дети, не способные постоять за себя, или искалеченные старцы — мы для Вас лишь расходный материал. Попользуетесь и выбросите в сырую канаву, доживать свои дни.

— Захлопни пасть! — даже такой терпеливый, умудренный летами мужчина, каким считал себя Архен, не смог более слушать подобного потока жестокой правды из уст обычного юнца.

Нависнув над поверженным на землю пареньком, Архен принялся надрывно хрипеть:

— Да, я совершал поступки и пострашнее, чем избиение ребятни, ломание конечностей и прочего. И я вовсе не горжусь этим! Ведь когда-то и я был отцом. Но с приходом Чумы — всё изменилось. Я не смог уберечь единственное Дитя от неминуемой гибели. Возможно, именно поэтому, когда Король издал Указ о «Всеобщей повинности», я решил для себя, что вот он — шанс уберечь детей от гибели.

— Ха-ха-ха, — не смог устоять Сажен, чтобы не разразиться злобным смехом. — Никогда еще не слышал более нелепых и безумных оправданий своих зверств. Может еще скажешь, что оказаться под Королем для девушки, только достигшей совершеннолетия, куда лучше, чем голодная смерть?! А изо дня в день, из года в год — терпеть все его издевательства и унижения — Великая Честь?! Ты хоть раз ставил себя на место тех, кого обрек на невыносимые страдания?! По лицу вижу, что нет! Так что засунь свои запоздалые раскаяния себе в задницу и убирайся прочь!

Слова паренька, с большей долей горькой правды, окатили Архена с ног до головы. Возможно, только сейчас, в одну из минут своей слабости, он засомневался в своих деяниях. Но лишь на мгновение — ибо вера этого чёрствого сухаря в правильности выбранного Пути, не ведала границ.

— Глупец, ты ничего не понимаешь! — хотел было отмахнуться от него мужик и удалиться восвояси, но Сажен был слишком заведен, чтобы вот так всё оставить.

«Нет, это ты здесь ничего не понимаешь!

Зарывшись с головой в Омут Лжи, окутавшись покрывалом Невежества, прикрыв глаза и уши Маской Невозмутимости и Хладнокровия — не ты ли самый страшный Враг самому себе?!

В Душе, пусть хоть самую малость, но ты осознаешь, что я прав. Но твоя слепая гордость, жажда выслужиться перед своим Господином, даже в ущерб своей Совести — делает из тебя раба обстоятельств.

Да ты не лучше уличной потаскухи, с одной лишь разницей — она пошла на всё это не по собственной воле».

Не в силах более слушать столь дерзких и одновременно, источающих ядовитую Правду слов, Архен, сжав кулак, со всей силы отвесил парню удар по лицу. Затем еще один и еще, пока в конец не потерял контроль.

А когда очнулся — стоял над распростёртым на земле забитым почти до смерти бедолагой. Не осознавая, почему он, вот так потерял контроль над собой, хотя всегда отличался сдержанностью, его взгляд устремился на руки. По самые локти они были в крови и ничто не могло этого исправить.

Окоченев на месте, с выпученными от ужаса глазами, Хлыст устремил свой взор на Сажена. Как никогда мужчина осознал, насколько желание заглушить душевную боль от потери сына, сломило его и обратило в Чудовище, пострашнее самого Короля…

С наступлением сумерек, вдали от чащи Проклятого леса, в Доме, давно ставшей для неё темницей души и тела, готовилась к «казни» бедная девушка. Вот уже не первый час, она стояла босиком на холодном полу, в одной ночной сорочке, не доходившей и до колен.

Морозный ветер, проникающий сюда сквозь металлические решетки окон, через которые невозможно было отсюда сбежать, похотливо играл подолом её платья. Срывая с лица стеклянные слезинки, он грубо касался щек, теребил волосы и всячески старался унизить и без того бедное Создание.

Находясь в полном одиночестве посреди большого зала, где из мебели была лишь одна тахта, девушка боялась обернуться. Ей уже давным-давно опротивел сей холодный, мрачный, бездушный интерьер. А кровать, что находилась в дальнем углу — и вовсе стала для неё подобием пыточной. Её руки и тело уже привыкли к кожаным ремням и прочим орудиям удовлетворения самых низменных желаний Короля. Но вот кровоточащее Сердце и измученная издевательствами Душа — никогда не могли свыкнуться с Реальностью.

Она попала в услужение Ситрасу будучи еще подростком, почти сразу как Стена была достроена. Со всем возможным усердием и бережливостью прислуживала ему на званных обедах. А по ночам тайком помогала жертвам его гнева всевозможными травами и настойками. Но когда девушка стала совершеннолетней и её тело обрело привлекательность — всё разом изменилось. Из простой служанки Сира была «возвеличена» в Спутницы Господина, со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Отныне всякий раз, когда её вызывали в Покои Тирана, она, заранее выходя из дому, выпивала особый отвар трав, который хоть немного, но позволял бедной девушке отречься от всего, что с ней вытворял Ситрас. Но почему-то именно сегодня, она позабыла его выпить. От осознания, что окажется в руках своего мучителя совершенно беспомощной, у неё кровь в жилах стыла.

Она бы и рада искалечить себя, кинуться из окна, разбить себе лицо в кровь, сломать руку или ногу — как делала это много раз до этого. Но зная её пылкий нрав и дабы ничего не помешало Королю в минуты сладостных утех — были приняты все меры предосторожности.

В зале было пусто: ни единого осколка стекла, острого угла, тяжелых предметов — лишь кровать с ремнями, не способные задушить, а лишь сдержать девушку, когда та вырывалась.

От осознания полной беспомощности и обреченности своего Бытия, не зная, как поступить и есть ли вообще смысл сопротивляться неизбежному — Сира обреченно опустила взгляд в пол. Он был такой холодный, как её леденеющее сердечко, и в то же время манящий, отчего девушка вскоре не устояла и легла на него. В надежде сомкнуть глаза, уснуть и больше не пробудиться, она глухо засопела. Сил чтобы рыдать — уже не осталось. Отныне всё, на что она была способна — это ждать своей кончины.

Конец ознакомительного фрагмента.