Завербованная смерть

Сергей Зверев, 2008

Сотрудник внешней разведки ФСБ должен уметь все. Иначе провал. Капитан Александр Оршанский внедрился в цирковую группу и отправился с ней на зарубежные гастроли. Разведчик подозревает, что кто-то из циркачей снабжает иностранцев секретными чертежами военного значения. Но пока он пытался вычислить шпиона, местная полиция его самого упекла за решетку. Вот и попробуй работать в таких условиях! Что ж, с полицией разобраться несложно, а вот противника переиграть – не всем по зубам…

Глава 5

Труппа, возбужденно толкаясь в узком проходе между креслами и не очень стесняясь в выражениях, рассовывала свои пожитки, заполняя сумками и чемоданами немногочисленные свободные места авиалайнера. Единственный знакомый человек среди всех пассажиров — Изольда Гальчевская — оказалась в другом салоне, поближе к пилотам, и скрашивать время в пути Александру предстояло с постного вида полнеющим гражданином лет сорока пяти. Впрочем, даже не по размеру большая футболка не могла скрыть его хорошо развитую мускулатуру.

«Мрачный фикус», — отметил про себя Оршанский, со скорбью представив невеселую перспективу предстоящих нескольких часов полета в обществе этого типчика. И поскольку печатных изданий, как профессиональный журналист, Александр не переваривал на дух, спать во время перелетов так и не научился, а единственное сносное развлечение во время вынужденного безделья — ноутбук — пока решил не вытаскивать на свет божий: не надо было концентрировать вокруг себя лишнее внимание. Все-таки ноутбук пока что роскошь, а не вещь для работы. Даже в журналистской среде. Оставалось одно: с идиотской заинтересованностью таращиться в иллюминатор, изображая великого любителя перистых и кучевых.

Впрочем, был и другой, более привлекательный путь времяпрепровождения. И Александр, уповая на свои профессиональные качества, не колеблясь ступил на него.

— А Жозеффи-то ваш молодец, — запанибратски начал Оршанский, расправившись наконец со своим нехитрым скарбом и бочком протискиваясь к своему месту у иллюминатора. — Надо отдать ему должное. Если бы не он, таможенники бы нас могли еще не один час терроризировать. Хорошо сработал ваш кудесник.

Ничего. Ни один мускул не дрогнул на лице попутчика.

— Александр. Александр Оршанский, — журналист вежливо попытался зайти с другой стороны, — представляю средства массовой информации. Прикреплен к вашей труппе на время гастролей, чтобы, так сказать, трепетно живописать о возрождении государства в целом и возмужании российского циркового искусства в частности, — позволил ругнуть Александр, зная, что лучший способ развязать язык собеседнику — позволить поерничать над собой. Однако и эта полушутливая тирада не возымела на мрачного господина никакого влияния.

«Ну и фиг с тобой. — Александр презрительно фыркнул, четко разъяснив попутчику свое отношение к такому способу общения. — Муфлон. Хоть бы из вежливости назвал свое имя. Ладно, будем специализироваться на перистых».

Самолет меж тем резко взял с места, загрохотал шасси по бетонным стыкам взлетной полосы и через минуту, дернувшись, оторвался от грешной, резко взяв курс на небеса. За прозрачным пластиком медленно проплывали строения Шереметьева-2, уменьшаясь в размерах, и спустя еще какое-то время лайнер завалился на правый борт, ложась на курс к средиземноморскому островному раю.

Оршанский освободился от ремней безопасности, потянул на себя рычажок, и его кресло мягко подалось назад. Тупо пялиться в пейзажи облаков не было сил, и Александр смежил веки. Возможно, сегодня, после почти бессонной ночи, ему повезет и остаток тоскливого полета пройдет в спасительном сне.

— Прохладительные и горячительные напитки, — мягко проворковал в проходе угодливый голос бортпроводницы.

— Если можно, стаканчик нарзана, — откликнулся журналист на вежливый призыв. — Водка, знаете ли, в полете плохо действует на вестибулярный аппарат, — пошутил он, принимая из рук стюардессы пузырящуюся жидкость.

— Бутылку, — услышал Александр тихий баритон попутчика, который продолжал сидеть все с той же непроницаемой миной. — Водки. — Мужчина немногословно отверг предложенный бортпроводницей нарзан, добавив: — Два стакана и что-нибудь на закуску.

— Горячий завтрак у нас будет только через полтора часа, — немного растерялась стюардесса, профессионально соображая, как угодить клиенту.

Клиент, впрочем, оказался непривередлив. Приняв из рук служащей посуду и бутылку «Столичной», он наклонился над тележкой воздушной феи, выхватил несколько пакетиков с солеными орешками и печеньем и кивком головы отправил удивленную девушку дальше по проходу. Затем попутчик, огорошивший своим поведением не только бортпроводницу, но и Оршанского, откинул столик, выковырял из-под своего кресла небольшой потертый саквояж, извлек оттуда пахнущий аппетитными соблазнами сверток и повернулся к Александру:

— К сожалению, но из горячего могу предложить только еще теплую курицу-гриль. — Он по-хозяйски повернул заглушку, опуская перед изумленным журналистом его столик и водрузив на него один из пластмассовых стаканов. — Обойдемся холодными овощами и солеными орешками. — Мужчина деловито стал наполнять емкости, даже не спрашивая согласия журналиста. — Хруцкий. Игорь Вениаминович. Клоун, — коротко представился мужчина, приподнял свой предмет для питья, беззвучно чокнулся о край стакана Александра и провозгласил: — За знакомство.

От гипноза Оршанский оправился только тогда, когда сорокаградусная жидкость защипала горло.

— Держи. — Фамильярно перейдя на «ты», клоун разломал на две половинки коричневого цыпленка, извлек из саквояжа стопку салфеток и положил их перед Александром. — Барышня! — громко позвал он не успевшую отойти далеко стюардессу. — Пожалуйста, организуйте нам с товарищем соли, — попросил он, перекладывая на столик Александра краснобокие помидоры и пупырышчатые огурчики. — Ну, пресса, давай-ка повторим, пока этот куряк окончательно не околел. — Он снова наполнил стаканы, и на сей раз Александр с готовностью поддержал своего соседа по креслу. — А ты небось за начальство меня принял? — спросил Игорь Вениаминович, разделавшись со своей порцией спиртного и звонко захрумкав огурцом. — Ну, было такое?

— Признаться, в какой-то момент — было, — согласно кивнул головой Оршанский, — уж больно вы напоминали самодовольного надутого индюка.

— Так они такие и есть, — выказал свое отношение к начальству старый клоун. — Только тебе, как журналисту, положено бы знать, что бюрократы эти, даже самого мелкого пошиба, — уточнил он, — с пролетариатом на одном гектаре, извини, нужду не сядут справить, не то чтобы в одном салоне лететь. Спасибо, милочка. — Игорь Вениаминович принял соль из холеных ручек бортпроводницы и снова обернулся к Александру: — К твоей даме это не относится.

— К какой моей даме?

— К Изольде, — просветил Оршанского наблюдательный клоун. — Она не в счет, вольдемаровская пассия. А так — будь моя воля, располовинил бы самолет, как вот этого цыпленка, — он помахал перед журналистским носом обглоданным окорочком, — и весь носовой салон отправил бы в свободный полет.

— Даже невзирая на то, что там сидит безвинная девушка? — Как и Хруцкий, Александр слегка захмелел и болтал в охотку, пытаясь заручиться расположением этого человека. Старый клоун — это не юная и наивная выпускница училища, исполняющая скромную обязанность бревна под бензопилой. У таких зубров обычно вся труппа под колпаком. И далеко не одного российского цирка.

— Твоя Изольда — обычная молоденькая дурочка, — медленно проговорил Игорь Вениаминович, сосредоточенно разливая водку по стаканам, — влюбленная в своего патрона только за то, что он дал ей работу. И зубки у нее пока еще молочные. Но, как говорится, с кем поведешься… Будь уверен, корреспондент, через пару лет эта милашка одним взмахом своих прелестных челюстей перегрызет тебе не то что глотку, а перекусит пополам. — Старый циркач посолил надкушенный помидор и слегка приподнял стаканчик. — Так что по поводу этого будущего хищника я не испытываю ни малейшего сожаления.

— При всем уважении к вашей точке зрения хочу, однако, заметить, — в голосе Александра зазвучали нотки провокационного вызова, — что даже такой мэтр, как вы, может ошибаться.

— Ну-ну, — ехидно произнес клоун и снова: — Ну-ну. Впрочем, я вполне допускаю, что и в среде профессиональных журналистов может процветать скудоумный интеллектуализм. Особенно в последние годы. Ничего, вот погастролируете с нами, посмотрите на закулисье, поживете среди нас, может, кое-что и поймете.

— А вы, кстати, в каком отеле остановитесь? — поинтересовался Александр более насущными проблемами. — У вас места уже забронированы или будете расселяться по прибытии?

— Да, молодой человек, как это все печально… — грустно вздохнул Игорь Вениаминович, непонятно, правда, по какому поводу: то ли оттого, что быстро убывал сорокаградусный напиток, то ли по случаю профессиональной неотесанности собеседника. — В гостинице будет жить другой салон. А все, кто летит в этом, сотни лет жили, живут и будут жить в походных кибитках и фургончиках, которые в общем-то и именуются цирком.

— И у вас есть такой? — недоверчиво спросил Александр.

— Разумеется. — Старый клоун снова сосредоточился на законе уравновешивания жидкости в сообщающихся сосудах.

— И-и-игорь Вениами-и-инович… — заискивающе начал было Оршанский, но циркач перебил, дружелюбно качнув стаканчиком:

— Живи, конечно.

Самолет снова заложил вираж, заходя на невидимую пока посадочную полосу аэропорта Ларнаки.