Судный день

Александр Тамоников, 2021

1973 год. На Ближнем Востоке назревает очередной военный конфликт. Египет стремится вернуть потерянные в Шестидневной войне земли. В разгар подготовки операции неизвестный из числа приближенных египетского президента Анвара Садата, завербованный израильской разведкой, похищает секретные документы генерального штаба. План предстоящего удара по Израилю под угрозой провала. Военное руководство Египта неофициально обращается к советским спецслужбам с просьбой помочь в поисках пропавших документов. Дело поручено группе «Дон» подполковника Богданова. На то, чтобы вычислить и нейтрализовать предателя, у оперативников всего одни сутки…

© Тамоников А.А., 2021

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2021

Глава 1

Египет, Александрия, дворец Монтаза, резиденция президента, 15 сентября 1973 года.

Оранжевый диск солнца медленно уходил за горизонт. Прибрежные воды в закатном свете казались мягкими и доброжелательными. Воздух, нагревшись за день, неспешно остывал, наполняя прохладой величественный дворец из белого и красного камня. Здесь, на побережье Средиземного моря, дворец появился не так давно, чуть больше сорока лет назад. Его построил король Фуад в 1932 году в добавление к первому дворцу, служившему охотничьим домиком, планируя использовать в качестве летнего дворца.

Думал ли Фуад, потомок легендарного Мухаммеда Али, что его сын и наследник Фарук станет последним королем Египта? Думал ли он, когда строил дворец, что в 1952 году именно здесь его сын отречется от престола и вынужден будет уйти в изгнание? Предчувствовал ли, что на аркадных балконах дворца будет вечерами отдыхать тот, кто сыграет не последнюю роль в свержении династии Мухаммеда Али? Скорее всего, нет.

А он, Анвар ас-Садат, сын канцелярского служащего военного госпиталя северной провинции Египта, думал ли, что будет стоять на роскошном балконе дворца Монтаза не как приглашенный гость, а как вершитель судеб египетского народа? О да! Он думал, точнее, всегда знал, что Аллахом ему уготована особая миссия. Еще тогда, когда посещал медресе, он знал, что возвысится над своим народом для того, чтобы избавить его от британского колониального ига.

Он поступил в военную академию в Каире потому, что это открывало возможность пробиться наверх, встать в один ряд с «сильными мира сего». Встреча с Гамалем Абдель Насером в далеком теперь 1938 году определила весь жизненный путь Садата, когда он и другие офицеры, выступающие против британского влияния в Египте, основали тайное сообщество «Свободные офицеры».

Это он в июле 1952 года в составе «Свободных офицеров» свергал последнего короля Фарука. Именно он, Анвар ас-Садат, захватив радиостанцию, зачитал обращение к своему народу, объявив им радостную весть о свержении правительства. И он же лично контролировал высылку Фарука из страны.

Дальше шли различные государственные посты: член правящего Совета революционного командования, государственный министр в кабинете Насера, депутат, а затем и президент Национального собрания. В 1966 году — пост одного из вице-президентов при Гамале Насере, а затем и единственный вице-президент.

И вот теперь, после смерти Гамаля, он пришел туда, куда больше полувека вел его Аллах. Он, Мухаммед Анвар ас-Садат, решением всеобщего референдума стал президентом страны и теперь мог без помех отстаивать интересы своей страны. Панарабизм — долой, социалистические взгляды, которых придерживался Насер, — долой, сторонников бывшего президента во главе с вице-президентом Али Сабри — долой. Да здравствует новая Конституция, приоритет демократических ценностей и неприкосновенность частной собственности! Да здравствует Арабская Республика Египет!

Но и на этом Садат останавливаться не собирался. Его главной болью и главным позором стала потеря Синайского полуострова, а это означало, что его душа не успокоится до тех пор, пока Синай остается в руках израильтян. Данная задача стала приоритетной для нового президента, и над ее решением он трудился не покладая рук.

Сейчас, стоя у стрельчатых окон второго этажа, устремив взор на воды Средиземного моря, Садат думал о том, как скоро он сможет взять реванш над израильтянами. Его союзник, новый президент Сирии Хафез Асад, пришедший к власти в результате бескровного переворота, так же, как и он, жаждал реванша. К окончательной договоренности они пришли еще летом — и теперь наращивали мощь армий и обсуждали возможные даты начала военных действий.

До знаменательного события оставалось не так много времени, так как оба правителя считали, что все должно случиться именно в этом году, а вопросов экономического и стратегического характера, которые требовали скорейшего решения, все не убавлялось. Каждый день во дворце Монтаза, который Садат выбрал в качестве главной резиденции, проходили встречи, решались вопросы, разрабатывались планы. Для посетителей, вынужденных преодолевать сто двенадцать миль от Каира до Александрии, расположение резиденции было не совсем удобным, но Садата не слишком волновали чужие трудности.

Почему он не обосновался в Каире? Почему выбрал побережье? Скорее всего, потому, что помнил триумф того дня, когда король Фарук, собрав пожитки, бежал из этого дворца. Это событие положило начало головокружительной карьере Садата, и к дворцу Монтаза он относился, как к некоему талисману, приносящему удачу. Сейчас, в преддверии новой войны, удача нужна была Садату как никогда.

Открылась дверь. Садат стоял спиной к массивной двери и скорее почувствовал, чем услышал, что уже не один в комнате. Не оборачиваясь, спросил:

— Чего тебе?

— Прибыл господин Мубарак, господин президент, — прозвучало в ответ.

— Пусть войдет, — коротко бросил Садат.

Хосни Мубарак, в недавнем прошлом командующий военно-воздушными силами и заместитель министра обороны Египта, не так давно получил от Садата звание главного маршала авиации. Он, по сути, выполнял обязанности главного советника президента по стратегическим вопросам в предстоящей кампании и обязан был являться во дворец по первому требованию. Несмотря на то что Мубарак входил в число ставленников Гамаля Насера, Садат ему импонировал. По большей части оттого, что видел в нем свое отражение: Хосни, как когда-то сам Садат, вышел из низов, добившись высокого положения трудом и толикой везения.

— Вечер добрый, господин президент, — голос Хосни Мубарака эхом разлетелся по богато убранной комнате.

— Долго ты, — Садат повернулся лицом к вошедшему. — Проблемы?

— Никаких проблем. Назначено на восемнадцать тридцать, — по-военному четко отчитался Мубарак.

— Надо же, я думал позже, — Садат бросил взгляд на массивные напольные часы. — Пунктуальность — похвальная черта, поэтому перейдем к делу, чтобы не затягивать визит. Что с учениями?

— Действуем согласно плану, господин президент.

— Меня интересуют подробности. — Садат поморщился, настроение и так оставляло желать лучшего, а тут еще приходится выслушивать шаблонные ответы.

— Эскадрильи Ту-16 — план учений выполнен на сто процентов. По истребителям-бомбардировщикам: два учебно-боевых вылета назначены на 26 сентября и 2 октября, — почувствовав недовольство президента, Мубарак подтянулся.

— Сколько у нас бомбардировщиков?

— Двести шестнадцать единиц.

— Приличная сила, — губы Садата тронула улыбка. — Как настроение в войсках?

— Готовы биться до последнего вздоха, — ответил Мубарак и в этом не покривил душой. Настроения в войсках выгодно отличались от тех, что были двадцать лет назад, когда солдаты и офицеры египетской армии готовы были сдаваться при малейшем изменении положения на фронте не в их пользу. Теперь подобных настроений уже не наблюдалось. Новые египетские подразделения славились выучкой, дисциплиной и готовностью стоять до конца. Так считал не только Мубарак, так считал весь арабский мир.

— Как и положено героям-освободителям, — Садат удовлетворенно кивнул, на такой ответ он и рассчитывал. — Я уверен, на этот раз мы с легкостью разгромим войска противника, они и охнуть не успеют. На нашей стороне силы, вдвое превышающие силы израильтян. Пусть строят сколько угодно заградительных укреплений, мы найдем что им противопоставить. Единственное, что волнует, — это нерешительный союзник, так, Хосни?

— Нерешительный союзник?

— Именно так. Два дня прошло, а со стороны Сирии никакой реакции. Как это понимать? Что думаешь об этом ты?

Прежде чем ответить, Мубарак выдержал паузу. Он прекрасно понял, о чем ведет речь Садат. Два дня назад, 13 сентября, на границе между Ливаном и Сирией произошел воздушный бой. Двенадцать сирийских МиГ-21 были сбиты военно-воздушными силами израильтян, сами же израильтяне вышли из боя практически без потерь. И вот теперь Израиль и его сторонники праздновали победу, а весь мир ждал, чем ответит президент Хафез Асад.

Ждал этого и Садат. С одной стороны, ему хотелось, чтобы Асад, наплевав на осторожность, предпринял ответный удар и поставил на место этих обнаглевших израильтян. Да, у них договоренность, и решающая дата еще не назначена, но он, Анвар Садат, готов поддержать сирийского лидера, пусть даже в ущерб предыдущим планам. Плевать на последствия! Пусть израильтяне захлебнутся собственной кровью, пусть поплатятся за наглость!

Так думал Садат-реакционер, но как политик, как глава народа, он не мог приветствовать подобные выходки. Совсем скоро они возьмут реванш, разгромят ненавистных израильтян, и тогда Асад сможет сказать, что его терпение вознаграждено, а жертвы 13 сентября — отмщены.

Осторожный Мубарак с откровениями не торопился. Он уже успел познакомиться с изменчивым настроением президента, поэтому предпочитал оставлять свои взгляды при себе. Так безопаснее.

— В данный момент любая реакция президента Асада может навредить главному плану, — после продолжительной паузы произнес Мубарак.

Нейтральный ответ лишь рассердил Садата: губы его сжались в тонкую полоску, что для Мубарака не предвещало ничего хорошего. «Сейчас начнется», — обреченно подумал он и не ошибся.

— Вот как? Таково твое мнение? Значит, главный маршал авиации сильнейшей в арабском мире армии советует проглотить оскорбление, подставить вторую щеку и позволить всему миру рассуждать о несостоятельности президента.

— Этого я не говорил, — разговор зашел в опасное русло, и Мубарак позволил себе перебить президента, пока того не занесло окончательно. — Прощать подобное нельзя. И, случись подобное на нашей территории, я первым бы выступил за отклонение от плана и начало решительных действий. Но речь идет о сирийском президенте и о выгодах для нас. Нам же его нерешительность сейчас только на пользу.

— Тогда скажи, что думают об этом твои друзья в Москве, — голос Садата сочился язвительностью, пылкая речь Мубарака его не успокоила. — Твой друг товарищ Брежнев принес соболезнования президенту Сирии? Уже послал утешительный подарок в виде новенькой истребительной эскадрильи?

— Об этом мне неизвестно, — Мубарак старался говорить ровно, чтобы не выдать эмоций. — Думаю, Советский Союз постарается в кратчайшие сроки восполнить потерю.

— Считаешь мои действия в отношении СССР неправильными? Думаешь, я зря отказался от помощи Союза и выслал их советников из страны?

— Вы — президент, вам виднее, — Мубарак говорил медленно, подбирая каждое слово. — Во внешней политике я не силен, так что оценивать ваши действия не имею права.

— Ладно, иди, — неожиданно для Мубарака произнес Садат. Ему вдруг наскучил этот разговор, возникло непреодолимое желание остаться одному. — Завтра можешь не приезжать. Если понадобишься, я вызову.

Хосни Мубарак поспешно вышел. Смена настроения нового президента была знакома ему не понаслышке, и он старался не задумываться об этой стороне его характера. Отпустил — и хорошо. Когда Садат завел речь об СССР, Мубарак приготовился в очередной раз отбиваться от нападок президента. Тот факт, что он дважды проходил обучение в Союзе, не давал покоя Садату.

Самого же Мубарака эта часть биографии не смущала. Во время учебы во Фрунзенском военно-авиационном училище он освоил искусство вождения бомбардировщика Ил-18, а позднее овладел искусством вождения тяжелого Ту-16. Благодаря этому он поднялся по карьерной лестнице военного и не на словах, а на деле доказал право считаться летчиком-асом.

Второй раз он попал в СССР в составе египетской военной делегации в 1964 году. Курс штабного обучения он проходил в Москве, в Военной академии имени Фрунзе. Он не скрывал своих симпатий к Советскому Союзу и его правителям. В конце концов, опыт, полученный во время обучения там, позволил ему в 1967 году возглавить Военную академию воздушных сил Египта, перестроить систему изнутри и к настоящему времени дать стране максимальное количество качественно подготовленных летчиков.

Да, ему не нравилась политика нового президента относительно Советского Союза. Когда Анвар Садат отказался от военной помощи СССР и в спешном порядке выслал из страны всех советских специалистов, Мубарак посчитал этот ход по меньшей мере недальновидным. Зачем рубить сук, на котором сидишь? Благодаря поставкам из Союза египетская армия стала реальной мощью. Так зачем отказываться от помощи? Но Садат решил иначе. Он отверг стратегию своего предшественника и взял курс на сближение с США. Мубараку этот шаг казался преждевременным, но мнение свое он предпочитал держать при себе.

Смену настроения Мубарак принял с облегчением. Это означало, что ему не придется в сотый раз доказывать свою лояльность существующей политике президента. И не придется испытывать на себе давление Садата относительно настроений в войсках в контексте последних событий на сирийской границе.

Потери сирийской авиации вызвали брожение в личном составе эскадрилий. Их не посвящали в планы президента, они лишь знали, что реванш не за горами. Но ждать и догонять — самые сложные задачи. Мубараку стоило больших усилий пресечь воинственные настроения во вверенных ему подразделениях. Ему даже пришлось намекнуть кое-кому из офицеров, что любые военные действия, предпринятые сейчас, могут навредить главному плану президента.

За двое суток ему удалось изменить настрой всех подведомственных подразделений, так что его доклад Садату можно было считать правдивым, а то, что он не упомянул о том, чего ему это стоило, так это можно списать на обстоятельства. Разговор вошел в другое русло, так что его совесть чиста.

«Действительно ли чиста твоя совесть?» — вопрос прозвучал в голове, но Мубарак оглянулся, будто боялся, что его мысли могут подслушать. Тревожные, они не в первый раз за последние полгода посетили голову маршала авиации. Тема его лояльности Союзу всегда вызывала беспокойство, но теперь этот вопрос стоял особо остро.

С тех пор как отношения между правителями Египта и СССР осложнились, Мубарак чувствовал себя неуютно. Анвар Садат четко дал понять Советам, что не нуждается в их помощи, он же, Хосни Мубарак, продолжал поддерживать отношения с руководством социалистической страны. Почему? Да потому что точно знал: рано или поздно их помощь понадобится Садату и наладить мосты за короткий срок он будет не в состоянии.

Он искренне считал, что действует в интересах своей страны и в интересах президента, хоть последний, узнай правду, с ним наверняка и не согласился бы. И напрасно. Сейчас он чувствует себя на коне, но если вдуматься, благодаря кому? Союз сыграл здесь не последнюю роль: львиная доля вооружения, которым располагает египетская армия, — это поставки из СССР. Наследство, доставшееся Садату от Насера. Вот кто знал толк в политических нюансах.

За три последних года правления Насера его армия получила от СССР невероятный объем зенитно-ракетного вооружения: ЗРК «Квадрат», ПЗРК «Стрела», а также противотанковые ракетные комплексы «Малютка». Но главное все же не это. Даже рядовой солдат знает: «иметь на вооружении» и «уметь пользоваться» — не одно и то же. Именно советские специалисты, которыми усилил армию египтян Леонид Брежнев, сделали из посредственных солдат настоящих профессионалов, научив их пользоваться всей этой техникой.

Нынешний президент почему-то не любил об этом вспоминать. Он делал ставку на зенитно-ракетные установки, на переносные противотанковые ракетные комплексы, восхищался боевой подготовкой расчетов, научившихся за пятьдесят семь секунд приводить в действие переносной комплекс «Малютка», поражающий цель на расстоянии от пятисот до трех тысяч метров. И при этом упорно забывал, кому обязан подобным успехом.

В отличие от Садата Хосни Мубарак, несколько лет потративший на обучение солдат боевому искусству, знал, чего стоит подобная помощь, потому и ценил советских союзников. Американцев же считал хитрецами и пустословами, способными в любой момент переметнуться на сторону противника. К тому же всем было известно, чью сторону в арабо-израильском противостоянии держат США. К чему тогда все эти заигрывания с Египтом? Нет, от американцев нужно держаться подальше — таково было мнение Мубарака.

Хосни Мубарак сильно удивился бы, если бы узнал, что мысли Анвара Садата, оставшегося в президентской резиденции в полном одиночестве, были созвучны его мыслям. Они тоже крутились вокруг Советского Союза и лично Леонида Ильича Брежнева.

В самом начале своего правления Садат стремился действовать как и его предшественник. Он ездил в Москву с официальными визитами, налаживал мосты и даже подписал Договор о дружбе и сотрудничестве. Это было в 1971 году. Но он остро чувствовал недоверие со стороны лично Брежнева, который гордился своим военным прошлым и к Садату, служившему когда-то фашистской Германии, относился практически как к предателю Родины.

В противовес недоверию советских политических деятелей шло лояльное отношение правителей Соединенных Штатов, с которыми у Садата установились тайные связи. Садат отвечал Штатам той же симпатией, какую, как он считал, американские представители питают к нему лично и к его стране в целом. В 1972 году чаша весов окончательно склонилась в пользу США. Визит в Москву, когда Садат обратился к Советскому правительству с просьбой увеличить военную помощь, оказался последней каплей.

Садат уже не верил, что арабо-израильский конфликт стоит в приоритете внешней политики СССР. Москва не собирается идти на жертвы ради восстановления справедливости в том виде, в каком ее видит Садат. Американцы же, напротив, предложили всеобъемлющую помощь в обмен на полный разрыв Садата с русскими. «Убирайте русских из страны, и мы дадим вам все для поднятия экономики и укрепления обороны», — примерно так звучало их предложение.

И Садат принял решение. Когда в июле в Каир прибыл советский посол, беседа закончилась совершенно неожиданно. По крайней мере для посла. Посол долго разглагольствовал о результатах встречи Брежнева с американским президентом Никсоном, а затем, когда в докладе образовалась пауза, Садат выдал следующее:

— У меня для вас есть сообщение. Я решил отказаться от военной помощи СССР. Даю вам две недели, чтобы все ваши специалисты выехали из страны. Решение окончательное и обсуждению не подлежит. Всего хорошего.

Президент прошествовал мимо стоящего с открытым ртом посла и покинул апартаменты. Какова была реакция правительства СССР, Садат так и не узнал, но его требование исполнили в срок. К середине июля пятнадцать тысяч советских специалистов оказались за пределами страны.

Садат слишком поздно осознал, к чему приведут его действия. По сути, он сам, своими руками убрал камень преткновения между США и СССР. В странах Ближнего Востока несколько месяцев царила неопределенность, а Израиль и США так и не отреагировали на выходку Садата. Вот тогда Садат понял: единственное, что спасет его от политической смерти, — это война с Израилем. А для этого ему нужно продолжать сотрудничать с Советским Союзом. По крайней мере пока.

Он дотянул до декабря и продлил Союзу «военно-политические льготы» сроком на пять лет. Это был верный ход. Правильный и спасительный. Советский Союз возобновил поставки оружия, в распределении которого активное участие принимали военные советники из СССР. Благодаря предоставленным льготам Садат за полгода получил оружия больше, чем за предшествующие два с половиной. И все же он чувствовал недовольство.

Почему? Да потому что заигрывать с двумя сверхдержавами одновременно оказалось сложно и наверняка опасно. К чему приведут его действия, сказать сейчас никто не мог. Впрочем, и сам Садат не мог предположить, как и что изменить. Все, что ему оставалось, это ждать дня «икс», когда его армия получит возможность показать, на что она способна.

* * *

Группа специального назначения «Дон» в полном составе собралась в кабинете. Настроение у всех — хуже не придумаешь. После провальной операции в Чили прошло двенадцать дней. Позади остался перелет из Гаваны, визит в Комитет, прием у генерал-лейтенанта Мортина, начальника Первого главного управления КГБ, благодарность за провальную операцию и встреча с семьей. Целая неделя отдыха, глубокий выдох облегчения, когда пришло осознание, что гроза миновала и линчевать за провал операции «Бриз» бойцов никто не намерен. А потом это…

Звонок от начальника спецотдела Управления нелегальной разведки полковника Старцева поступил в ноль часов сорок пять минут по Москве в ночь с 21 на 22 сентября. Богданов только-только задремал. До половины двенадцатого принимал с женой гостей, потом вместе разгребали последствия застолья: мыли посуду, собирали бутылки, складывали по кастрюлям остатки ужина. Прием удался на славу, Богданов позволил себе расслабиться и выпить лишнего, чтобы напрочь выкинуть из головы мысли о Чили.

Ему почти удалось, если не избавиться от неприятных мыслей, то хотя бы загнать их в потаенный уголок сознания. И тут звонок. Ночные звонки всегда сулят неприятности, по радостному поводу предпочитают звонить на свежую голову. Еще не подняв трубку, Богданов знал, кто на проводе. Вылез из постели, босыми ногами протопал в коридор, не забыв прикрыть дверь в спальню. Уселся на тумбочку возле телефона.

— Слушаю, — бросил он в трубку. В конце концов, он дома и представляться по форме не обязан.

— Богданов? Полковник Старцев, — голос звучал сухо, официально. — Завтра в восемь утра группа в полном составе должна прибыть на базу. Штабной автобус будет ждать у подъезда. Остальных подберете сами.

— Что за спешка? — задал вопрос Богданов, но в трубке уже звучали короткие гудки.

Вот так вот, без приветствия, без привычных приветов жене Елене, даже подтверждения, что приказ принят, и то не дождался. Десять минут Богданов переваривал короткий разговор, пытаясь понять, что изменилось за прошедшую неделю. Так и не придя к какому-то выводу, сел обзванивать членов группы.

Номер Дубко набрал первым, как-никак он его заместитель.

— Саш, привет. Богданов беспокоит, — произнес он, услышав сонное «алло».

— Чего колобродишь? Водки перебрал, на «поговорить» разморило? — в голосе Дубко звучало плохо скрытое недовольство.

— Если бы, — вздохнул Богданов. — Старцев звонил.

— Сейчас?

— Десять минут назад. Велено завтра к восьми утра всем составом прибыть на базу.

— Что за спешка? — эхом повторил вопрос командира Дубко. — Новое задание?

— Не имею ни малейшего представления, — ответил Богданов и передал помощнику содержание разговора.

На какое-то время в трубке повисла тишина. Затем осторожный вопрос:

— Думаешь, началось?

— Хрен его знает, — честно признался Богданов. — Похоже на то. Мне автобус прямо к подъезду подгонят, и за вами за каждым персонально заехать велено.

— Странно. Всегда место назначали, а тут с доставкой на дом?

— Вот и я о том же, — Богданов помолчал, потом продолжил: — Короче, к шести всем нужно быть готовыми. На КПП прибыть ровно в восемь, чтобы хоть к этому не придрались.

— Ребятам будешь говорить?

Богданов понял, о чем идет речь, поэтому переспрашивать не стал. По телефону — чем меньше говоришь, тем лучше для тебя. При их профессии поневоле параноиком станешь, будешь за каждым углом шпионов видеть и каждый разговор как под запись вести.

— На месте объясню. А так — новое задание, этого будет достаточно.

— Со своими хитрить — последнее дело, — высказался Дубко.

— Знаю, — коротко ответил Богданов и положил трубку.

С Казанцом разговор прошел гладко. Вопросов он не задавал, гукнул в трубку «принято» и отключился. С Дорохиным получилось сложнее. Богданов еще говорить не начал, а Дорохин уже давай вопросами сыпать.

— Сам Старцев звонил, в час ночи? Это не к добру, — зачастил он. — И сбор экстренный назначил? А задачу совсем никак не обозначил? Совсем скверные дела. Да чего ты молчишь-то?

— Ты мне слова вставить не даешь, — Богданов вынужден был перейти к обороне. — Сто вопросов в секунду, непонятно, на какой отвечать.

— А ты собирался отвечать? Мне так не показалось, — Дорохин безошибочно определил намерения командира.

— Так раз сам все понял, зачем вопросы задавать? — резонно заметил Богданов.

— Строить предположения и догадки тоже запрещено? Да брось, Вячеслав Антонович, мы с тобой не первый год в одной связке. Сказал — не обсуждается, и дело с концом. Я что, не пойму?

— Не обсуждается, Коля, в этом ты прав, — сдался Богданов. — Да я и сам ничего не знаю. Завтра приедем на базу, там и выясним.

— Не горюй, командир, все будет хорошо, — подбодрил Дорохин. — Может, еще и к награде представят.

— Главное, чтобы не посмертно, — мрачно пошутил Богданов и дал отбой.

Пару минут он сидел с закрытыми глазами, соображая, что сказать жене, чтобы не волновать раньше времени. Настроение упало до нуля, перед мысленным взором замелькали картины, одна драматичнее другой. Конечно, сейчас не тридцать седьмой, черный воронок с энкавэдэшниками по городу не шныряет, а «судебные тройки» не подписывают расстрельные приговоры направо и налево. Но… Чем черт не шутит? Лихие времена как ушли, так и обратно придут. Быстро и незаметно. Незаметно для окружающих, но не для того, кто под политические жернова попадет.

— Что случилось?

Богданов вздрогнул и открыл глаза. В дверях, озабоченно глядя на него, стояла жена.

— Ты чего не спишь, Лен? — глупый вопрос Богданов задал, чтобы выиграть время. Красочные картины все еще стояли перед глазами, мешая сосредоточиться на действительности.

— Поспишь с тобой, — Елена хотела, чтобы фраза прозвучала ворчливо, но голос предательски дрогнул, и она решила не притворяться. — Произошло что-то плохое?

— С чего ты взяла? — нарочито бодро произнес Богданов. — Или в первый раз меня беспокоят полночными телефонными звонками?

— Телефонные звонки — это одно, а вот сидение возле трубки с закрытыми глазами и тучей на лице — совершенно другое.

— Какие тучи, Ленуль, выдумаешь тоже, — Богданов поднялся, подошел к жене, обнял ее за талию. — Обычный звонок, на базу вызывают.

— Когда?

— Сегодня.

— Сейчас?

— Собраться успею, — Богданов еще крепче обнял жену, она прижалась к нему всем телом. «Прощаемся? Уже? Как перед расстрелом», — неприятная ассоциация снова испортила настроение. Богданов поцеловал жену в висок и отстранился. — Иди спать, я скоро.

— Надолго едешь? — продолжала допытываться жена.

— Ничего неизвестно. Завтра позвоню, скажу.

— Я помогу вещи собрать, — Елена пошла в гостевую комнату, где стоял платяной шкаф.

— Ничего не надо, Лен, — попытался остановить жену Богданов. — Правда, не нужно ничего. Сказали — прибыть налегке.

— Мало ли что они сказали, — Елена вытащила из шкафа чемодан, раскрыла крышку и начала методично опустошать полки мужа. — Им, может, и налегке хорошо, а я не могу тебе позволить ходить в грязных носках и трусах.

— Послушай, я все равно его не возьму. Приказ есть приказ. И не нужно мне столько вещей, я вполне могу обойтись десятой частью. Да оставь ты чемодан в покое, — нервы сдали, Богданов с силой отшвырнул чемодан в сторону. Тот ударился о стену, отлетел под кровать, крышка хрястнула и сложилась в обратную сторону.

Жена ахнула, схватилась за горло, будто испугалась, что через него выскочит сердце.

— Слава, Слава, да что же это? — голос слабый, а в нем мольба.

«Черт, да возьми же себя в руки, — сам себе приказал Богданов. — Ты боевой офицер, а ведешь себя как мнительная курсистка. Вон жену ни за что ни про что обидел. А если это ваш последний вечер?»

— Прости, Лен, я переборщил, — неловко извинился он.

— Переборщил? Так это теперь называется? Отчего меня не швырнул? Я помягче, ноге бы не так больно было, и удовольствия наверняка больше.

Елена уже оправилась от первого шока, голос стал ледяным, а в глазах… Лучше бы Богданову не видеть этих глаз! Боль, оскорбленная гордость и еще что-то, о чем даже думать не хочется. Отвращение? Пожалуй.

Так Лена однажды смотрела на пьяного мужика, который изголялся над своей женой возле гастронома. То ли деньги с нее требовал, то ли просто кочевряжился, Богданов уже не помнил. Зато прекрасно помнил, как поймал взгляд Лены. Она буквально заставила Богданова, обычно не встревающего в бытовые разборки между супругами, пойти и как следует тряхнуть эту пьянь.

Этого оказалось достаточно: мужик подорвался с места и усвистел, только его и видели. Его супруга что-то пролепетала, но Богданов не стал слушать. Его ждала жена. Теперь же эта самая жена смотрела с отвращением уже на него. Только тряхнуть его оказалось некому.

— Лен, не надо так, — Богданов предпринял вторую попытку примириться.

— Хорошо, — холодно произнесла Елена и ушла в спальню.

Богданов услышал, как скрипнула кровать, — жена легла в постель. «Пойти за ней? Нет, только хуже сделаешь, — сам себя остановил Богданов. — Эх, такой вечер испортил».

В спальню он не пошел. Вместо этого прошел на кухню, открыл холодильник, достал початую бутылку «Столичной». Взял с полки рюмку, повертел в руках, вернул на место. Заменил рюмку граненым стаканом, наполнил до краев и выпил залпом. Привычного тепла, разливающегося по телу, он не почувствовал. Только горечь во рту. Убрал остатки в холодильник и пошел в ванную комнату приводить себя в порядок.

Приехали за ним в пять сорок. Он стоял у окна и смотрел, как разворачивается штабной автобус. Пора было уходить. Он погасил свет на кухне, подошел к спальне, приоткрыл дверь. Елена лежала спиной к двери, дышала ровно, но он знал, что она не спит. Подождал пару минут, надеясь, что жена обернется, скажет что-то на прощание. Но она не обернулась. Богданов прикрыл дверь и вышел из квартиры.

На базу приехали без шести минут восемь. На контрольно-пропускном пункте проверили документы, пропустили без вопросов. У дома на шесть человек, отведенного для базирования группы «Дон», молча выгрузились. Водитель махнул рукой и укатил обратно в Москву.

Команда Богданова заняла привычные места. После того как нехитрые пожитки разнесли по комнатам, все собрались в кабинете, расположенном в мансарде. Обсуждать особо было нечего, поэтому, поболтав о том о сем, разошлись.

До полудня занимались своими делами, в основном отсыпались. Богданов не спал, сидел в кабинете у телефонного аппарата и ждал звонка начальства. А оно со звонком не торопилось. Прождав до двух часов дня, Богданов попытался сам выйти на связь с полковником. Но и тут его ждал неприятный сюрприз. Первый помощник полковника сообщил, что Старцева на месте нет и в ближайшее время не будет. Богданову было велено ждать и не беспокоить людей без нужды.

К вечеру напряжение несколько ослабло: члены группы решили, что раз до сих пор до них руки не дошли, значит, напрасно они паниковали. Чтобы не тратить время впустую, решили провести ночные учения на стрельбище. Подготовить площадку Богданов отправил Казанца и Дорохина. Не прошло и десяти минут, как те вернулись.

— Все готово? — удивился Богданов.

— Если бы, — в голосе Казанца звучало раздражение. — Оказывается, мы под арестом.

— Что за ерунду ты несешь? — рассердился Дубко. — Под каким еще арестом?

— Не под арестом, а в режиме ограниченного передвижения, — пояснил Дорохин. — К стрельбищу доступ запрещен.

— Кто сказал? — Богданов поднялся.

— Охрана при входе, — коротко бросил Дорохин. — Десять минут с ними бодались, и все без толку.

То, что дом, принадлежавший группе, находится под отдельной охраной, для команды не было новостью. В доме находилось оружие, полная экипировка и большой запас боеприпасов — ясное дело, все это нуждалось в охране. В войсковой части, которая располагалась на территории базы, служили пограничники, они же и обеспечивали охрану.

Но только в те дни, когда дом пустовал. Когда же группа заселялась в дом, охрана снималась, вернее, она оставалась, но чисто для подстраховки, чтобы не тратить время на организацию охраны в случае экстренного выезда группы. Подразумевалось, что ответственность за вооружение и боеприпасы несет командир группы.

— Пойду разберусь, что за ерунда здесь происходит, — проговорил Богданов и вышел из дома.

Вернулся чернее тучи. Как выяснилось, в этот раз охрану оставили. Более того, начальнику караула был отдан приказ контролировать передвижения членов группы. По сути, передвигаться им было позволено только по дому и приусадебному участку. Такие объекты, как стрельбище и даже пруд, оказались для посещения закрыты. Такое на практике Богданова, который начинал службу в спецгруппе сопливым лейтенантом еще при майоре Семенове в далекие пятидесятые, происходило впервые. Как реагировать на подобные ограничения, он не знал.

— Давайте-ка арсенал проверим, — предложил Дубко.

— Уверен, здесь нас ждет не меньший сюрприз, — не двигаясь с места, проговорил Богданов. — Неужели ты думаешь, нас посадили бы под замок в доме, напичканном оружием?

— Проверить все равно стоит, — возразил Дубко и вышел.

Разговор происходил на кухне. Казанец и Дорохин, вернувшись после неудачной попытки попасть на стрельбище, устроились за столом, Богданов оставался в дверях. Долго ждать Дубко не пришлось. Он вернулся минуты через две и по растерянному выражению лица стало понятно, каков результат осмотра оружейки.

— Ничего? — Казанец все же задал вопрос.

— Пусто, — растерянно произнес Дубко. — Шаром покати, даже экипировки не оставили.

— Да… Дела… — протянул Дорохин.

— Отставить нытье, — приказал Богданов. — Выводы будем делать после того, как полковник Старцев выйдет на связь.

— И когда же это случится? — за всех задал вопрос Дорохин.

— Всем отбой, — приказал Богданов и первым вышел из кухни.

За ним поплелись остальные. Без ужина разошлись по комнатам, ни разговаривать, ни есть никому не хотелось.

Наутро все снова собрались на кухне. Вяло, без аппетита позавтракали, обсудили погоду, разошлись. Богданов поднялся в мансарду, занял пост у телефона. До двух часов напрасно прождал звонка, спустился вниз, собрал команду.

— Слушай распорядок дня, — без вступления начал он. — Подъем в шесть, пробежка по территории, два часа на физподготовку, затем завтрак. С девяти до двенадцати рукопашный бой, два часа свободное время, в два обед. Два часа на отдых и личные дела, в четыре теория «Тактика военного дела», затем два часа физподготовка и ужин. После ужина боевые искусства. Отбой в десять.

— К чему это все, командир? — начал было возражать Дорохин.

— Отставить разговоры, товарищ старший лейтенант, — оборвал его Богданов. — Приказы не обсуждать, распорядок дня выполнять неукоснительно. Начало действия приказа — с этой минуты. Дорохин, приготовить обед на четыре боевые единицы.

— Не запрягяй, Слав, народ и так на взводе, — Дубко нахмурился. — Если мы еще между собой собачиться начнем, нам точно хана.

— Тогда не расслабляйтесь, — вспылил Богданов. — Сидим здесь как в камере. Пожрали, поспали, посрали и снова жрать. Хороши офицеры, ничего не скажешь!

Дорохин встал, направился к холодильнику, Казанец нехотя последовал его примеру. Дорохин достал четыре банки тушенки, вывалил содержимое на сковороду, поставил на электрическую плиту. Казанец разбил в другую сковороду восемь яиц, посолил и занялся хлебом. Запас продуктов в доме всегда держали в большом количестве, периодически заменяя просроченные товары на свежие, а перед очередным заездом пополняли холодильник скоропортящимися продуктами, типа овощей и фруктов. На этот раз из скоропортящихся продуктов в наличие оказался только хлеб, да и тот доставили бойцы охраны уже после выгрузки группы «Дон». Отсутствие полноценного питания члены команды отнесли к числу плохих знаков, но вслух этот вопрос не обсуждали.

Богданов некоторое время наблюдал за приготовлением к обеду, потом развернулся и вышел на крыльцо. Спустя пару минут к нему присоединился Дубко.

— Ты чего на них налетел? — беззлобно поинтересовался он.

— Противно, — коротко бросил Богданов.

— Всем противно, — напомнил Дубко. — Мы в одинаковых условиях или ты забыл?

— Считаешь, дисциплина не нужна? Организация — лишнее?

— Нет, не считаю. Только приказывать не стоило. Мы ведь не отказывались, — заметил Дубко. — Сели, обсудили, приняли решение, а дальше составляй свой распорядок сколько душе угодно. И все подчинятся.

— Перегнул? — Богданов вопросительно взглянул на заместителя.

— Есть маленько.

— Ладно, разберемся.

Оба вернулись в дом. Обед уже был готов. Молча поели, разошлись по комнатам. В четыре часа Богданов представил график дежурства в кабинете. У телефона всегда должен был находиться один человек из группы, чтобы не пропустить звонок. Обеденный инцидент не вспоминали, Богданов не стал извиняться, никто этого и не ждал, но обстановка сама по себе разрядилась.

Так прошло еще полтора суток, а к вечеру третьего дня нервы не выдержали уже у Дубко. По плану Богданова, в двадцать два ноль-ноль члены группы должны были отойти ко сну, этой ночью дежурство у телефона нес командир, но без четверти десять в кабинет в мансарде вошел Дубко и заявил:

— Собирай группу, пришло время обсудить перспективы.

Богданов взглянул на заместителя, молча вышел из кабинета, а вернулся уже с Казанцом и Дорохиным. Пока устраивались, в кабинете висела тишина. Как только движение прекратилось, Дубко снова заговорил:

— Ситуация следующая: с момента провальной операции прошло две недели. Официально претензий за ее провал группе не предъявили и даже поблагодарили. Вроде как. Банкет устроили, по домам в отпуск отправили, и внешне все выглядело ровно и красиво. Но прошло время, и командир получил приказ: всем прибыть на базу. Ночной звонок без комментариев, без обозначения задачи — одно это выглядит странно. То, что происходит последние три дня, выходит за рамки привычного куда сильнее, чем лицемерные поздравления особых служб. Вопрос: что будем делать?

Вопрос прозвучал, все взоры обратились к командиру. Богданов сидел у окна, всем своим видом показывая, что его происходящее в комнате совершенно не волнует.

— Командир? — первым нарушил тишину Казанец.

— Не к тому обращаешься, прапорщик, — выдержав паузу, проговорил Богданов. — Не я вас здесь собрал, не мне и на вопросы отвечать.

— Но ведь ты командир, — резонно заметил Казанец.

— Думаю, у майора Дубко сложился гениальный план, — с плохо скрытой иронией заметил Богданов. — Давай, майор, выкладывай.

— Решил отгородиться? — Дубко не скрывал недовольства. — Пустить все на самотек?

— Нет, майор, решил дать тебе возможность высказаться, а то ты с минуты на минуту взорвешься от негодования, — Богданов закинул ногу на ногу, откинулся на спинку стула и, скрестив руки на груди, закрыл глаза. — Вещай, майор, а мы послушаем.

— Правда, Саш, если есть что сказать — говори, — поторопил Дорохин. — Поцапаться вы и без нас можете.

— Хорошо, я выскажусь первым, — Дубко подтянулся. — Мое мнение такое: в верхах решили пересмотреть отношение к операции «Бриз». Присутствие полковника Карденоса не позволило военным чинам взвалить ответственность за провал на группу, им нужно было сохранить лицо перед кубинскими коллегами. Полковник Карденос, старший офицер Управления разведки Кубы, заливался соловьем, расхваливая нашу работу и то, как благодаря нашим усилиям кубинская группа вышла из операции без потерь. При подобном раскладе военные чины выглядели бы не совсем красиво, если бы встретили нас не как победителей, а как преступников. Сейчас шумиха вокруг дела улеглась, и комитетчикам ничто не мешает преподнести Председателю Комитета государственной безопасности ситуацию так, как они посчитают нужным.

— Считаешь, они ищут козла отпущения? — задал вопрос Дорохин.

— А ты как думаешь? Приказ на выполнение операции «Бриз» отдал сам Андропов, — напомнил Дубко. — Перед ним и отчет держать. Думаешь, генерал Мортин станет за нас отдуваться? Нет и еще раз нет. Он отдаст нас на откуп Председателю КГБ, а сам останется чистым.

— Повлиять на решение генерала Мортина, а тем более на решение Андропова мы все равно не можем. Так к чему воду лить?

— К тому, что у нас еще есть время, — Дубко повернулся к Казанцу, отвечая на его вопрос. — Неужели непонятно, что нас ждет?

— И что же нас ждет?

Вопрос задал подполковник Богданов. Он молча слушал рассуждения Дубко до тех пор, пока тот вслух не высказал главный вопрос, который волновал всех присутствующих. Что их ждет? Вопрос хороший, а главное, актуальный. Если бы дело ограничилось увольнением, их бы попросту вызывали по одному в Комитет, дали подписать бумаги и выкинули на улицу за ненадобностью. Но их не вызвали, их отправили на базу, следовательно, увольнением комитетчики не ограничатся. Тогда что? В поисках ответа на этот вопрос офицеры могли зайти слишком далеко, поэтому-то Богданов и вмешался.

— Так что нас ждет, майор?

— Трибунал, — ответ прозвучал хлестко.

— Абсурд!

— В чем именно?

— Да в том, что спецгруппу нелегальной разведки, которую создали для выполнения сверхсложных задач, охраняют призывники-пограничники, и это перед тем, как отдать их под трибунал? Большей глупости я еще в жизни не слышал.

— Тогда зачем нас здесь держат? Что означает это молчание, что означает запрет на передвижения дальше пятисотметрового радиуса? Хочешь сказать, про нас просто забыли?

Дубко подался вперед, ожидая реакции командира. Богданов сменил позу, от былой расслабленности не осталось и следа. Он тоже подался вперед, поймал глазами взгляд Дубко и начал говорить, чеканя каждое слово:

— Посадили нас здесь как раз для того, чтобы мы помариновались в неведении. Таковы игры «власть имущих». Они создали провокационную ситуацию и ждут реакции. Проверяют, как скоро мы сорвемся, как скоро не выдержат наши нервы. И ты, Дубко, хочешь им подыграть.

— Игры? Не думаю.

— Наверняка. Конечно, одним ограничением передвижения дело не кончится. Скорее всего, в группу внедрят человека, который будет наблюдать за нашими действиями и каждый шаг докладывать лично Андропову. Какое-то время мы все будем под колпаком, а если пройдем проверку… Когда пройдем проверку, все вернется на круги своя.

Дубко с сомнением покачал головой:

— Звучит оптимистично, по крайней мере более оптимистично, чем мой вариант, но верится с трудом.

— Был бы я азартным, сделал бы ставку на свою версию, — заявил Богданов. — И выиграл бы.

— Уверен?

— Более чем. И ты сможешь убедиться в моей правоте, как только зазвонит этот телефон!

Богданов вытянул руку и ткнул указательным пальцем в телефонный аппарат. И в этот момент прозвучал звонок. От неожиданности все вздрогнули, Богданов отдернул руку, обвел глазами членов группы, сделал глубокий вдох и поднял трубку.

— Богданов? Полковник Старцев, — голос полковника разнесся по комнате. — Заждались звонка? Ничего, ожидание вам на пользу. Завтра в восемь часов на базу прибудет полковник Шилкин Геннадий Андреевич. Вы всей группой поступаете под его начало. Передашь ему полномочия, будет необходимость, поможешь в организации бытовых вопросов. Шилкин прибудет с новым заданием, которое курирует сам Леонид Ильич, так что не облажайтесь, парни.

Как и в первый раз, Старцев дал отбой, не дожидаясь реакции Богданова. Тот положил трубку, поднял глаза и коротко объявил:

— Вот вам и ответ. Завтра для спецгруппы «Дон» начинается новая эпоха.