Прометей. Ледяное безмолвие

Сергей Skolorussov, 2022

В 1975 году в Сиднее состоялся первый симпозиум по глобальным проблемам климата. Сюда съехались все известные на тот момент учёные. В результате жарких дискуссий стало очевидно, что всё климатологическое сообщество делится на два примерно равных непримиримых лагеря: приверженцев теории глобального потепления и приверженцев теории глобального похолодания. Опираясь на одни и те же данные о солнечной радиации, вулканической активности, солёности и температуре воды, учёные убедительно доказывали свою правоту и полную несостоятельность оппонентов. Общей резолюции о дальнейших перспективах климата Земли на этом съезде мировых светил так и не было выработано. Подводя итоги жарких диспутов, старейший на тот момент климатолог Кая Юдзуру сказал следующее: «Не могу утверждать наверняка, что правы те, или иные. Но одно я знаю точно. Человек приспособится ко всему. Он всегда найдёт выход. Я верю в коллективный разум человечества». Теперь вы поняли о чём эта книга? Если нет – начинайте читать.

Глава десятая

28 марта 2063 года

Москва

Не люблю незаконченных дел

Несколько дней, да и ночей тоже, Ярослав не отрывался от расчётов. Он выводил химическую формулу полученного вещества и разрабатывал техусловия его массового производства. Причину и следствие получения удивительного материала понять было трудно. Только компьютерное моделирование вывело молодого учёного к пониманию структурного взаимодействия атомов и радикалов. Слава богу, что при аварии в лаборатории не пострадали жёсткие диски устройств, фиксирующих всю цепочку технологического процесса. Это здорово помогло. Он смог составить всеобъемлющую картину неожиданного открытия. Суть этого удивительного явления предстала перед ним в полном блеске научного обоснования. Вот оно что! Энтропия бесполезного рассеивания энергии воплотилась в промежуточном вполне сбалансированном и достаточно устойчивом состоянии вещества, кристаллическая решётка которого удерживается электрическим полем. Теперь понятно всё…

…После серии практически бессонных ночей, Шелихов сладко спал. Спал умиротворённым сном изобретателя, который накануне крикнул «Эврика!» Ну, или «Ни хрена себе»! Его разбудил голофон. Рядом с кроватью возник во весь рост Грязнов.

— Просыпайся, Шелих! — призвало голографическое изображение старого дружка.

— О! Лёха! — потянулся в кровати Яр, пробубнив сквозь зевание: — Ты опять забыл, что у нас ещё утро.

— Какое забыл? У вас уже десять. Чего так долго дрыхнешь?

— Точно! — Шелихов взглянул на часы. — Я только под утро лёг. Работал.

— Всё незамерзающие прокладки изобретаешь?

Ярослав вскочил с кровати и поделился радостью:

— К чёрту прокладки! Здесь такое!

— Так-так, — Грязнов сложил руки на груди. — Слышу в голосе причастность к мировой сенсации.

— Смейся, паяц! Но вскоре ты будешь локти кусать, что бросил нас и слинял в Джакарту.

— Ой-ой-ой! Материальчик получился удачным? — Лёшка уничижительно сделал ударение на слове «материальчик».

— Да ну тебя! Вот что тебе объяснять? Материальчик получился на загляденье. И не просто материальчик! Не просто итог нашего общего кропотливого труда. Это послание бога. Это спасительный круг для всего человечества!

— Да чего там для человечества, — продолжал ёрничать Лёшка. — Бери выше — для вселенной.

— «Для вселенной»? А знаешь, ты прав. С помощью нашего изобретения можно колонизировать Марс! Точно! Можно!

— Что-то ты не в меру возбуждён. Не стал ли ты, друг мой, баловаться психотропными?

— Дурак! Я тебе правду говорю! Мы обогреем Марс. Растопим его вечные льды, воссоздадим атмосферу.

И Ярослав принёс палку с шаровидным наростом на конце.

— Ну, теперь понял причину моей радости?

— Нет, не особо.

— А так? — Шелихов нажал кнопку и клубок развернулся в полусферу.

— Зонтики я и раньше видел.

— Тупица. Материал, который ты сейчас видишь, весит всего лишь 32 грамма. Одним запуском в космос мы можем вывести десятки тысяч таких клубков. Там мы заставим их распределиться по орбите. По специальной программе эти клубки будут распускаться в полусферические зеркала, которые, перенаправляя дополнительные солнечные лучи, станут греть с заданными нами параметрами Землю. Я замерял, зеркальная поверхность этого материала отражает весь спектр излучений практически на сто процентов.

— Это зеркальное отражение?

— И диффузное, и зеркальное! Любое. Уникальный материальчик получился.

— Проха, это на «нобеля» тянет. У тебя и расчёты есть?

— Есть! Всё есть! Ты понимаешь, что это за штука? Это новый «Прометей». Прометей, который покончит с ледником навсегда, — захлебнулся завлаб в восторге. — Погоди, кто-то пришёл.

Ярослав включил голографический экран «умного дома». На одной из вложенных картинок перед дверью подъезда стояли Мара и Вит. Шелихов хлопнул в ладоши:

— Барабашка, впусти гостей, — и тут же переключился на гостя из тёплой страны: — Давай, рассказывай, как там жизнь за бугром?

Но голографического изображения друга уже не было.

В комнату ворвался Бузмаков, а за ним Кузнецова. Мара сразу озадачила начальника:

— Слышал, объявили срочную эвакуацию. Через шесть дней в Москве не останется никого. Отключат связь, электричество и всё остальное.

— Хреново, — Ярослав недовольно дёрнул головой.

— Чего, «хреново»? — не понял Вит. — Собирайся по-быстрому. Там два места освободилось. Я для тебя и бабульки твоей зафрахтовал. Караван отправляется через два с половиной часа.

— Я не поеду, — затряс головой Шелихов.

— Сдурел? С дуба рухнул? — удивился Бузмаков. — Что случилось?

— Ребята! Я всё просчитал, — и Ярослав рассказал о своей идее, как обогреть земной шарик.

— Ничего себе! В мою голову такое прийти не могло! — Мара уставила на начальника восхищённый взгляд. — Шелихов, ты просто гений! Ты величайший гений! Как ты додумался?

— Бабушка подсказала.

— «Бабушка»?

— Бабушка.

— Таисии Валентиновне нужно поставить памятник, который был бы виден из любой точки мира, — веско вставил Бузмаков.

— Но я не возьму в толк, — напряглась девушка. — Ты говоришь, что уже состряпал всю теоретическую часть. Чего тогда ехать отказываешься?

— И как ты тут останешься? — в тон девушки добавил Вит. — Это не шутки. Всё вырубят. Здесь не выжить.

— Да поймите вы! Теория — теорией. Но для её подтверждения надо провести серию удачных опытов.

— Так материал уже есть. Вот же он, — указал на развёрнутую полусферу технолог.

— Он у нас получился случайно. Случайный результат — это не доказательство. А вдруг в моих расчётах ошибка? Мы доберёмся до Большой земли и всё изложим в докладной. Нам поверят, вложат средства, а ничего не получится. И тогда задвинут нас вместе с нашим материальчиком за пределы научной «ойкумены». И уже никогда, вообще никогда, не будут слушать, как ни надрывайся. Хоть на голове прыгай, хоть вопи во весь голос. Не будут. Неподходящее сейчас время для неудач. Надо действовать наверняка.

— Это понятно! Понятно! — заершился Бузмаков. — Но что ты здесь в брошенной Москве собираешься делать?

— Надо доказать нашу правоту эмпирическим путём. Я буду ставить опыты, пока не отполирую технологию. Ошибок быть не должно.

— Один? И где, на чём? — не унимался Бузмаков. — После взрыва всё превратилось в хлам.

— А мне уже не нужна большая лаборатория. Я буду работать в малой. Там достаточно приборов, пусть не промышленных масштабов, но всё же приборов. Причём любых. И пары граммов полученного вещества будет достаточно, чтобы понять, что мы на верном пути. И к тому же: для проведения опытов в таких масштабах достаточно одного меня. Поэтому езжайте.

Шелихову удалось уговорить своих подчинённых не отказываться от поездки. Мало того, он вручил им пояснительную записку, все расчёты и для наглядности зонтик.

— Дуйте сразу к Соболевскому, — напутствовал Ярослав. — К Натанычу даже не суйтесь — толку не будет. Только в крайнем случае идите к нему или к Рашеву.

Владимир Натанович Гольдберг — это директор института, в котором работали молодые учёные. Рашев — его заместитель. Академика Соболевского знали все. Он был светилом современной российской науки. Просто, светилом.

Бузмаков всё же поинтересовался:

— А ты как без техусловий и документации будешь опыты ставить?

— У меня всё всегда с собой, — постучал по голове завлаб.

— Чёрт! Мара, нам пора. А то опоздаем, — засуетился Вит.

Бабушка ехать отказалась наотрез:

— Даже не думайте и не зовите. Я вообще здесь хочу умереть. А если не суждено, то вместе со Славкой уеду.

Когда ребята удалились, Шелихов вернулся в свою комнату, обдумывая создавшуюся ситуацию. Он твёрдо решил довести разработку этого нежданно-негаданно получившегося вещества до технологического уровня. Из раздумий его вывел голос Лёшки:

— Зря ты остался в холодной Москве.

— А, ты ещё здесь!

— Здесь, — посреди комнаты вновь возникла ростовая голограмма Грязнова, — Не хотел мешать. А то ребята могли опоздать. Ой, Шелих, рисковый ты! Даже не могу подобрать более точного эпитета. Или ты полный идиот, или слишком умный, раз надеешься выжить в толще ледника, — прозрачная голограмма покачала головой. — Я бы так не смог.

— Дело надо закончить. Не люблю незаконченных дел.