Кир. История одной мести

Семен Злотников, 2015

История Кира, похищенного смертельно оскорбленной женщиной еще младенцем и выращенного в непримиримой ненависти к собственным родителям – невероятный симбиоз трагического по сути, и стёбового по исполнению. В романе «КИР. История одной мести», как в капле воды отразилось море событий второй половины двадцатого столетия. Как написал по поводу «КИРА» великий русский артист Сергей Юрский: «…Семен Злотников не перестает меня удивлять. Я люблю эту смесь жалости к бытию человеческому и жестокой иронии, а в «КИРЕ» еще запредельную смесь чувств и времен».

27.

Ужас Бездну сковал надежнее всяких цепей.

«И зачем это он объявился у нас? — размышляла она. — И для чего это с ним целых два взвода солдат с оружием наизготовку? И как вообще они их отыскали в этом забытом Богом и людьми белорусском местечке?»

Однажды, припомнилось ей, как они с ее милым лежали в лесу на синем ложе из васильков и смотрели, как над ними плывут почти призрачные перистые облака; а потом он ее целовал до самозабвенья, и она его целовала до забытья; только потом он вдруг сел и заплакал, потом ее крепко обнял и воскликнул, что за мгновение с нею готов променять все княжества этого мира; и даже, сказал, что уже променял, в подтверждение чего продемонстрировал письмо брату Альгирдасу, в котором отрекался от трона во имя любви.

Ослепленная счастьем, тогда она даже не подумала поинтересоваться, кому он доверил послание брату…

Сошлось, наконец, как нашлись эти двое — Альгирдас с Даяной!

«Вот кто был у него почтальоном! — со стоном выдохнула мать моя и повторила. — Даяна была ему почтальоном!»

«Мама моя…» — несмотря на запрет, подумал я с болью.

«Это она, Даяна, соткала и раскинула смертельную паутину, из которой нам было уже не выбраться!» — в отчаянии выкрикивала она, обливаясь слезами и брызжа слюной.

«И это под ее истерические выкрики коммандос из Северного Альянса безжалостно поливали огнем и металлом Дикий хутор!» — потерянно восклицала она, горестно мотая из стороны в сторону седой головой с трагически торчащим из левого глаза татарским ножом.

«И это они, чтобы ты знал, — горько рыдая, добавила она, — Альгирдас с Даяной перебили всю нашу большую и дружную семью»…

Я молчал.

Я испытывал бурю эмоций, сравнимых с потопом или извержением вулкана.

Жаркие, страстные, путаные и полные непрощеной обиды откровения матери моей проникали в меня до костей, её боль отзывалась во мне неподдельным сочувствием.

«Мама»… — неожиданно для нас обоих, прошептал я и робко, едва-едва, кончиками пальцев (чего прежде не дозволял) ласково коснулся кончиков её волос.

«Отомсти, сын!» — горячечным шепотком взмолилась она, ломая мне пальцы.

«Непременно, мама!» — так же взволнованно, срывающимся шепотом пообещал я.

«Немедленно мне поклянись!» — тут же потребовала она.

«Я отомщу! отомщу!» — дважды клятвенно повторил я…