Чудесное путешествие Нильса с дикими гусями. Сказка

Сельма Лагерлёф

Новый адаптированный перевод Алексея Козлова романа-сказки Сельмы Лагерлёф «Путешествие Нильса с дикими гусями» Маленький невоспитанный мальчик, превращённый в крошечного эльфа, путешествует на спинах гусей по Швеции, познавая историю, географию и нравы своей страны, а потом снова становится человеком.

Большая Клетчатая Ткань

У мальчика так закружилась голова, что прошла уйма времени, прежде чем он пришёл в себя. Ветры выли, потоки бились и закручивались вкруг него, а шелест перьев и покачивание крыльев звучали как орган среди бури. Тринадцать гусей летели вкруг него, хлопая крыльями и гудя. Они танцевали у него перед глазами и жужжали в ушах. Он не знал, высоко они летели или низко, и в каком направлении был их полёт.

Через некоторое время к Нильсу вернулась толика здравого смысла, чтобы понять, что он должен выяснить, куда его незут гуси. Но это было не так-то просто, потому что он не знал, как ему вообще набраться смелости, чтобы посмотреть вниз. Он был уверен, что упадёт в обморок, если попытается это сделать.

Дикие гуси обычно летят не очень высоко, наверно они и сейчас летели довольно низко, потому что их новый попутчик всё равно не смог бы дышать слишком разреженным воздухом. Ради него они теперь летели даже немного медленнее, чем обычно.

Наконец мальчик просто заставил себя бросить один взгляд вниз, на землю. Он онемел. Ему показалось, что под ним расстелен огромный ковёр, состоящий из невероятного количества крупных и мелких клеточек.

«Где, черт возьми, я сейчас нахожусь?» — подумал он.

Он не видел ничего, кроме просеки за прсекой. Некоторые просеки были широкими и шли поперёк, а некоторые — длинными и узкими и шли вдоль — и повсюду тут были углы и закоулки. Здесь не было ничего скруглённого, и не было не было ничего скривлённого.

«Что это за большая клетчатая ткань там, внизу?» — спросил мальчик сам себя, не ожидая, что кто-нибудь ему ответит.

Но тотчас же дикие гуси, летавшие вокруг него, закричали:

«Это поля и луга. Поля и луга.»

Затем он понял, что большая клетчатая юбка, по которой он путешествовал, была плоской долиной южной Швеции; и он начал понимать, почему она была такой клетчатой и разноцветной. Ярко-зелёные клеточки он разобрал первыми; это были ржаные поля, засеянные осенью и сохранившие зелень под пологом зимних снегов. Желтовато-серые полосы были стерневыми полями — остатками урожая овса, который убрали там прошлым летом. Коричневатые были старыми клеверными лугами, а черные — заброшенными пастбищами или вспаханными залёжными пастбищами. Коричневые в клеточку с жёлтыми краями квадраты были, несомненно, буковыми лесами; потому что в них вы найдете большие деревья, которые растут в самом сердце леса — голые зимой; в то время как маленькие буковые деревца, которые растут вдоль границ, сохраняют свои сухие, пожелтевшие листья вплоть до весны. Были также тёмные клеточки с серыми серединками: это были большие застроенные поместья, окружённые маленькими домиками с чернеющими соломенными крышами и разделёнными каменными загородками участками земли. А еще посередине были зелёные клеточки с коричневой каймой: это были фруктовые сады, где травяные ковры уже начинали зеленеть, хотя деревья и кустарники вокруг них все еще стояли с голой коричневой корой.

Мальчик не смог удержаться от смеха, когда увидел, как здорово подогнано всё это было, как великолепно все это выглядело.

Но когда дикие гуси услышали его смех, они закричали — как бы с упреком: «Плодор-родная и хор-рошая з-земля. Плодор-родная и хор-рошая з-земля.»

А мальчик вдруг посерьёзнел.

«Подумать только, ты можешь смеяться; ты, столкнувшийся с самым ужасным несчастьем, которое только может случиться с человеком!» — подумал он.

И на мгновение он стал ужасно серьезным. Но прошло совсем немного времени, прежде чем он снова рассмеялся.

Теперь, когда он немного привык к полёту и скорости, он мог думать о чём-то другом, кроме своего страха, кроме того, как ему удержаться на спине гусака, он начал замечать, насколько воздух полон птиц, летящих на север. И раздавались крики и переклички от клина к клину.

— Так вы решили лететь сегодня? — завизжал вдруг кто-то.

— Да! — отвечали гуси.

— Когда по-твоему придёт весна?

— Ни единого листика на деревьях и ледяная вода в озёрах! — последовал ответ.

Когда гуси пролетали над местом, где видели какую-нибудь ручную, полуголую птицу, они кричали: «Как наз-зывается это место? Как наз-зывается это мес-сто?» Тогда петухи клонили головы набок и кукарекали:

— В этом году его звали Лилл-Гард — так же, как и в прошлом году!

Большинство домов, скорее всего, были названо в честь их владельцев — таков был обычай в Сконе. Но вместо того, чтобы сказать, что это «Пер Матссонс» или «Ола Боссонс», петухи выбирали такие имена, которые, по их мнению, были более подходящими и наиболее благозвучными в петушиных устах. Их почемуто тянуло назвать своё место как можно более красиво. Те, кто жили на маленьких фермах и принадлежали бедным дачникам, кричали: «Это место называется Грейнскарч». И те, кто принадлежал к беднейшим обитателям соломенных хижин, кричали: «Название этого места — «Мало-съедобное», «Мало-Съедобное», «Мало-Съедобное».

Большие, ухоженные фермы получили от петухов громкие названия, такие как «Счастливый Луг», «Яичный Рай», и «Деньгивилль».

Но петухи в крупных землевладельческих поместьях были слишком высокомерны, чтобы снисходить до чего-либо подобного таким неуместным шуткам. Один из них кукарекал и выкрикивал с таким смаком и помпой, что казалось, будто он хотел, чтобы его услышали жители самого Солнца:

«Это пом-местье герра Дыбека! В этом год-ду то же самое, что и в прошлом! В этом году то же, что и в прошлом год-ду».

Чуть дальше расхаживал гордо фланировал ещё один петух, который кукарекал: «Это Сванх-Холм, навер-рняка весь мир-р знает ег-го!»

Мальчик заметил, что гуси летели не прямо вперёд, а всё время петляли туда-сюда по всей Южной Стране, как будто были рады снова оказаться в Сконе и хотели засвидетельствовать свое почтение каждому отдельному местному валуну

Они прибыли в какой-то город, где стояло несколько больших, неуклюжих, совсем неказистых на вид зданий с большими, высокими трубами, а вокруг них было множество домов поменьше.

— Это сахар-рный завод в Йорд-берге! — кричали петухи. Мальчик вздрогнул, сидя на спине гуся. Он должен был бы узнать это место, потому что оно находилось не так уж далеко от его дома. Но он его почему-то не узнал.

Здесь он год назад работал сторожем; но, конечно, ничто не было в точности таким, как он его запомнил, такого не бывает, когда смотришь на это вот так — сверху вниз!

И подумай! Только подумай! Девочка-гусыня Оса и маленький Матс, которые были его товарищами в прошлом году! Действительно, мальчик был бы рад узнать, были ли они всё ещё где-нибудь поблизости. Представьте, что бы они сказали, если бы заподозрили, что он пролетает над их головами!

Вскоре Йордберга скрылась из виду, и они отправились в сторону Сведалы и озера Скабер и обратно через монастырь Герринге к Хакебергу. За один этот день мальчик увидел в Сконе больше, чем когда — либо прежде — за всю свою прощлую жизнь.

Всякий раз, когда диким гусям случалось наткнуться на каких-нибудь ручных гусей, они веселились вовсю! Они очень медленно летали над ними и кричали вниз: «Мы направляемся к холмам! Вы летите с нами? Вы не хотите лететь с нами?»

Но ручные гуси отвечали им:

«В нашей стране всё ещё зима. Вы улетаете слишком рано. Летите обратно! Летите обратно!»

Дикие гуси спустились ниже, чтобы их было немного лучше слышно, и позвали: «Идите сюда! Идите сюда! Мы научим вас летать и плавать».

Тогда ручные гуси разозлились и не ответили им ни единым кликом.

Дикие гуси опустились ещё ниже — пока почти не коснулись земли, — затем с быстротой молнии поднялись, как будто были ужасно напуганы.

«О, о, о!» — восклицали они, — Эти твари никогда не были гусями. Они прикидывались! Они были всего лишь овцами, они были всего лишь овцами».

Те, что лежали на земле, были вне себя от ярости и визжали:

«Да будьте вы все прокляты, все расстреляны, все вы! Вся ваша гоп-компания!»

Когда мальчик услышал все эти передразнивания, он рассмеялся. Потом он вспомнил, как плохо у него всё сложилось, и заплакал. Но в следующую секунду он снова рассмеялся.

Никогда прежде он не мчался, никогда прежде он ни гарцевал на спине птицы так быстро, как сейчас, а скакать быстро и безрассудно — о, как это ему всегда нравилось! И, конечно, он никогда и мечтать не мог, чтобы летать в воздухе, где так свежо и такой бодрящий холодок вокруг, как там, наверху; или что от земли поднимается такой тонкий аромат смолы и нагретой за день почвы. Нет, он никогда не мог даже мечтать и вообразить, на что это может быть похоже — парить так высоко над землёй. Это было всё равно что улететь от печалей, неприятностей и досад любого рода, о которых только и помышляют люди.