Чудесное путешествие Нильса с дикими гусями. Сказка

Сельма Лагерлёф

Новый адаптированный перевод Алексея Козлова романа-сказки Сельмы Лагерлёф «Путешествие Нильса с дикими гусями» Маленький невоспитанный мальчик, превращённый в крошечного эльфа, путешествует на спинах гусей по Швеции, познавая историю, географию и нравы своей страны, а потом снова становится человеком.

Акка из Кебнекайсе

вечер

Большой ручной гусак, который никого не послушался и последовал за ними в полёт, был очень горд тем, что ему наконец-то разрешили путешествовать туда-сюда по Южной Стране вместе с братьями — дикими гусями и по пути отпускать шуточки глупым домашним птицам. Но, несмотря на своё остроумие, к вечеру он начал уставать. Он старался дышать глубже и быстрее взмахивать крыльями, но даже при этом отставал от остальных на несколько гусиных лапок.

Когда дикие гуси, которые летели последними, заметили, что ручной не может за ними угнаться, они начали звать гуся, который был в центре угла и возглавлял процессию:

— Акка из Кебнекайсе! Акка из Кебнекайсе!

— Чего ты хочешь от меня? — спросил главарь.

— Белый отстаёт, плетётся сзади! Белый остаётся сзади!

— Скажи ему, что легче лететь быстро, чем медленно! — крикнул лидер и помчался дальше, размахивая крыльями, как и прежде.

Гусак, конечно, попытался последовать совету и увеличить скорость, но к тому времени он так обессилел, что в конце концов опустился на поникшие ивы, окаймлявшие поля и луга.

— Акка, Акка, Акка из Кебнекайсе! — кричали те, кто летели последними и видели, как ему тяжело.

— Чего вам нужно? — спросил лидер, и в его голосе обнаружились ужасно сердитые нотки.

— Белый опускается на землю! Белый опускается на землю!

— Скажи ему ещё раз, повтори ему, что легче летать высоко, чем низко! — крикнул лидер, и ни на йоту не сбавив скорость, он помчалась дальше, как и прежде.

Гусак снова попытался внять коренному и последовать этому совету, но когда он захотел приподняться, то так запыхался, что у него чуть не лопнула грудь.

— Акка, Акка! — снова закричали те, кто летел последними.

— Вы не дадите мне спокойно лететь? — спросила лидер, и его голос звучал ещё более безумно сурово, чем раньше.

— Белый готов рухнуть!

— Скажи ему, что тот, у кого нет сил лететь со стаей, пусть возвращается домой! — крикнул вожак. Он, конечно, и не думал снижать скорость — но мчался дальше, как и прежде.

— Ой! Вот, оказывается, откуда дует ветер! — подумал гусак. Он сразу понял, что дикие гуси совершенно не собирались брать его с собой в Лапландию. Они всего лишь выманили его из дома ради спортивного интереса, посмотреть сколько пролетить этот толстяк.

Он был совершенно раздосадован этим. Подумать только, оказалось, сейчас его силы должны подвести его, и он не сможет показать этим бродягам, что даже ручной гусь на что-то способен! Но самым провоцирующим из всего было то, что он подружился с Аккой из Кебнекайсе. Каким бы ручным гусем он ни был, он слышал о гусе-вожаке по имени Акка, которому было больше ста лет. У него было такое громкое, знаменитое имя, что за ним следовали лучшие дикие гуси мира. Но никто не испытывал такого презрения к ручным гусям, как Акка и его стадо, а он сейчас с радостью показал бы им, что он им ровня.

Он медленно летел позади остальных, раздумывая, следует ли ему повернуть назад или продолжить путь. Наконец, маленькое существо, которое он нёс на спине, сказало:

— Дорогой Мартин Гусак, ты сам прекрасно знаешь, что для тебя, кому вообще никогда не довелось летать, просто невозможно проделать с дикими гусями весь их путь до Лапландии. Не повернешь ли ты назад, прежде чем испустишь дух?» Но фермерский сынок был едва ли не худшим, о чем знал гусак, и как только до него дошло, что это тщедушное создание действительно уверено, что он не сможет совершить перелёт, он решил проявить волю и выстоять.

— Если ты скажешь еще хоть слово, я сброшу тебя в первую же канаву, через которую мы будет перелетать! — сказал он, и в тот же миг ярость придала ему столько сил, что он начал лететь почти так же хорошо, как любой другой в стае.

Вряд ли он смог бы поддерживать такой темп очень долго, да в этом и не было необходимости, потому что как раз в это время Солнце быстро зашло, и на закате гуси пошли вниз, и прежде чем мальчик и гусак поняли, что произошло, они оказались на берегу озера Вомб.

«Они, наверное, рассчитывают провести здесь ночь!» — подумал мальчик и спрыгнул со спины гуся.

Он оказался в центре узкого пляжа у довольно большого озера. На этот пляж смотреть было просто неприятно, потому что он был почти полностью покрыт ледяной коркой, почерневшей, неровной, изрезанной, полной трещин и дырок, какие бывают в хорошем сыре — таким обычно бывает весенний лёд.

Лёд уже начал трескаться. Он был рыхл и плавуч, и вокруг него расстилался широкий пояс тёмной, блескучей воды, но его всё ещё оставалось довольно много, чтобы объять холодом и зимним ужасом всю окрестность.

На другой стороне озера, казалось, была открытая и светлая просека, и там, где пролетели гуси, вздымалась густая сосновая поросль. Нильс подумал, что сосновый или еловый лес обладает способностью притягивать к себе зимний холод. Повсюду земля была голой, но под острыми сосновыми ветвями лежал снег, который таял и замерзал, таял и замерзал, пока не стал твердым, как сталь. Мальчику показалось, что он попал в арктическую глушь, и он почувствовал себя таким несчастным и одиноким, что ему хотелось завопить от страха. К тому же он проголодался. Весь день у него во рту не было ни крошки. Но где он мог найти хоть какую-то еду? В марте месяце ни на земле, ни на дереве не было ничего съедобного.

Да, правда, где тут ему было найти пищу, и кто дал бы ему кров, и кто послал бы ему постель, и кто мог защитить бы его от диких зверей?

Ибо к тому времени Солнце ушло, и с озера пришёл настоящй мороз, и тьма спустилась с небес, и ужас прокрался по следу сумерек, и в лесу привидения стали топать и шуршать свиоимим хитиновыми крыльями.

Хорошее настроение, которое мальчик испытывал ещё час назад, когда он был в воздухе, исчезло без следа, и в отчаянии он огляделся в поисках своих попутчиков. Теперь ему не за кого было цепляться, кроме них.

Тут он увидел, что гусаку приходится ещёё хуже, чем ему. Он лежал распростертым на том месте, где приземлился, и вид у него был такой, как будто он приготовился умереть. Его шея прижималась к земле, глаза были закрыты, а дыхание походило на слабое шипение.

— Дорогой Мартин, Гусак! — сказал мальчик, — На, глотни водички! До озера всего двух шагов!

Но гусак даже не пошевелился.

Мальчик, конечно, был жесток ко всем животным и к гусаку в былые времена — особенно, но теперь он чувствовал, что гусак был его единственным утешением, у него больше ничего не осталось, и он ужасно боялся потерять его.

Мальчик сразу же начал тормошит ьи толкать его, пытаясь затащить в воду, но гусак был большой и тяжёлый, и мальчику приходилось очень тяжело. Но в конце концов ему это удалось.

Гусак первым делом нырнул головой в воду. Мгновение он неподвижно лежал в грязи, но сразу поднял голову, стряхнул воду с глаз и принюхался. Затем он гордо поплыл между камышами и водорослями.

Дикие гуси спустились в озеро до него. Они не оглядывались, и давно забыли гусака, и его его наездника, их интересовала только вода. Одни искупались и теперь прихорашивались, а другие лежали и глотали полусгнившую прудовую водоросль и прошлогодний водяной клевер.

Наконец Белому Гусаку посчастливилось выследить окуня. Он быстро выхватил его из воды, подплыл с ним к берегу и положил перед мальчиком.

— Вот тебе в благодарность за то, что ты помог мне добраться до воды!! — сказал он.

Так в тот день мальчик впервые услышал одобрительное, дружеское слово. Он испытал такой прилив счастья, что ему захотелось обвить руками шею гусака, но он воздержался. Он был очень благодарен своему другу за подарок. Сначала он, должно быть, подумал, что сырую рыбу есть невозможно, а потом ему пришла в голову мысль всё-таки попробовать её.

Он ощупал себя, чтобы убедиться, что нож в ножнах и всё ещё при нем; и, конечно же, нож висел там, где и должен ьыл быть — на задней пуговице его брюк. Он тоже уменьшился в размерах, и теперь едва ли был длиной со спичку. Ну, во всяком случае, с его помощью рыбу можно было очистить от чешуи, и прошло совсем немного времени, прежде чем окунь был очищен и съеден. От окуня остался только длинный, белый скелет на берегу.

Когда мальчик утолил свой голод, ему стало немного стыдно за то, что он так жадно наборосился на окуня и смог съесть его сырым.

«Очевидно, я перестал быть человеком, и теперь я — настоящий эльф», — подумал он.

Пока мальчик ел, гусак молча стоял рядом с ним. Но когда тот проглотил последний кусочек, он тихо сказал:

— Это факт, что мы столкнулись с заносчивым гусиным народом, который презирает всех домашних птиц!

— Да, я тоже это заметил! — сказал мальчик.

— Каким триумфом воли было бы для меня, если бы я мог чётко лететь за ними до Лапландия, и покажи им, что даже ручной гусь способен на что-то дельное!»

— Д-е-е-с! — сказал мальчик и растянул рот, потому что в глубине души не верил, что гусак когда-нибудь сможет это сделать. Но он не хотел спорить с ним.

— Но я не думаю, что смогу отправиться в такое путешествие в полном одиночестве! — грустно сказал гусак, — Я хотел спросить тебя, ты полетишь со мной и? Ты готов помочь мне?

Мальчик, конечно, не ожидал ничего подобного, он хотел всего лишь как можно скорее вернуться к себе домой, и он был так удивлён, что растерялся и не знал, что ответить.

— Я думал, что мы враги, ты и я… — наконец сказал он.

Но об этом гусак, как оказалось, совершенно забыл. Он помнил только то, что мальчик несколько минут назад спас ему жизнь.

— По совести, мне следовало бы как можно скорее отправиться домой к папе и маме», — сказал мальчик, потупившись.

— Ой! В чём проблема? Я верну тебя к ним ранней осенью! — сказал Гусак, — Я не покину тебя, пока не поставлю на порог твоего собственного дома! Кря! Клянусь!

Мальчик подумал и согласился. На самом деле, для него было бы лучше, если бы он некоторое время не показывался на глаза своим родителям. Он был не прочь одобрить этот план и как раз собирался сказать, что согласен с ним, когда они услышали громкий грохот позади себя. Это гомонили дикие гуси, которые поднялись с озера — все одновременно — они теперь стояли, расставив крылья, стряхивая воду со своих спин. После этого они выстроились в длинный ряд — с гусем-вожаком в центре — и направились к ним.

Большой Белый теперь был уверен, что Гусак-Вожак скажет, что они ни при каких обстоятельствах не смогут взять его с собой. Он был очень удивлен, когда ему сказали:

— Ты мужественный парень, ты грамотно и честно отвечаешь на вопросы, а тот, у кого есть мужество, и кто честен, наверняка будет нашим хорошим попутчиком, даже если вначале он невежественен и глуп, как пробка. Что ты скажешь о том, чтобы остаться с нами на пару дней, пока мы не увидим, на что ты годен?»

— Это меня устраивает! — сказал Гусак — и он был совершенно счастлив.

Вслед за этим Гусак-Вожак указал клювом на Нильса и сказал:

— Но кто это с тобой? Я никогда раньше не сталкивалась ни с чем подобным!

— Это мой товарищ! — ответил Гусак, — Он всю свою жизнь был нежным, как гусь. Во время путешествия она нам будет очень полезен!

— Да, он может послужить ручному гусю! — ответил Дикий, — Как ты его зовёшь?

— У него несколько имен! — нерешительно сказал Гусак, и не зная, на что ему придётся натолкнуться в спешке, (он не хотел раскрывать тот факт, что у мальчика было человеческое имя), сказал: «Ой! Кажется его зовут Дюймовочка…

— Он из семейства эльфов? — спросил Гусак-Вожак.

— В котором часу вы, дикие гуси, обычно ложитесь спать? — быстро перевёл стрелки разговора Гусак, пытаясь уклониться от последнего вопроса.

— Примерно в то время, когда мои глаза начинают закрываются сами по себе!

Легко было заметить, что Гусь, который вёл разговор с нашим Гусаком, очень стар. Весь его наряд из перьев был льдисто-серым, без каких-либо тёмных подпалин. Голова его была больше, чем у других гусей, ноги грубее, а ступни были избиты и изношен, как ни у кого Перья казались жёсткими, плечи узловатыми, шея тонкой. Возхраст, как гвоорится, не красит никого… Только на выражение его глаз время никак не повлияло. Они сияли ярче, че у самых молодых — и как будто сами были моложе, чем у всех остальных!

Он очень надменно повернулся к Гусаку.

Поммите, мистер Ручной Гусь, я Акка из Кебнекайсе! А тот гусь, что летит ближе всех ко мне — справа — это Икси из Вассиджаура, а тот, что слева, — Какси из Нуольи! Поймите также, что второй гусь справа — это Кольми из Сарьектякко, а второй, левый, — Нелья из Сваппаваары; а за ними летят Вииси из Овиксфьеллена и Кууси из Сянгели! И знайте, что эти, а также шесть гусят, которые летят последними — трое справа и трое слева, — все высокогорные гуси лучшей породы! Вы не должны принимать нас за землевладельцев, которые заводят случайное знакомство с кем попало! И вы не должны думать, что мы разрешаем кому-либо делить наши покои, кто не скажет нам, кем были его предки».

Когда Акка, Гусь-Вожак, заговорил таким образом, мальчик быстро выступил вперёд. Его огорчало, что Гусак, который так бойко защищал себя, теперь должен увиливать от ответа и давать такие уклончивые ответы, когда это касалось его.

— Я не хочу делать секрета из того, кто я такой… — сказал он, — Меня зовут Нильс Хольгерссон. Я сын фермера, и до сегодняшнего дня я был человеком, но этим утром… — Он не договорил. Как только он сказал, что он человек, Гусь-Вожак отшатнулся на три шага назад, а остальные отступили ещё дальше. Все они вытянули шеи и сердито зашипели на него.

— Я подозревал это с тех пор, как впервые увидел тебя здесь, на этих берегах! — сказал Акка, — И теперь ты должен немедленно убраться отсюда. Мы не терпим среди себя никаких человеческих существ! Они отвратительны!

— Не может быть, — задумчиво сказал гусак, — чтобы вы, дикие гуси, могли бояться какого-то крошечного малютку! К завтрашнему дню, конечно, он вернётся домой. Вам, конечно, следовало бы позволить ему остаться у нас на ночь. Никому из нас, я надеюсь, не может прийти в голову, позволить такому бедному маленькому существу бродить одному ночью по лесу, среди ласок и лис!

Дикий Гусь подошёл ближе. Но было очевидно, что ей было очень трудно справиться со своим страхом.

— Меня учили бояться всего в человеческом обличье — будь то большое или маленькое! — сказал он, — Но если ты будешь отвечать за этого типа и поклянёшься, что он не причинит нам вреда, он может остаться с нами на ночь. Но я не думаю, что наши ночные покои подходят ни для него, ни для тебя, потому что мы намерены устроиться здесь на этом битом льду…

Он, конечно, думал, что гусак засомневается, когда услышит это, но он и виду не подал.

— Он довольно мудр, раз знает, как выбрать вполне безопасный ночлег! — сказал он.

— Вы отвечаете за его безопасное возвращение к себе на родину завтра!

— Тогда мне тоже придётся покинуть вас! — сказал Гусак, — Я поклялся, что не брошу его никогда.

— Ты волен лететь, куда пожелаешь! — сказал Гусь-Вожак.

С этими словами он расправил крылья и полетел низко-низко надо льдом, и один за другим дикие гуси заскользили вслед за ним.

Мальчик грустно подумал, что его поездка в Лапландию отменяется, и, вдобавок, он страшно боялся холодной ночёвки на морозе.

— Всё может быть гораздо хуже, чем я думал! — сказал он, — Во-первых, мы замёрзнем насмерть на этом продуваемом всеми ветрами льду!

Но Гусак был в бравом настроении.

— Опасности нет! — сказал он, — Только надо поторопиться, умоляю тебя, иди и собери столько травы и всякого мусора, сколько сможешь унести!

Когда мальчик набрал полные охапки сухой травы, гусак схватил его за резинку штанов, поднял выше крыши и вылетел на лёд, где дикие гуси уже крепко спали, засунув клювы под свои серые крылья.

— Теперь расстели траву на льду, чтобы было на что лечь, чтобы я не замерз. Ты поможешь мне, а я помогу тебе! — сказал Гусак, — Таков закон ночёвки!

Мальчик так и сделал. Когда он закончил делать подстилку, Гусак снова поднял его за резинку штанов и засунул себе под крыло.

— Я думаю, тебе там будет уютно и тепло! — сказал Гусак, накрывая его своими перьями.

Мальчик был так погружен в свои мысли, что не мог ответить, но зато ему теперь и в самом деле было хорошо и уютно. О, он так устал за этот день!

И моргнув всего пару раз, он уже крепко спал.

Ночь была тёмной и холодной.

Все на свете знают, что на реке лёд всегда коварен, и ему никак нельзя доверять. Посреди ночи расшатавшийся к весне ледяной покров на озере Вомб сдвинулся с места, и один его край коснулся берега. Так случилось, что мистер Смирре Фокс, который в то время жил и столовался в парке Овидий Клойстер — на восточной стороне озера — мельком увидел этот уголок, когда отправлялся на ночную охоту. Смирре увидел диких гусей ранним вечером и не смел надеяться, что сможет добраться хотя бы до одного из них, но теперь, когда льдина пристала к берегу, он мог выйти прямо на лёд.

Когда Смирре был совсем рядом с гусями, его когти заскребли по льду, и гуси услышали эти звуки и проснулись, захлопали крыльями и хотели взлететь. Но Смирре был слишком быстр для них. Он бросился вперёд, как будто подстреленный, схватил гуся за крыло и прижал боком к земле.

Но этой ночью дикие гуси были на льду не одни, потому что среди них был человек, каким бы маленьким он ни оказался. Мальчик проснулся, когда Гусак расправлял крылья. Он упал на лёд и сидел там, ошеломленный и обескураженный. Он не понимал причин всей этой неразберихи и сумбура, пока не увидел маленькую рыжую длинноногую собачку, которая бежала по льду с гусем во рту.

Через минуту мальчик уже гнался за этой собакой семимильными шагами, чтобы попытаться отобрать у неё гуся. Должно быть, он услышал, как Гусак сзади окликнул его:

— Будь осторожен, Дюймовочка! Будь осторожен!

Но мальчик подумал, что такой маленькой собачонки бояться нечего, и смело бросился наперерез.

Дикая гусыня, которую Смирре Фокс тащил за собой, услышала стук деревянных башмаков мальчика по льду и едва поверила своим глазам.

— Неужели этот младенец думает, что сможет отбить меня у лисы? — удивилась она. И, несмотря на свои страдания, она поневоле стала очень весело подхихикивать, крякая во всё горло. Она крякала так, как будто бы смеялась.

— Первое, что его ждёт — он, как пить дать, провалится сквозь трещину во льду! — вполне логично подумала она.

Но, какой бы тёмной ни была ночь, мальчик отчётливо видел все трещины, промоины и дыры, которые попадались на его пути, и отважно перепрыгивал через них. Это было всего лишь оттого, что теперь у него было зрение настоящего эльфа, и он мог видеть даже в кромешной темноте. Он видел и озеро, и берег так же ясно, как если бы это было ясным днём.

Лис Смирре уже соскакивал с льдины на берег, и в тот момент, когда он коснулся берега и хотел улепётывать по сухим камышам, мальчик крикнул:

— А ну, брось гуся, подлюка!

Смирре не знал, кто его мог тут позвать, да ещё в такой вежливой форме, и, не теряя времени на пустые препирательства, дал стрекача. А потом перешёл на бег. Лис направлялся прямиком в Чёрный лес, и мальчик упорно бежал за ним следом, даже не задумываясь о том, какой опасности подвергается. Всё, о чём он думал, — так это о том, с каким презрением его примут дикие гуси, если он обмишулится. Вот он и решил доказать им, что человеческое существо — это нечто более высокое, чем все остальные двуногие твари, и оно может быть добрым и благородным.

Он снова и снова кричал вслед этому мерзкому псу, чтобы тот бросил гуся.

— Эй ты, чёртова псина, украл гуся? И тебе ни капельки не стыдно? Брось его немедленно! Или я тебе задам такую взбучку, что ты запомнишь меня! Брось гуся, я тебе говорю, или я расскажу твоему хозяину, как ты себя ведёшь!

Когда Смирре Фокс понял, что его приняли за страшную собаку, он был так удивлен, что чуть не выронил гуся. Смирре был великим грабителем, и не довольствовался только охотой на крыс и голубей в полях, но часто забирался на фермерские дворы, чтобы украсть там кур и гусей. Он знал, что его боялась вся округа; и ничего более идиотского, чем то, что ему кричали вслед, он не слышал с младенческой поры.

Мальчик бежал так быстро, что казалось, что это не он бежит, а сами толстые буковые деревья пробегают мимо него, убегая назад, но он-таки догнал Смирре. Наконец он оказался так близко к лису, что сумел поймать того за хвост.

— Врёшь! — закричал он, стараясь из о всех сил удержаться, — Теперь я всё равно не отпущу тебя, и заберу у тебя гуся!

Но сил остановить Смирре у него не хватало. Лис извивался и тащил его за собой, пока сухая листва не замельтешила и не закружилась вкруг него.

Но теперь и до Смирре стало доходить, насколько безобидным и малюсеньким было то, что преследовало его. Он резко остановился, положил гусыню на землю и встал на неё передними лапами, чтобы она не смогла улететь. Он как раз собирался прокусить ей шею — но вдруг понял, что не сможет удержаться от желания немного подразнить мальчишку.

— Эй, клоп! А, ну-ка, поторопись и беги, пожалуйся хозяину, потому что я сейчас собираюсь загрызть гуся! Считай, что он уже мёртв! — промурлыкал он.

Конечно, теперь пришло время удивляться не лису Смирре, а маленькому мальчику, представляете, как он был потрясён, когда увидел заостренный рыжий нос, хитрые раскосые глаза, и услышал, какой хриплый и сердитый голос был у этой странной собаки, которую он преследовал! Мальчик почувствовал себя обманутым — он бежал за собакой и не понял, что перед ним Лис! И теперь он был так взбешен из-за того, что Лис посмеялсся над ним, что ему даже в голову не пришло испугаться. Он покрепче ухватился за хвост, прислонился к стволу бука, и как только Лис сомкнул челюсти на горле гуся, он дёрнул изо всех сил. Смирре был так поражён, что позволил оттащить себя на пару шагов назад — и Дикий Гусь убежал. Он слабо и тяжело взмыл вверх. Одно крыло у него было так сильно повреждено, что он едва мог им пользоваться. Вдобавок к этому, он не мог видеть в ночной тьме леса, и потому был беспомощен, как слепой. Поэтому он никоим образом не мог помочь мальчику. Наконец гусак ощупью пробрался сквозь валежник, сучья и ветки и снова полетел к озеру.

А Смирре бросился на мальчика.

— Ладно! Если я не получил одно, так я обязательно добуду другое! — заорал он, и по его голосу можно было судить, как он взбешён.

— О, ты сам не веришь в это! — ответил мальчишка, который теперь был в прекрасном расположении духа, потому что спас гуся. Он крепко держался за лисий хвост и летал вместе с ним из стороны в сторону, когда Лис пыталась развернуться и схватить его.

Ох, и задали они в лесу танец! Сухие буковые листья, кусты и ошмётки земли прямо-таки летели у них из-под ног! Смирре нарезал круг за кругом, и его хвост тоже летал по воздуху туда сюда, в то время как мальчик крепко держался за него, так что Лис попрежнему не мог его схватить.

Мальчик был так весел и горд своей победой, что поначалу смеялся от души и даже подшучивал над Лисом. Но Смирре был не так прост! Он был страшно настойчив. Таким обычно бывает старый охотник, — и мальчик потихоньку стал бояться, что в конце концов его настигнут. Вдруг он заметил маленькое молодое буковое деревце, которое взметнулось ввысь, тонкое, как прутик, готовое вскоре вырваться на свежий воздух из-под густого полога ветвей, который раскинули над ним старые, вековые буки.

Быстро, как молния, он отпустил лисий хвост, прыгнул в сторону и вскарабкался на бук. Смирре-Лис был меж тем был так обескуражен и взволнован случившимся, что некоторое время продолжал плясать вокруг своего хвоста. — Эй, ты, рыжая щвабра! Не утруждай себя больше этими танцами! — крикнул ему мальчик.

Смирре не мог вынести такого позора. Ему, старому, хитрому Лису, так не удалось взять верх над каким-то жалким, маленьким карапузиком, который к тому же не только измывался над ним, но и ещё оскорблял. Поэтому, недолго думая, Смирре лёг под деревом, и стал внимательно ждать, что будет.

Мальчику было не слишкомудобно сидеть на верхотуре. он сидел верхом на хрупкой ветке, обхватив руками ствол. Молодой бук ещё не достиг крон ветвей старых, высоких буков, поэтому мальчик не мог перебраться на другое, более надёжное дерево, не говоря уж о том, чтобы спуститься вниз. Об этом вообще не было речи. Ему было так холодно, что он быстро онемел и стал дрожать, и чувствовал, что скоро не сможет держаться на ветке. Помимо этого ему ужасно хотелось спать, но, разумеется, он не осмеливался заснуть, боясь свалиться вниз.

Боже мой! Но как это было уныло — сидеть вот так всю ночь напролет в лесу! Он ведь по-настоящему никогда раньше не понимал истинного значения слова «ночь». Это было так, словно бы весь мир окаменел и никогда больше не собирался ожить.

Затем начало светать. Мальчик был рад, что все снова стало выглядеть как само собой разумеющееся, хотя холод теперь был даже сильнее, чем ночью.

Наконец, когда взошло Солнце, оно оказалось не жёлтым, а красным. Мальчику почему-то стало казаться, что Его лик выглядит так, как будто Оно сердито, и ему вдруг стало отчего-то страшно интересно, из-за чего оно сердится. Возможно, думал он, это было потому, что ночь нанесла на Землю столко мрака и холода, Что теперь Солнцу приходится трудится, чтобы нагреть зесмлю, изо всех сил!

Солнечные лучи целыми потоками лились вниз, чтобы смести всё то, что нагромоздила хладная ночь. Было видно, как всё внизу покраснело — как будто от стыда и раскаянья у всех на Зесле была нечистая совесть. Облака в небесах, шёлковые ветви бука, мелкое плетёное кружево лесного полога, иней, покрывавший пятнами листву на земле, — все, всё было залито краской стыда. Все больше и больше солнечных лучей прорывалось сквозь мёрзлое пространство, и вскоре ночные ужасы съёжились, пригнулись и стали разбегаться, пока не рассеялись вовсе, и вмиг чудесное множество живых, окрылённых надеждой на лучшие времена существ вырвалось на волю. Чёрный дятел с красной шеей и полосой начал колотить клювом по крепкому стволу. Белка выскользнула из своего гнезда с орехом в зубах, села на ветку и принялась чистить его от скорлупы. Прилетел скворец с червяком, а снегирь запел на верхушке дерева свою ликующую весеннюю серенаду..

Тогда мальчик понял, что Солнце заявило всем этим крошечным созданиям:

«Просыпайтесь сейчас же и вылезайте из своих гнезд и нор! Я иду! Я здесь! Теперь всем вам не нужно ничего бояться!

С озера донёсся гулкий крик диких гусей. Они уже готовились к полёту, и вскоре все четырнадцать выстроились в небе и полетели через лес. Мальчик попытался окликнуть их, но они летели так высоко и так быстро, что его голос не долетал до них. Они, вероятно, уверились, что его съел Лис, и не стали утруждать себя поисками.

Мальчик чуть не заплакал от отчаянья, но там, над ним, в самой высокой высоте светило Солнце — такое оранжевое и такое счастливое, что оно не могло не вселять мужество не только в самые отчаявшиеся души, но и во весь Мир.

— Пока я здесь, тебе, Нильс Хольгерссон, не стоит ни о чём беспокоиться! — пропело ему ликующее Солнце, — Я с тобой!