Чудесное путешествие Нильса с дикими гусями. Сказка

Сельма Лагерлёф

Новый адаптированный перевод Алексея Козлова романа-сказки Сельмы Лагерлёф «Путешествие Нильса с дикими гусями» Маленький невоспитанный мальчик, превращённый в крошечного эльфа, путешествует на спинах гусей по Швеции, познавая историю, географию и нравы своей страны, а потом снова становится человеком.

Дикие Гуси

Увы! Честно говоря, мальчик просто не мог заставить себя поверить, что он превратился в эльфа.

«Этого просто не может быть! Это просто дурацкий сон! Это просто странная фантазия, и ничто иное! — подумал он, — Если я подожду несколько мгновений, я наверняка снова обращусь в человека!

Он встал перед зеркалом и закрыл глаза. Он снова открыл их через пару минут, и ожидал обнаружить, что всё прошло, мир вернулся на своё место, но этого не произошло. Он как был — так и остался — таким же малюсеньким гномом. Изменился только его рост, больше ничего! В остальном он был таким же, как и раньше. Жидкие волосы соломенного цвета, веснушки на носу, заплаты на кожаных бриджах и красные штопки на чулках — всё было похоже на него самого, за одним исключением — всё уменьшилось в размерах.

Нет, никакой пользы ему теперь в том, чтобы стоять на месте и ждать у моря погоды, он был уверен только в этом. Он должен попробовать что-то ещё. Какой-то выход из ситуации должен же быть! И тут он подумал, что самое мудрое, что он мог бы сделать, это попытаться найти эльфа и помириться с ним.

И пока он искал эльфа, он плакал, молился и про себя, и про себя обещал ему всё, о чём только мог подумать. Никогда больше он не нарушит бы своего слова, данного кому-либо; никогда больше он не будет непослушным, и никогда, никогда больше он не будет зевать во весь рот и не заснёт над проповедью. Если бы он только мог снова стать нормальным человеком, он был бы теперь таким хорошим, услужливым и послушным мальчиком, что залюбуешься. Но сколько бы он ни обещал — это ему ни капельки не помогало. Может быть потому, что в душе он не собирался выполнять ни одного своего обещания!

Внезапно он вспомнил,, как мать говорила ему, что весь крошечный народец эльфов всегда устраивает свои гнёзда в коровниках, и он сразу же решил пойти туда и посмотреть, нет ли там эльфа. К счастью, дверь коттеджа была приоткрыта, иначе он никогда не смог бы дотянуться до засова и открыть её. Но теперь он вздохнул с облегчением и проскользнул внутрь без всякого труда.

Выйдя в коридор, он огляделся в поисках своих деревянных башмаков. По дому он, разумеется, ходил в одних носках. Они наверняка теперь стали огромными, не меньше горки для саней! Он задавался вопросом, как ему справиться с этими большими, неуклюжими деревянными башмаками, они наверняка теперь стали выше его головы, но как раз в этот момент он увидел пару крошечных туфель на пороге. Ну, и шутки были у этого странного эльфа! Когда он заметил, что эльф был настолько заботлив, что заколдовал и деревянные башмаки, он встревожился ещё больше. Очевидно, эльф имел цель сделать его маленьким очень надолго! Этого ещё не хватало!

На деревянную дощатую дорожку перед коттеджем запрыгнул серый воробей.

Едва он увидел мальчика, как зачирикал на своём древнем воробьином языке:

«Тити! Тити-Мити!

Посмотри на Нильса-гусака! Чвик! Чвик! Посмотри на эту Дюйчмовочку! Посмотри на этого Нильса Хольгерссона! Фу! Он теперь стал, как Дюймовочка! Какая гадость!»

Мгновенно и гуси, и цыплята повернули головы и уставились на мальчика, а затем хором издали испуганное кудахтанье.

— Кок-эль-и-кук-с! — прокукарекал петух, — Он достаточно хор-рош, не хуж-же, чем был! Хотя, каж-жется, и не лучше! Кук-эль-и-кук-с, на прошлой неделе он вырвал у меня г-грррребень!

— Курла, ка, ка, када, ка, так ему и надо ка! — закудахтали куры, и при этом они продолжали непрерывно вздыбливать хохолки. Гуси собрались большой кучей, склонили головы друг к другу и закрякали:

— Кряду! Кряду! Кто мог это сделать? Кто мог это сделать?

Но самым странным из всего этого оказалось то, что мальчик понимал всё-всё, о чём они говорили. Он был так поражен этим, что стоял как вкопанный на пороге и только прислушивался.

— Должно быть, это потому, что я превратился в эльфа! — грустно сказал он, — Наверно, именно поэтому я стал понимать птичий язык!

Нет! Это было просто невыносимо!

Куры не переставали повторять, что так ему и надо! Он бросил в них камень и крикнул:

— Заткнитесь, замолчите все вы, чёртова стая!

Но почему-то раньше ему раньше не приходило в голову, что он больше не тот мальчик, которого стоит бояться курам. Весь птичий двор ринулся к нему и скопился, квохча, вокруг него, окружив его тесным кольцом. Затем все разом куры заверещали:

— Ка, ка, када, поделом тебе, безобразник! Поделом!! Ка, ка, када, так тебе и надо! Хулиган! Замухрыжка!

Мальчик попытался убежать, но цыплята преследовали его и кричали до тех пор, пока он не подумал, что так он скоро оглохнет и потеряет голову. Более чем вероятно, что он так ни за какие коврижки не смог бы убежать от них, если бы в этот момент невесть откуда не появился Домашний Кот. Как только цыплята увидели кошку, они притихли и притворились, что не думают ни о чем другом, кроме как просто поскрести коготками в земле в поисках червей. Как будто им больше ничего было не нужно, кроме того, как копаться в земле.

Мальчик тут же подбежал к коту.

— Ах ты, моя милая киска! — сказал он, — Ты, должно быть, знаешь здесь все углы и укромные местечки? Ты ведь будешь хорошей маленькой кошечкой и скажешь мне, где я могу найти эльфа?

Кот ответил не сразу. Он уселся, свернул хвост изящным кольцом вокруг лап — и уставился на мальчика. Это был большой чёрный котяра с одним белым пятном на груди. Его мех был таким гладким и мягким, что блестел на Солнце. Когти его были втянуты внутрь, а глаза были тускло-серыми, с небольшой узкой тёмной полоской посредине. Кот выглядел совершенно добродушно и безобидно.

— Я прекрасно знаю, где живет эльф, — сказал он мягким, бархатистым голосом, — но это не значит, что я намерен рассказать тебе об этом!

— Дорогая киска, ты должна рассказать мне, где живет эльф! Это очень важно! — чуть не зарыдал мальчик, — Разве ты не видишь, как он околдовал меня?

Кот приоткрыл глаза, так что его зелёное зло начало светиться наружу. Он развернулся и удовлетворенно замурлыкал, прежде чем ответить.

— Может быть, мне помочь тебе, потому что ты так часто драл меня за хвост? — нежно пролепетал он наконец.

Тут мальчик забыл обо всём и пришёл в такую ярость, которая вроде бы совсем не подобала такому маленькому созданию. Да, он совершенно забыл, каким маленьким и беспомощным он сейчас был.

— Ой! — закричал он, — Я могу и теперь дёрнуть тебя за хвост, чёртова кукла, сейчас, погоди! — крикнул он и побежал к коту.

В следующее мгновение кот так изменилась, что мальчик с трудом мог поверить, что это то же самое животное, которое каждый день убегало от него, когда он дёргал его за хвост. Каждый отдельный волосок на его теле встал дыбом. Спина его изогнулапсь колесом, лапы удлинились, когти царапали землю, хвост стал толстым и коротким, уши прижались к голове и были направлены назад. изо рта била пена, а глаза так были так широко открыты и так блестели, что казались пастью печки, из которой летят всполохи адского пламени.

Кот, надо сказать напугал мальчика, но он, всё равно, он сделал шаг вперед. И тогда кот сделал всего лишь один прыжок и приземлился прямо на мальчика, сбил его с ног и встал над ним, широко расставив лапы. А потом мальчик вдруг осознал, что передние лапы кота — на его груди, а челюсти раскрыты, как пещера с клыками, прямо над его горлом.

Мальчик почувствовал, как острые когти вонзились сквозь его жилет и рубашку в его тело; и как острые жёлтые клыки защекотали его горло. Он звал на помощь так громко, как только мог, но на помощь ему никто не пришёл. Он, конечно тут, подумал, что настал его последний час. Думал, что всё кончено! Затем он почувствовал, что кот втянул когти и ослабил хватку на его горле…

— Ну, вот! — сказал Кот, — Довольно, не так ли?! Теперь всё, пока хватит! На сей раз я отпущу тебя, крючок, только ради моей госпожи! Я надеюсь, чтобы ты понял, у кого из нас двоих сейчас сила! Не у тебя, Мяурицио! Не у тебя!

С этими словами кот убрался восвояси, выглядя таким же вальяжным и благочестивым, как и тогда, когда впервые появился на сцене в сарае. Мальчик был так удручен, что не сказал ни слова в ответ, а только поспешил в коровник, чтобы продолжить поиски злополучного эльфа.

Судя по всему, там было не более трёх коров. Но когда мальчик вошёл, раздался такой рёв и начался такой переполох, что можно было легко поверить, что коров там было не три, а по меньшей мере тридцать три штуки.

— Му, му, му! — ревела роскошная Мэйроуз, — Хорошо, что в этом мире осталась такая полезная штуковина, как справедливость!

— Му, му, му! — гремела четвероногая троица в унисон. Мальчишка, надо сказать, не мог ничего расслышать из того, что они говорили, потому что каждая корова старалась переорать остальных.

Мальчик хотел улучшить момент, чтобы спросить об эльфе, но не смог сделать так, чтобы его услышали, потому что коровы ревели вовсю. Они вели себя так же, как тогда, когда он запускал к ним в стойло свирепую собаку. Они брыкались задними лапами, мотали шеями, вытягивали головы и мерили расстояние до него своими острыми, длинными рогами.

— Иди сюда, ты, злодей! — гремела Мэйроуз, — И ты получишь от меня такой пинок, какой никогда не забудешь!

— А ну, иди сюда! — вторила ей ревущая Золотая Лилия, — Хочешь станцевать у меня на рогах? Тебе понравится, малыш! Я уверена!

— Иди сюда, и ты попробуешь, каково это было, когда ты швырял в меня своими деревянными башмаками, помнишь, что ты делал прошлым летом! — заорала ушлая Старлетка.

— Иди сюда, и ты получишь плату за ту осу, которую ты выпустила мне в ухо! — снова прорычала Золотая Лилия. Ну и память у неё оказалась!

Из них Мэйроуз была самой старой и мудрой коровой, и прои этом она была самой безумной из всех.

— Иди сюда! — хрипела она, — Чтобы я могла отплатить тебе за всё твоё зло!, Сколько раз ты вырывал ведро с молоком у своей матери? Сколько раз ты выдумывал все свои ловушки и силки, сколько расставлял для нее подножки, когда она приходила с ведрами с молоком — и за все слёзы, когда она выплакала здесь, когда плакала над тобой!

Мальчик хотел было буркнуть им в ответ, как он жалеет о том, что был недобр к ним, и что никогда, никогда — с этого момента — он не будет делать им ничего, кроме хорошего, если они только скажут ему, где эльф. Но коровы его не слушали. Коровы такие большие, что они могут позволить себе никого не слушать. Они подняли такой шум, что он начал опасаться, как бы им не удалось вырвать запоры и вырваться на свободу. Лучшим, что ему стоило сделать, — это тихо уйти из коровника и закрыть ворота.

Когда он вышел, то был совершенно обескуражен. Он лишь смог понять, что в округе никто не пожелает помочь ему найти эльфа. И, скорее, если бы эльф был найден, это бы не принесло ему ничего хорошего.

Он вскарабкался на широкую изгородь, огораживавшую ферму и сплошь заросшую шиповниками и лишайником. Там он сел, чтобы подумать, что с ним будет, если он никогда больше не будет человеком. Когда отец и мать придут домой из церкви, их ждёт сюрприз. Да, сюрприз! Но какой сюрприз! Это быстро разлетится по всей стране, и люди сползутся сюда из Восточного Веммингхога, и из Торпа, и из Скерупа, чтобы посмотреть на такого урода, как он! Весь Веммингхог заявится бы поглазеть на него! Возможно, отец и мать, смекнут, какая удача им выпала и возьмут его с собой показывать на рынке в Кивике.

Нет, это всё слишком ужасно, чтобы помыслить об этом! Он предпочёл бы, чтобы ни одно человеческое существо никогда больше его не увидело. Он даже не успел уйти в монастырь и навсегда запереться в келье.

Его несчастье было просто ужасно! Никто во всем мире не был так несчастен, как он. Он больше не был человеком — он стал уродом без надежды на спасение!

Мало — помалу он стал понимать, что это значит — больше никогда не быть человеком! Теперь он был отделён от всего на свете! Он больше не мог играть с другими мальчишками, не мог вести хозяйство, ходить в церковь, будь она неладна, как ходят его родители; и, конечно, ни одна девушка даже не подумала бы выйти за такого замуж!

Он сидел и тупо смотрел на свой дом. Это был маленький бревенчатый домик, который торчал на косогоре так, словно его придавило к земле каблуком Провидения, дом под высокой покатой крышей. Надворные постройки тоже были маленькими и приземистыми, а криво нарезанные куски земли такими узкими, что лошадь едва могла развернуться на них. Но каким бы маленьким и бедным ни было их имение, сейчас и оно оказалось слишком роскошным для него местом. Теперь н не мог и мечтать о лучшем месте, чем дыра под полом конюшни…

А вокруг царила удивительно классная погода! Всё распускалось, пахло, щебетало, небо светлело и по нему пробегала нежная розовая рябь, и оно, казалось, бормотало — так было повсюду вкруг него. Чем он заслужил, чтобы быть раздавленным судьбой такой невыносимо тяжёлой печалью! Он никогда больше ничему не сможет радоваться! Никогда и ничему!

Никогда ещё небо не было таким голубым, как сегодня! Во всяком случае, такого голубого неба он не видел! Перелетные птицы летели по небу, возвращаясь из дальних странствий. Они летели из чужих земель и уже переправились через Восточное море через Смигахук, а теперь направлялись на Север. Они были самых разных видов, но он был знаком только с дикими гусями, которые летели косяками двумя длинными рядами, сходившимися под углом.

Мимо уже пролетело несколько стай диких гусей. Они летели очень высоко, и всё же он мог слышать, как они кричали:

— К холмам! Болота — вдали! Теперь мы отправляемся в горы!

Когда дикие гуси увидели ручных гусей, которые разгуливали по ферме, они приспустились пониже к земле и позвали:

— Эй, вы, толстяки и толстухи! Идите сюда! Летим скорее с нами! Мы отправляемся на Север, в горы!

Ручные гуси не смогли устоять перед искушением поднять головы и прислушаться, но они отвечали диким гусям очень разумно: «Нам довольно хорошо там, где мы находимся. Нам хорошо и здесь! Нам хорошо там, где мы сейчас находимся! Что ни говорите, нас и здесь хорошо кормят! А вам флаг в руки, летите, куда хотите! Вольному — воля!

Это был, как мы уже говорили, необычайно чудесный, солнечный день, с воздухом, в котором, должно быть, летать было настоящим наслаждением, такой он был легкий и бодрящий. И с каждой новой пролетавшей мимо стаей диких гусей ручные гуси становились всё более и более борзыми и наглыми. Пару раз они взмахнули крыльями, как будто им не терпелось скорее взлететь. Но тогда старая матушка-гусыня всегда говорила им:

— Э-гей! Не будьте глупцами! Этим идиотам ещё придется страдать от голода и холода!

Жил-был молодой гусак, которого дикие гуси воспламенили страстью к приключениям.

— Если появится хоть ещё одна стая, которая летит таким путём, я последую за ними! — прокрякал он.

Затем появилась новая стая, которая закричала так же, как и остальные, и молодой гусак ответил:

— Подожди минутку! Подождите минутку! Я иду! Я с вами!

Он расправил крылья и поднялся в воздух; но он был так не приспособлен к полётам, что снова упал на землю.

Во всяком случае, дикие гуси, должно быть, услышали его зов, потому что они развернулись и медленно полетели обратно, чтобы посмотреть, не догоняет ли он их.

— Погодите, погодите! — закричал он и ещё раз попытался взлететь.

Всё это злой мальчишка слышал, лежа на изгороди.

— Было бы очень жаль, — подумал он, — если бы большой гусак сбежал. Для отца и матери было бы большой потерей, если бы он исчез к тому времени, когда они вернутся домой из церкви!

Когда он подумал об этом, то у него как ни странно совершенно вылетело из головы, что сейчас он совсем маленький и беспомощный. Он одним прыжком спрыгнул прямо в гусиную стаю и обвил шею гусака руками.

— О, нет! На этот раз вы не улетите без меня, сэр! — крикнул он.

Но как раз в это время гусак обдумывал, как ему следует приступить к делу, чтобы наконец оторваться от земли. Он уже не мог останавиться, чтобы стряхнуть дерзкого мальчишку со своей шеи, поэтому пришлось подниматься в воздух вместе с ним.

Они понеслись в высоту так быстро, что у мальчика перехватило дух. Прежде чем он успел подумать, что ему следует ослабить хватку на шее гусака, он оказался так высоко, что был бы убит мгновенно, если бы свалился и упал на землю.

Единственное, что он мог сделать, чтобы устроиться немного поудобнее, — это попытаться забраться гусаку на спину. И там он немедленно очутился, но не без значительных усилий. И даже это было нелёгким делом — надежно удержаться на скользкой спине, между двумя раскачивающимися крыльями. Ему пришлось глубоко зарыться обеими руками в перья и пух, и что было сил держаться за них, чтобы не свалиться на землю.