Скверное дело

Селим Ялкут, 2019

Остросюжетный роман Селима Ялкута «Скверное дело» – актуальный детектив в реалиях современной российской действительности и в тесной взаимосвязи с историческим прошлым – падением Византийской империи. Внимание к деталям, иронический язык повествования, тщательно прописана любовная интрига.

Глава 9

Я вам скажу, — Говорил Балабуев Плахову, осматривая скромный музейный кабинетик, — это не наш метод. Как осмотр места происшествия — не годится, как следственный эксперимент тоже, обыскивать вообще глупо — сколько времени прошло, да и ордер не дадут (какие основания?), и, вообще, если подумать, что я делаю у вас, непонятно. В принципе, если бы у нас не сложились отношения (а они ведь сложились), вы свободно могли бы попросить меня уйти. И я бы исчез, растворился, как белый парус за горизонтом. Но я вам скажу, Алексей Григорьевич, затянулся узелок, и пока мы с вами его не распутаем, это нам обоим, как сейчас говорят, сплошной геморрой-с. Знакомы? Нет? Счастливый человек. — Балабуев вздохнул и продолжал. — Но и для вас могут сложиться проблемы, хоть и в другом месте. Подписку о невыезде я с вас хоть сейчас могу взять. И ограничить вашу свободу передвижения. А что делать? Вот у меня, где сидит… — Балабуев постучал себя по затылку. — Может, возразить хотите?

— Не хочу.

— И правильно. Как должностное лицо я, конечно, спокоен и беспристрастен, какие могут быть претензии, а, как человек, я на вас в обиде. Вы этот геморрой запустили, а теперь — доктор помогите? А я кто? Живой индивид Начальство на меня наседает. Не знаете, кстати, почему? Что за повышенный интерес? Вы не представляете, сколько таких, как ваш Кульбитин, находят. И никто особо не парится. А тут, буквально, на ушах выстроились и стоим, такой шум. Иностранцев вокруг понатыкали, как ржавых гвоздей в доске. И все они с вашим Павлом Николаевичем в дружбе и согласии. Иностранец теперь нам друг, товарищ и брат. У нас ведь крайности. То через проволоку общаемся, то целоваться лезем, куда покажут. А они ведь тоже люди со своим интересом. Ваш подчиненный с ними дела вел. Кто в этом может разобраться, как не вы? Кто мне станет помогать? Раньше, как говорили. Дети — лучшие друзья чекистов. А вы — взрослый дядя, тем более должны понимать.

— Ну, знаете. — Запротестовал Плахов. — С моей стороны — максимальное содействие. Мы ведь не просто человека, прекрасного специалиста потеряли.

— Вот именно. Специалиста. — Подхватил Валабуев. — Ну, и чем он таким отличился, чтобы по голове кирпичом вознаграждение получить. Вот, знаем мы, он экспертизу заказывал.

— Первый раз слышу. Мы пока материал по экспедициям не разберем, никаких экспертиз.

— И по журналу можете проверить? Ведется у вас регистрация?

Пока Плахов доставал журнал, перелистывал страницы, Валабуев осматривался. — Чей это портрет. (Вообще то портретов было два.)

— Вот тот — Успенский Федор Иванович — крупнейшая фигура по истории Византии. В России и в мире. Вы Историю Византийской империи в руках держали?

— Не доводилось. — Скромно отвечал Валабуев. — А второй кто? В черной шапочке.

— Академик Борисов Владимир Алексеевич. Основатель нашего музея. Продолжатель дела Федора Ивановича.

— Смотри, как бородку подстриг. Клинышком. Старинная наука.

— Товарищ Сталин так не считал.

— Кто, извините?

— Сталин. Иосиф Виссарионович. Вызвал Владимира Алексеевича из ссылки, тот преподавал историю в Томском университете, и распорядился обновить исследования по истории Византии. При своей личной поддержке. Тогда и нас организовали. А было это в 1943 году.

— Во время войны?

— Вот именно. Потому, никакая она не старинная. Турки цацкались с нейтралитетом. Выжидали, кто кого. Только бы рыпнулись, мы бы им хвост защемили, припомнили и Константинополь, и проливы.

— Ого, игра шла. А я и не знал. Тут, оказывается, серьезная политика. Что же это вы? Нужно уважить товарища Генералиссимуса. По справедливости.

— Не положено в государственном учреждении. А разрешат, вывесим. Вот этот журнал. Как видите, никаких записей. С мая месяца.

— А разрешение вы должны давать?

— Нет. Он сам.

— Непорядок. Потому и слал под номерами. А какой результат, не знаете?

— Я вам сказал, под номерами.

— Алексей Григорьевич, разве я не понимаю. Под номерами. А вы все равно возьмите. Номер X в сравнении с номером У.

— Не совпадают.

— Что не совпадают?

— Номер X с номером У.

— Вот видите. А что это нам дает?

— Ничего.

— Ничего — это тоже ответ. Пусть полежат… Кстати, был у вас этот Картошкин? Недавно только ушел? Что вы ему такое рассказывали, если не секрет?

— Про конференцию. Историю вопроса, если хотите.

— Так, может, вы и меня просветите. В общих чертах.

— Вот именно, в общих. Мы ведь многими проблемами занимаемся. А тут сошлось на Византии. Мы участвуем по программе ЮНЕСКО. Раскопки ведутся в Турции, в Греции, в Балканских странах. У нас ценные архивы сохранились. На раскопки приглашают регулярно. Грант дали. Так что интересы совпадают. И научные, и материальные.

— И что вы там накопали?

— С Константина все началось и на Константине закончилось. Спустя тысячу лет с хвостиком. Первый Константин — христианский император. Под влиянием своей матери Елены принял христианство. Лег спать, ему крест приснился. Проснулся, встал, и, осененный этим видением, победил.

— Нам бы так. А то снится, черт знает что. Знаете что, давайте с конца, иначе мы в это тысячелетие не скоро уложимся.

— То, что Константинополь взяли турки в 1453 году, вы, наверно, знаете. При этом погиб последний византийский император Константин XI Палеолог. Погиб с оружием в руках, защищая город. Редкий для нашего времени случай. Не сбежал, хоть ему предлагали. Съехал бы себе за границу, деньги в Венецию заранее перевел, там ведь уже банки были, чем не Швейцария с Кипром и Америкой, да и жил спокойно. Шансов на победу практически не было. Всего их было семь тысяч — защитников города. Пять — самих византийцев, и около двух тысяч прислали Генуя и Венеция. Притом, те были не в ладах друг с другом. А генуэзцы, которые по соседству с Константинополем жили в Гелате, через залив Золотой Рог, те вообще, туркам подыгрывали. У турок только регулярного войска было за двести тысяч. Ну и всех прочих, желающих поживиться, столько же. Вот и считайте. Правда, стены у города высокие, и дрались люди замечательно. На море и на суше. Притом, что у турок была сильная артиллерия, которая палила непрерывно. Чего только они не делали: и подкопы под стены вели, и флот по суше перетащили в залив Золотой Рог, чтобы сжать кольцо блокады. Два месяца осада шла, несколько штурмов выдержали. Все призывы султана к сдаче города отклонили, а султан (Мехмед II) обещал сохранность жизни и имущества. Не сдались. И судьба решающего штурма висела на волоске. Запаниковали генуэзцы, когда ранили их командира Джустиниано. Но и тогда положение можно было спасти. Окончательно решила дело трагическая случайность. Стены длинные, защищать почти некому. Калитку в стене забыли закрыть, через которую византийцы делали вылазки. Турки случайно ее обнаружили, проникли в город и зашли с тыла. Константин с верными людьми бился до последнего. Его тело среди горы трупов опознали по сапогам с императорскими вензелями.

— Достойная смерть.

— Это точно. Мехмед, когда взял город, увидел золото и прочее добро, поразился, как же так с такими деньгами и не устояли.

— Всюду крайности. — Вздохнул Валабуев. — У нас в мирное время страну ободрали, как липку, а там в войну не смогли воспользоваться.

— И там не просто. Общество классовое. Феодальная аристократия, ростовщики, банкиры — как пиявки. Потому город зачах еще до нашествия. Свои его же и погубили. Кто станет ремесленником и земледельцем трудиться, если все приобретенное достанется другим?

— Вы меня не агитируйте.

— Это не я. Это — цитата. Алексей Макремволит дословно — византийский деятель той поры. Кто станет?., ну, и так далее… Корыстолюбие разложило империю еще до всяких турок. А Мехмед проявил уважение, поцеловал отрубленную голову императора, водрузил ее на местном форуме в честь победы, потом забальзамировал, приказал обложить золотом и серебром, возил и показывал по всему мусульманскому миру. А тело исчезло, по преданию, похитили его оставшиеся в живых ромеи и захоронили с подобающими почестями, а место этого захоронения неизвестно.

— Ромеи — кто это?

— Византийцы так себя называли, греки по происхождению.

— Сильная история.

— А если я скажу, Россия имеет права на Константинополь?

— Очень удивлюсь.

— Представьте себе. Детей у погибшего императора не было. Племянников разнесло по свету: в Венецию, в Рим к Папе, в самом Константинополе один оставался при султане. Тому, правда, не повезло. Султан его к себе в гарем определил служителем. Но перед этим, сами понимаете, что со служителями в таких местах делают…

— Что, действительно?

— Вот именно. Единственно, кто, говоря по нашему, сделал карьеру, внучатая племянница. Там она Зоей была, а у нас известна как Софья Палеолог. Фамилию родовую сохранила. Стала женой Ивана III. Трон византийских императоров у нас хранится, если сейчас не украли. Сами понимаете. И герб наш с двуглавым орлом оттуда. Одна голова в Европу, другая в Азию. И сам Иван III от константинопольского владычества не отказывался. Европа признавала, и Папа Римский. Об Америке тогда ничего известно не было.

— С теми только держись. Ну, хорошо, а теперь что делать? Сталин думал на этот счет, но разве он ответит.

— Сейчас это уже историческая наука. Не такая древняя, как вы думаете. Потому ездят, изучают. У тех же американцев специальный институт есть. Истории Византии. Мало ли что. А теперь, чтобы быть ближе к теме. В Византийской империи было много ересей. Империя стояла между Востоком и Западом. Тут вам и манихеи, и ариане.

— Кто такие?

— Бога по разному толковали, проблему добра и зла. Но сейчас не в этом суть. Если захотите, разберетесь. Вам манихеи должны быть ближе. По профессии. Они считали, зло правит миром.

— Прямо, как наш криминалитет. Неправильно вы нас понимаете, Алексей Григорьевич. Вы сейчас рассказ окончите, домой пойдете, мороженое по дороге купите. Не любите? Ну, ладно, это я так. Потом в командировку соберетесь, если деньги дадут. А я, как видите, сижу на месте и голову ломаю, чтобы ваши интересы оградить. Вот, благодаря вам, услышал интересный рассказ. И на том спасибо. У нас практика, а история дело прошлое.

— Константин даже Унию принял. Вернее, до него приняли. Он ведь всего четыре года правил, не успел развернуться. История времени не дала. А по поводу Унии страсти кипели.

— Это как?

— Уния? Согласились признать верховенство Папы. Но обряд оставили свой, византийский с тем, чтобы богослужение вести на греческом языке. Греко-католики по нашему. Между прочим, там и москвич постарался. Бывший митрополит Исидор, агитировал за Папу. Его в Москве за это в тюрьму заключили, он бежал, добрался до Рима. Папа его направил в Константинополь к Константину. Тот принял, надеялся, что Папа помощь пришлет. Папа обманул, а Исидор, нужно отметить, бился храбро, до конца, потом с каким-то дураком поменялся. Одежда, доспехи, тот и польстился. Ему турки сгоряча секир башка сделали, а Исидор спасся, плен прошел. Дрались все вместе, и католики, и униаты, и православные, но не устояли. А раскол был еще до того, как Унию приняли, часть раскольников на Русь ушла. Из рукописей это известно, кое-что сохранилось. Теперь они, сами понимаете, дорогого стоят. Потому и ездим, мы к ним, они к нам.

— Вы, извините, тоже собирались?

— Собираюсь.

— А теперь посудите сами. — Рассудительно заговорил Валабуев. — Что мне прикажете делать. Начальство меня спрашивает, как, Балабуев, продвигается расследование? А я отвечу. Главный свидетель отбыл в теплые края и никакой возможности достать его оттуда не предвидится. А ты, Балабуев, знал? Знал… Что со мной после этого будет? И с вами, Алексей Григорьевич. Если мы до правды не докопаемся, то вы здесь не усидите, а я у себя не сохранюсь. Без документов в нашей работе нельзя, потому я вас повесткой к себе приглашу. А вы сами решайте. Или вы нам расписку даете, что из города ни ногой. Или, что обязуетесь сотрудничать для выполнения общего дела. Вместе будем расхлебывать.

— Я должен подумать. — Сухо отвечал Плахов.

— Конечно, подумайте. Сутки у вас есть.