В поисках прошлогоднего снега

Светлана Мосова, 2018

Когда от одной женщины ушёл муж (огретый любовью к другой женщине), она взяла детей, три корзины и поехала в лес. И там собирала чернику – собирала, собирала. Без остановки. А потом варила варенье. Варила, варила. День и ночь. Не имея мочи остановиться. …С тех пор кошмар человеческого страдания мне видится именно таким: море ягод, и женщина варит варенье… Через четыре дня муж вернулся. И варенье сгодилось. И они его ели, ели, ели…

«Если б не было тебя…»

Елене Плугатыревой

— Мы все как-то склонны переоценивать роль искусства, — с досадой сказал однажды (во дни сомнений, во дни тягостных раздумий) один знаменитый режиссер. — «Искусство влияет на людей…» Да ни на кого оно не влияет — что мы там о себе возомнили!..

Ну не скажите, маэстро. Еще как влияет. Фатально влияет. Ну просто ужасно влияет!..

Природа состоит из кривых линий, из несовершенств — из толстых щиколоток, коротких ног, больших носов (в массе). Нет, попадаются, конечно, и тонкие носы, но не в массе, не в одном месте, тут единство времени и места не срабатывает, природа не собирает в одну кучу все достоинства разом — это под силу лишь плохому режиссеру, согнавшему на съемочную площадку длинноногих большеглазых газелей и заставившему впоследствии Юру грезить в кинозале о таком вот райском месте, где он, Юра (состоящий, кстати, из кривых и не совсем совершенных линий), будет стоять в центре, а на него с восхищением будут смотреть немыслимые красавицы, водопадом летящие по ступеням…

Юра объездил много стран (тот фильм был иностранный), но такого райского места так и не нашел. Хотя честно искал, потратив на это жизнь. Но везде были толстые, худые, кривые (все живое — кривое, Юра!) — большое разнообразие в природе наблюдал Юра, не уставая удивляться и печалиться этому разнообразию. Нет, попадались, конечно, отдельные особи, но — не водопадом, подчеркиваем, не косяком, и летели они не к Юре.

Собственно, это рассказ о пагубном воздействии искусства на людей. Рассказ короткий, как наша жизнь, и бесконечный, как жизнь искусства (зри классику).

В юности Вера была без памяти влюблена в Гойко Митича. Вариант глухой, конечно, потому что этому главному индейцу стран Варшавского договора, этому ходячему идеалу мужской красоты, этому кумиру миллионов только Веры и не хватало.

А оказалось, что не хватало.

Но по порядку.

Значит, Вера была влюблена. Страстно. Безумно. Серьезная девушка, прекрасный специалист, и вот такая напасть.

О любви Веры знали все. Настолько все, что однажды об этом узнал и сам Гойко Митич.

Кинозвезда как раз совершала кругосветное путешествие на корабле, на котором волею судеб оказался и сослуживец Веры, такое вот киношное стечение обстоятельств.

Значит, плыл себе сослуживец, и вдруг глядь — Чингачгук Большой Змей на палубе стоит! Собственной персоной. Случай упускать нельзя, решил коллега Веры, другого может и не быть.

Ну, подошел, разговорились (на неважном английском). И коллега через пень-колоду поведал главному индейцу всех времен и народов историю Вериной любви…

Рассказ произвел на звезду сильнейшее впечатление — какая-то девушка из далекого Ленинграда, красавица (коллега Веры настаивал!) — и безнадежно в него влюблена!

В общем, Чингачгук так проникся услышанным, что написал Вере письмо и даже пригласил ее к себе в гости. И расторопный сослуживец сыграл роль почтового голубя, принеся это письмо Вере в клюве.

Но было поздно.

То есть пока сослуживец улаживал ее личные дела, причем так успешно, Вера…

Вера уже любила другого — Джо Дассена. (А вот не надо смеяться!)

То есть вот эту мужественность, это благородство воина, этот честный волевой взгляд и эти серьезные мышцы (которые, по правде говоря, нравятся больше самим мужчинам, нежели женщинам!) — всю эту роскошь затмила собой французская субтильность, рефлексия, кучерявая голова и изящный французский торс. Короче, мужчина в белом. Ну и голос, конечно. О, этот голос. «Если б не было тебя…» А эта улыбка!..

И Вера влюбилась.

Хоть посылай опять этого почтового голубя (сослуживца, в смысле) в новое кругосветное путешествие в поисках счастья девы!..

Но надо сказать, что никто не одобрил такого поворота в сюжете, такого легкомыслия в чувствах: вот оно, счастье, Вера, вот она, встреча, ты что?! Вера?! (Нет, ну ненормальная, да?) Сам Гойко Митич жаждет с ней встречи, а Вера!..

Нет, отныне и навсегда только Джо Дассен.

Но и с Джо Дассеном у Веры тоже не сложилось.

— Не успела, не успела… — печально повторяла Вера, как будто бы успей она, изловчись, смоги — перелезть через тот проклятый железный занавес — и он остался бы жив!

Ну а кто его знает?

Все эти дивные рассказы о Вериной любви Марина рассказывает посреди толкотни и шума в метро, сидя на скамейке где-то в переходе между развилкой поездов на Сенную и Василеостровскую.

О Марине. На ее новом берете два игривых помпона (почему-то кажется, что в таком берете Марина мечтала пойти в первый класс), две кошелки со снедью и редакционными рукописями, которые не горят (да что б они сгорели!) — в общем, две тети после работы присели на скамью, и их затянуло в воронку воспоминаний.

— А ты знаешь, что предки Джо Дассена были из Одессы?!

— И не у него одного. А предки Робера Оссейна, Дугласа!..

— Разве они тоже из Одессы?..

— Какая разница!

Замолкаем, вдруг свалившись в бездну с обрыва мысли: боже мой, это же наши одесские мальчики! И какие мальчики!.. Наши девочки могли их встретить на одесском пляже, куда мотались на каникулах в юности, на каком-нибудь Ланжероне, где «у моря, у синего моря…».

В общем, две уже сильно повзрослевшие девушки сидят в метро и вспоминают время, когда их мальчики косили под героев Ремарка и Хэма, а девочки — под героинь: странные, непонятные, сложные… Сложные мужчины, сложные женщины. Контуженные искусством. И сколько муки было выпито зря!..

С тех пор отвращение и к тем и к другим.

–…Нет, ну как это можно. Ну кто ж не любил Джо Дассена!.. Кто ж не грезил, слушая его «Если б не было тебя…», что он поет именно о ней!.. Но всю жизнь любить мечту, эфир, воздух? Еще пошлее — артиста. Надуманная жизнь.

— Ну не скажи, — говорит Марина. — Да я сама, если хочешь знать, вышла замуж за Цибульского.

— За какого Цибульского?..

— Володька в юности был вылитый Збигнев Цибульский: такой же фейс, очки, прическа ежик и эти ботинки на микропоре, помнишь? Каждый раз из всех командировок я везла ему эти чертовы американские боты!..

И тут, видимо, наступил момент истины.

— Честно говоря, если вдуматься, то и я вышла замуж за мистера Дарси… Мистера Дарси, гордого и предубежденного. А до этого страстно любила графа Альберта Рудольштадта.

— Ну вот видишь. А ты говоришь.

Ну так о Вере.

Марина встретила ее много лет спустя, шагая по улице со своим пятилетним внуком Митей, — и, увидев Митю, Вера остолбенела. Остолбенела, пришла в себя (или не пришла) и закричала:

— Это же Джо Дассен!

Митя улыбнулся тете.

И эта улыбка доконала Веру.

— Это его душа!..

И Вера сказала Мите:

— Ты — Джо. Тебя зовут Джо.

И тут же последовал контрольный вопрос:

— Как тебя зовут?

— Джо, — ответил Вере восприимчивый мальчик.

И был даже такой эпизод на даче. Митя мирно возился в песочнице, когда откуда-то, из соседнего окна, с пластинки или из радиоприемника, вдруг поплыл, обволакивая душу нежным туманом, этот голос: «Если б не было тебя…»

Митя поднял голову, прислушался и спросил Марину:

— Это я пою?

«Следующая станция…»

— Ну, пора! — спохватывается Марина. — А то пан Цибульский и мистер Дарси зададут нам трепку за неготовый ужин.

И мы разбегаемся по домам, Марина — на Сенную, я — на Васильевский, унося с собой историю Веры и эту безумную мысль: а вот если представить, что они встретились?..

— Кто?

Ну Юра и Вера, эти два мечтателя, два очарованных странника… То кто его знает?..

Но они не встретились. Тут единство времени и места не срабатывает, тут надо звать на помощь того плохого режиссера.

А Вера замуж так и не вышла. По простой причине — «Если б не было тебя…». Но он ведь был!

А вы говорите, искусство не влияет!..

Гойко, кстати, тоже остался одинок.

Следы же Юры затерялись где-то в чужих странах, и неизвестно, ведут ли эти следы к счастью и стоит ли нам идти по этим следам.

А впечатлительный мальчик Митя вырос. Иногда, в праздники, он звонит Вере и говорит:

— Здравствуйте, Вера, это Джо.