Мой любимый враг

Салли Торн, 2016

Что делать, если целый день проводишь в роскошном офисе с человеком, которого от души ненавидишь, и если у тебя даже пароль на компьютере «Умри, Джош, умри»? Люси мила, очаровательна и доброжелательна; она гордится тем, что ее любят все сотрудники издательства. Джош красив, умен, но держится так холодно, что его все боятся. Вынужденные проводить долгие рабочие часы в общем кабинете, Люси и Джош тихо ненавидят друг друга, постоянно устраивают словесные перепалки и стараются во всем превзойти своего соперника. Но когда совершенно невинная поездка в лифте заканчивает страстным поцелуем, Люси начинает по-другому смотреть на своего врага. Она и на работу стала одеваться как на свидание. Может, Джош не испытывает к ней ненависти? Может, и она не так уж ненавидит Джоша? А может, это еще одна игра? Веселая и романтическая история о том, что от ненависти до любви всего один шаг. Впервые на русском языке!

Глава 6

В половине седьмого у меня начинается зуд в коленках.

— Ты не опоздаешь?

— Не твое дело.

Черт побери, уберется когда-нибудь этот Джошуа?! Он провел на работе уже одиннадцать часов и все равно выглядит свежим, как ромашка. Мне уже хочется повалиться на диван вниз лицом.

— Ты разве не говорила, что в семь? Как ты доберешься?

— На такси.

— Я тоже еду туда. И подвезу тебя. Я настаиваю.

Во время этого короткого разговора на лице Джошуа написано, что он от души забавляется. Он ждет меня, чтобы поймать на лжи. Приятно чувствовать, что у меня есть такой туз в рукаве, как Дэнни.

— Отлично! Давай! — Моя ярость по поводу похищения идей для тимбилдинга перегорела, остался лишь пепел. Все постепенно, спиральным вихрем выходит из-под контроля.

Я отправляюсь в дамскую комнату с косметичкой в руке. Мои шаги эхом разносятся по пустому коридору. У меня уже давно не было свиданий. Я слишком занята. Работа, ненависть к Джошуа Темплману и сон занимают все мое время, ни на что другое его не остается.

Джошуа не может поверить, что кто-нибудь добровольно согласится провести время в моем обществе. Для него я всего лишь несносная маленькая мегера. Осторожно рисую кошачьи стрелки. Стираю помаду, пока не остается только слабый налет. Брызгаю духами под лифчик, подмигиваю самой себе и произношу несколько подбадривающих фраз.

В кармашке косметички у меня лежит пара длинных серег. Достаю их и вдеваю в уши. Из офиса на вечеринку, как в статьях из глянцевых журналов. Поправляя бюстгальтер, я выхожу из туалета и наталкиваюсь на Джошуа. У него в руках мои пальто и сумочка. От соприкосновения с его телом меня пробирает дрожь.

Джошуа как-то странно смотрит на меня:

— Зачем ты все это затеяла?

— Ой, спасибо. — Я протягиваю руку, и он вешает на нее мою сумочку. Продолжая держать мое пальто, нажимает на кнопку лифта. — Значит, я увижу твою машину.

Я стараюсь разбавить болтовней тишину. Мысль о том, что мы окажемся одни в тесном пространстве, гораздо больше задевает нервы, чем встреча с Дэнни. Мы с мистером Темплманом хотя бы сидели раньше рядом друг с другом? Сомневаюсь.

— Я давно пыталась ее себе представить. Думала, это «фольксваген-жук». Белый, с пятнами ржавчины, как старичок «херби» из диснеевских мультиков.

— Еще версии? — Джош лениво обнимает мое пальто. Его пальцы теребят обшлаг рукава.

На фоне его тела мое пальто выглядит детским пиджачком. Мне становится жалко это бедное пальтишко. Я протягиваю к нему руку, но Джошуа игнорирует мой жест.

— «Мини-купер» начала тысяча девятьсот восьмидесятых. Зеленый, как Кермит^[4], сиденье не отодвигается назад, так что колени находятся с обеих сторон от руля.

— У тебя довольно живое воображение. Ты ездишь на «хонде-аккорд» две тысячи третьего года. Серебристой. Внутри кавардак. Хронические проблемы с коробкой передач. Если бы это была лошадь, ты бы ее пристрелила.

Двери лифта открываются, и я осторожно ступаю внутрь.

— Ты лучший разоблачитель, чем я. — Я чувствую холодок страха, видя, как большим пальцем Джошуа нажимает на кнопку подземного этажа.

Джошуа смотрит на меня сверху вниз, глаза его темны, взгляд напряженный. Он явно что-то замышляет.

Может, он меня пристукнет там, внизу. Дни мои закончатся в мусорном контейнере. Следователи увидят мои сетчатые колготки, обильный макияж и придут к заключению, что я шлюха. Они пойдут по ложному следу и проверят все неправильные версии. Тем временем Джошуа преспокойно вытравит следы моей ДНК со своих ботинок и приготовит себе сэндвич.

— Глаза серийного убийцы. — Лучше бы мои слова не звучали так испуганно. Джошуа смотрит поверх моего плеча на свое отражение в стенке лифта:

— Я понимаю, что ты имеешь в виду. У тебя самой взгляд возбужденный. — Палец Джошуа зависает и драматически описывает спираль над панелью с кнопками.

— Нет, это у меня взгляд серийного убийцы.

Джошуа делает глубокий вдох и нажимает кнопку аварийной остановки. Лифт вздрагивает и замирает.

— Пожалуйста, не убивай меня. Тут, наверное, есть камера. — Я делаю шаг назад, готовясь обороняться.

— Сомневаюсь.

Он нависает надо мной. Воздевает вверх руки, а я начинаю поднимать свои, чтобы защитить лицо, как будто играю в самом отстойном фильме ужасов, какие люди смотрят в открытых кинотеатрах, не вылезая из своих тачек. Вот оно. Этот парень хочет придушить меня. Он спятил.

Джошуа сгребает меня в охапку, приподнимает и подсаживает на поручень, который я раньше не замечала. Мои руки падают ему на плечи, а платье задирается до самого верха бедер. Когда он опускает взгляд, в его дыхании появляется хрип, словно я вправду его душу.

— Поставь меня вниз. Это не смешно.

Мои ступни бестолково рисуют в воздухе спиральки. Это не первый раз, когда большой ребенок наваливается на меня всем своим весом. Однажды в третьем классе Маркус Дюшей закинул меня на капот машины директора школы и со смехом убежал. Это проклятие маленьких людей. Нам трудно сохранять достоинство в этом мире гигантов.

— Побудь здесь со мной секундочку.

— Да для чего? — Я пытаюсь соскользнуть с поручня, но Джошуа крепко держит меня руками за талию и прижимает к стенке лифта. Я вцепляюсь руками в его плечи и прихожу к компетентному мнению, что у этого парня крепкие мышцы, спрятанные под рубашками в духе Кларка Кента.

— Черт возьми! — Его ключица под моими ладонями похожа на лом. Я говорю единственное, что приходит в голову, но это идиотизм: — Мышцы. Кости.

— Спасибо.

Мы оба тяжело дышим. Для равновесия упираюсь в Джошуа ногой, и его ладонь обхватывает мою икру.

Когда он кладет руку мне на шею и отклоняет назад мою голову, я жду: вот сейчас он начнет душить. В любой момент его теплая длань сожмется, и я начну умирать. Нос к носу. Дышим в лицо друг другу. Один из его пальцев — у меня за мочкой уха, и я вздрагиваю от поглаживания.

— Печенька… — (Нежное слово растворяется в воздухе, и я сглатываю.) — Я не собираюсь убивать тебя. Ты так все драматизируешь.

Потом он мягко прикасается губами к моим губам.

Ни один из нас не закрывает глаз. Мы смотрим друг на друга, как обычно, только с более близкого расстояния. Его радужки обведены темно-синим кружком. Ресницы опускаются, и он глядит на меня с выражением как будто возмущенным.

Слегка прикусывает зубами мою нижнюю губу, по телу ползут мурашки. Соски набухают. Пальцы ног в туфлях поджимаются. Нечаянно я касаюсь его языком, проверяя, нет ли повреждений, хотя губе не больно. Укус был слишком нежный, слишком осторожный. Мой мозг безнадежно силится найти объяснение происходящему, а тело начинает цепляться за Джошуа и устраиваться поудобнее.

Когда он снова склоняется ко мне и начинает водить по моим губам своими, будто уговаривая приоткрыть их, до меня наконец доходит.

Джошуа. Темплман. Целует. Меня.

На несколько секунд я замираю. Кажется, я забыла, как целоваться. Прошло так много времени с той поры, когда это было для меня ежедневным занятием. Судя по всему, Джошуа не удивлен, он объясняет правила губами.

Игра в поцелуи происходит вот так, Печенька. Надави, расслабься, отклонись, вдохни, повтори. Используй руки, чтобы подправить угол. Разминайся, пока не добьешься медленного влажного скольжения. Слышишь, как стучит кровь в ушах? Выживай на маленьких глотках воздуха. Не останавливайся. Даже не думай об этом. Прерывисто вдохни, отстранись, пусть твой партнер ловит тебя губами или зубами, расслабь спину и приготовься к чему-то более глубокому. Более влажному. Почувствуй, как твои нервные окончания с электрическим треском оживают от каждого прикосновения языка. Почувствуй тяжесть между ног.

Цель игры — заниматься этим до конца жизни. Наплюй на человеческую цивилизацию и все ее ограничения. Лифт сейчас — дом. Вот чем мы тут занимаемся.

Только не останавливайся.

Он испытывает меня и чуть-чуть отстраняется. Главнейшее правило нарушено. Притягиваю его рот к своему, сжав руки в кулаки у него на загривке. Я учусь быстро, а он прекрасный учитель.

На вкус Джошуа как мятные драже, которыми он вечно хрустит. Кто жует мяту? Я однажды попробовала и чуть не прожгла язык. Он делает это мне назло, в глазах его мелькает искра веселья, когда я раздраженно фыркаю. В отместку я кусаю его, и он — нет чтобы отпрянуть, льнет ко мне, тело напряжено, и от него ко мне течет тепло через все точки соприкосновения. Наши зубы клацают друг о друга.

Какого черта, что происходит? — беззвучно спрашиваю я поцелуем.

Молчи, Печенька. Я тебя ненавижу.

Если бы мы были киноактеры, то бились бы о стенки лифта, пуговицы разлетались бы по сторонам, сеточка моих колготок оказалась бы порванной в клочья, а туфли свалились бы с ног. Но наш поцелуй декадентский. Мы прислонились к залитой солнцем стене, сонно вылизываем из рожков мороженое и быстро падаем жертвами теплового удара и абсурдных галлюцинаций.

Давай придвигайся ближе, оно тает. Лизни мое, а я лизну твое.

Сила тяжести хватает меня за лодыжку и начинает стаскивать с поручня. Джошуа приподнимает меня, подсунув руку под мои бедра. Наши рты ненадолго расцепились, и я недовольно рычу. Скорее возвращайся, нарушитель правил. Он достаточно умен, чтобы слушаться. В ответ слышится что-то вроде «у-гу». Такой довольный звук вырывается у людей в тот момент, когда они неожиданно обнаруживают что-то приятное, будто говоря самим себе «иначе и быть не могло». Губы Джошуа изгибаются, и я прикасаюсь к его лицу. Впервые он улыбается в моем присутствии, и эта его улыбка прижата к моим губам. Я в восторге откидываю голову назад, и в одну миллисекунду лицо Джошуа снова становится по умолчанию мрачным и серьезным, хотя и пылает краской.

Из переговорного устройства лифта раздается резкое шипение, и мы оба вздрагиваем, когда тоненький голос, кхекнув, произносит:

— У вас там все в порядке?

Мы замираем, как в сценке «Пойманные с поличным». Джошуа реагирует первым, наклоняется и нажимает клавишу голосовой связи:

— Задели кнопку. — Он медленно ставит меня на пол и отходит на несколько шагов назад.

Я опираюсь на поручень локтем, ноги у меня разъезжаются, как на роликах.

— Что это было? — сипло выдыхаю я.

— Подземный этаж, пожалуйста.

— Ладно.

Лифт спускается вниз фута на три, и двери открываются. Если бы он подождал еще полсекунды, этого бы никогда не случилось. Мое пальто комом валяется на полу, Джош поднимает его и отряхивает на удивление заботливо.

— Пошли.

Он выходит не оглядываясь. Серьги зацепились за волосы, спутанные его руками. Ищу выход. Его нет. Двери лифта задвигаются у меня за спиной. Джошуа открывает навороченный черный спортивный автомобиль, и, когда я оказываюсь у дверцы со стороны пассажирского сиденья, мы смотрим друг на друга. Глаза у меня как яичница-глазунья. Джошуа приходится отвернуться, чтобы я не увидела, как он смеется. Я замечаю отражение его белых зубов в боковом зеркале стоящего рядом микроавтобуса.

— О нет же, — протягивает Джошуа, поворачиваясь обратно, и проводит рукой по лицу, стирая с него улыбку. — Я травмировал тебя.

— Что… что…

— Поедем.

Мне хочется умчаться прочь, но ноги не поддерживают эту идею.

— Не думай об этом, — говорит Джошуа.

Я залезаю в машину и почти теряю сознание. Запах хозяина здесь очень интенсивен, прожарен солнцем, заморожен снегом, запечатан и спрессован внутри салона из стекла и металла. Я принюхиваюсь, как профессиональный парфюмер. Верхние ноты — мята, горький кофе и хлопок. Средние — черный перец и сосна. Базовые — кожа и кедр. Кашемировая роскошь. Если так пахнет его машина, вообразите, какой аромат у него в постели. Отличная идея! Представь-ка его кровать.

Джошуа залезает в машину, бросает мое пальто на заднее сиденье, я кошусь на его колени. Вот черт! Отвожу взгляд. Что бы у него там ни было, это впечатляет, так что глаза мои помимо воли скользят обратно.

— Ты обмерла от шока, — говорит он с укором, как школьный учитель.

Я прерывисто дышу, он поворачивается ко мне, глаза ядовито-черные. Поднимает руку, и я вжимаюсь в сиденье. Он хмурится, замирает, потом аккуратно поправляет ближайшую к нему сережку в моем ухе.

— Я думала, ты собираешься убить меня.

— Мне все еще хочется это сделать. — Он дотягивается до второй сережки, внутренняя сторона его запястья достаточно близко, легко можно вцепиться зубами. Джошуа аккуратно распутывает прядь волос, зацепившуюся за сережку, пока не приводит все в порядок. — Так хочется. Ты даже не представляешь.

Он заводит машину, сдает назад и выруливает из гаража, как будто ничего не случилось.

— Нам нужно об этом поговорить. — Голос у меня грубый и как будто грязный.

Пальцы Джошуа обхватывают руль.

— Кажется, момент подходящий.

— Но ты целовал меня. Зачем ты это сделал?

— Мне нужно было проверить теорию, которая созрела у меня некоторое время назад. И ты на самом деле целовала меня в ответ.

Я корчусь на сиденье, впереди загорается красный. Джошуа останавливает машину и окидывает взглядом мои губы и бедра.

— У тебя созрела теория? Больше похоже, что ты пытался смутить меня перед свиданием. — Машины позади сигналят, и я оглядываюсь через плечо. — Трогай.

— А-а, верно, твое свидание. Твое воображаемое фальшивое свидание.

— Оно не воображаемое. Я встречаюсь с Дэнни Флетчером из отдела дизайна.

Выражение шока от удивления на лице Джошуа восхитительно. Я бы хотела, чтобы какой-нибудь живописец запечатлел этот момент в масле и я могла завещать портрет будущим поколениям. Он был бы просто бесценен.

Машины начинают объезжать нас с обеих сторон, гудки блеют и воют. Череда обычных на дороге ругательств выводит Джошуа из ступора.

— Что? — Он наконец замечает зеленый свет и резко дает по газам, потом притормаживает, чтобы не врезаться в машину, которая едет перед нами и сворачивает на боковую дорогу. Джошуа вытирает рот одной рукой. Я никогда еще не видела его таким взволнованным.

— Дэнни Флетчер. Я встречаюсь с ним через десять минут. Вот куда ты меня везешь. Что с тобой?

Несколько кварталов мы проезжаем в молчании. Я упрямо смотрю на свои руки, а думать способна только о его языке у меня во рту. У меня во рту. Прикидываю, что в истории человечества, наверное, было не меньше десяти миллиардов поцелуев в лифтах. Ненавижу, что мы действовали по тому же клише.

— Ты думал, я лгала? — Ну что ж, технически я врала, но только поначалу.

— Я всегда считаю, что ты врешь. — Джошуа сердито ворочает рулем и перестраивается на другую полосу. Над ним собирается зловещая грозовая туча гнева.

Ненавидеть кого-нибудь утомительно. Это факт. Каждый удар пульса в венах приближает меня к смерти. Я трачу эти скоротечные мгновения жизни с человеком, который искренне презирает меня.

Прикрываю веки, чтобы снова вспомнить. Я вся на нервах, взгромождаю коробку на свой стол в только что отремонтированном здании «Б и Г», на десятом этаже. У окна стоит мужчина, он смотрит на вереницы машин. Раннее утро. Он поворачивается, и мы первый раз встречаемся взглядами.

Никогда больше у меня не будет такого поцелуя, как этот, во всю оставшуюся жизнь.

— Мне хотелось бы, чтобы мы могли стать друзьями, — вдруг произношу я громко.

Я так долго держала эти слова в себе, что создается впечатление, будто я метнула гранату. Джош совсем притих, может, он вообще меня не слышал. Но потом он бросает на меня взгляд, полный такого высокомерия, что я чувствую, как внутри у меня болезненно сжимаются все внутренности.

— Мы никогда не будем друзьями. — Он произносит «друзьями», как будто говорит о чем-то презренно-жалком и ничтожном.

Когда Джошуа притормаживает перед входом в бар, я выскакиваю наружу и убегаю, пока машина еще не успела полностью остановиться. Слышу раздраженный оклик. Отмечаю, что он называет меня Люси.

Вижу у стойки бара Дэнни. Между пальцами у него болтается бутылка пива. Провинчиваюсь сквозь толпу и падаю в его объятия. Бедняга Дэнни! Как настоящий джентльмен, он явился заранее, даже не подозревая, с какой сумасшедшей женщиной согласился провести вечер.

— Привет! — Дэнни рад. — Ты это сделала.

— Конечно! — Я выдавливаю из себя робкий смешок. — Мне нужно выпить после такого дня.

Как жокей, оседлываю барный стул. Дэнни делает знак бармену. На большом экране, который висит на стене над баром, машут одинаковые бейсбольные биты. Ощущение губ Джошуа на моих губах не проходит, и я прикасаюсь к ним кончиками пальцев.

— Большой джин с тоником. Самый большой, пожалуйста.

Бармен послушно выполняет заказ. Я выпиваю залпом половину стакана и даже немного проливаю — течет по подбородку. Облизываю уголки рта, продолжая ощущать вкус Джошуа. Дэнни ловит мой взгляд, когда я опускаю стакан.

— Все в порядке? Думаю, тебе стоит рассказать мне, как прошел день.

Я всматриваюсь в него. Дэнни переоделся в темные джинсы и симпатичную клетчатую рубашку с пуговицами. Мне приятно, что он потрудился сходить домой и сменить костюм ради меня.

— Ты хорошо выглядишь, — честно говорю ему я, и в его глазах вспыхивают искорки.

— А ты выглядишь великолепно, — доверительным тоном сообщает Дэнни.

Он опирается локтем на барную стойку, лицо у него открытое и совершенно беззлобное, в нем нет ничего зловещего или устрашающего. В груди у меня пузырятся какие-то странные эмоции.

— Что? — Я вытираю подбородок.

Этот мужчина смотрит на меня без ненависти. Необычно.

— Я не мог сказать тебе этого на работе. Но я всегда считал тебя самой красивой девушкой.

— О, ну… — Вероятно, я краснею до ушей и точно чувствую, как перехватило горло.

— Ты не привыкла к комплиментам.

— Я нечасто их получаю.

Это истинная правда. Дэнни смеется:

— Ну конечно!

— Серьезно. Разве что от мамы с папой по скайпу.

— Ну что ж, придется мне изменить эту ситуацию. Расскажи о себе.

— Я работаю на Хелен, как ты знаешь, — неуверенно начинаю я.

Он кивает, губы его вздрагивают.

— Что еще сказать.

Дэнни улыбается, и я едва не опрокидываюсь назад со своего стула. Я так замкнута, что почти не способна разговаривать с нормальными людьми. Лучше бы мне сейчас лежать дома на диване, завалив голову подушками.

— Да, но мне интересно узнать о тебе. Как ты развлекаешься? Откуда твоя семья?

Лицо у него такое бесхитростное. Он напоминает ребенка, не испорченного этим миром.

— Я, пожалуй, сначала схожу освежусь. А то пришла прямо с работы.

Я заглатываю остаток джина. Вкус отбивает непреходящая мята на моем языке.

Дэнни кивает, и я, как пчела, кратчайшим путем лечу в уборную. Прислоняюсь к стене, не заходя внутрь, достаю салфетку, заткнутую спереди под лифчик, и прижимаю ее к уголкам глаз. Выглядишь великолепно.

Коридор затмевает чья-то тень. Я знаю, что это Джошуа. Даже самым краем глаза я скорее опознаю его фигуру, чем собственную тень. В руках у него пальто, которое я оставила на заднем сиденье в его машине.

Меня вдруг разбирает смех, и я хохочу, пока из глаз не начинают литься слезы, безжалостно размывая макияж.

— Убирайся, — говорю я ему, но он вместо этого подходит ближе. Берет меня за подбородок и вглядывается в мое лицо.

Память о поцелуе облачком парит между нами, и я не могу взглянуть ему в глаза. Помню свой стон, глухо отозвавшийся у него во рту. Какое унижение!

— Не надо. — Я отмахиваюсь от него.

— Ты плачешь.

Обхватываю себя за плечи.

— Нет, я не плачу. Зачем ты здесь?

— Парковка в этом районе — ночной кошмар. Твое пальто.

— Ах, мое пальто. Ну конечно. Что же еще! Я сегодня слишком устала, чтобы биться с тобой. Ты победил. — Он смотрит на меня с недоумением, поэтому я поясняю: — Ты видел меня смеющейся и плачущей. Ты вынудил меня поцеловать тебя, когда мне следовало бы треснуть по твоей наглой физиономии. У тебя выдался хороший день. Иди смотри игру и лопай крендельки.

— Ты думаешь, я борюсь за такие награды? Увидеть тебя плачущей? — Он качает головой. — Это совсем не так.

— Конечно так. А теперь иди, — говорю я более настойчиво.

Он пятится и прислоняется к противоположной стене:

— Почему ты прячешься здесь? Разве не лучше тебе быть там и очаровывать своего поклонника по самое дальше некуда? — Джошуа смотрит в сторону бара и трет руками лицо.

— Мне нужно было собраться. Это не так-то просто, поверь.

— Уверен, у тебя не будет проблем.

В его голосе нет сарказма. Я вытираю слезы и смотрю на салфетку. На ней осталась тушь. Глубоко, прерывисто вздыхаю.

— Ты выглядишь отлично. — Более приятных слов я от него ни разу не слышала.

Начинаю ощупывать рукой стену в поисках портала в другое измерение или по крайней мере двери в дамскую комнату. Все, что угодно, лишь бы скрыться от него. Он зарывается рукой в волосы, лицо искажено от смятения.

— Ладно, я не должен был целовать тебя. Это было чертовски глупо с моей стороны. Если хочешь сообщить кадровикам…

— Тебя это волнует? Не настрочу ли я жалобу в отдел кадров? — Я повышаю голос, так что хозяева бара оборачиваются в нашу сторону. Глубоко вдыхаю и начинаю говорить гораздо тише: — Ты совершенно растоптал меня, я даже не могу справиться с собой, когда мужчина говорит мне, что я прекрасна. — (По лицу Джошуа распространяется уныние.) — Вот почему я плачу. Потому что Дэнни сказал мне, что я прекрасная девушка, а я чуть не упала со стула. Ты разрушил меня.

— Я… — начинает фразу Джошуа, но не может продолжить. — Люси, я…

— Больше ты со мной ничего не можешь сделать. Сегодня ты выиграл.

У него такое лицо, будто я ударила его. Тень Джошуа удаляется по коридору, и вот его нет.

Примечания

4

Лягушка, один из персонажей детской телепередачи «Маппет-шоу».