Смерть ростовщика

Садриддин Айни

Старый скряга и ростовщик из Бухары своей жадностью и хитростью превращается в большого человека, но под маской нищего и жадного мужчины. Он настолько жаден, но богат согласно слухам, что каждый, кто брал у него в долг, то должен был возвращать ему с огромными процентами. В итоге, его характер и порядок деятельности начинает пересекать интересы многих его окружающих, которые решаются разыграть с ним злую шутку.

VIII

По существовавшему в Бухаре обычаю, в начале солнечного года в месяце хамал* устраивались новогодние гуляния в эмирском саду, известном под названием Ширбадан. Помимо обычных харчевен, в которых для гуляющих продавались всевозможные готовые кушанья, открывались ещё и такие, где можно было приготовить плов самим, получив за плату котёл, блюдо и всё необходимое.

* Хамал — первый месяц года по солнечному календарю, с 22 марта по 22 апреля.

Хозяева таких харчевен расставляли легкие шатры, устанавливали перед ними ряд очагов, и за определенную плату предоставляли желающим сварить плов котлы, блюда, припасали дров, а те приносили все необходимые продукты и готовили кушанье по своему вкусу.

Однажды, во время новогодних гуляний, решила приготовить «свой» плов и наша ученическая компания. Нарезав мясо, морковь и лук, товарищи пошли гулять, а я занялся пловом.

Когда сало прокалилось и я уже пережаривал в нём мясо и лук, внезапно появился Кори Ишкамба. После обычных вопросов, нужна ли мне худжра или нет ли ученика, который её ищет, он поинтересовался, с кем я здесь. Я назвал имена нескольких наиболее известных товарищей.

— О, все свои! — сказал он и, отойдя от меня, зашёл в соседнюю харчевню. Поскольку эти харчевни были сооружены из палаток и не имели перегородок, сидящие в одной легко могли наблюдать, что происходит в другой. Там Кори Ишкамба подсел к компании, ожидавшей плова, — плов уже был сварен, но его ещё не подавали.

Между тем я засыпал в котёл рис, дал ему прокипеть и, когда он впитал всю воду, накрыл котёл блюдом, чтобы дать плову упреть. Вернулись мои друзья, расселись в кружок под матерчатым навесом. К этому времени в соседней компании подали плов, и все принялись за него с таким усердием, что никто ни разу не обернулся к нам. Один лишь Кори Ишкамба, отправляя в рот каждую горсть плова, кидал взгляд в нашу строну.

Но вот доспел и наш плов. Я выложил его на блюдо, оставив немного на дне котла хозяину харчевни «за присмотр», и поставил кушанье перед друзьями.

Едва Кори Ишкамба увидел, что я понёс блюдо, он тут же поднялся со своего места, затем снова нагнулся и взял в горсть остаток плова. С его пальцев ещё стекал жир, когда он поспешно зашагал в нашу сторону. Без разговоров, даже не поздоровавшись, подсел к нам и первым протянул руку к блюду.

Среди нас был один юноша, сын торговца, считавшегося в Бухаре богатеем средней руки. Этот юноша, мой давний приятель, был знаком с Кори Ишкамбой и любил перекинуться с ним шуткой.

Когда Кори Ишкамба подсел к нашей компании, он ему сказал:

— Дядюшка Кори, от вас не спасёшься! Куда ни пойдёшь, вы тут как тут, пристанете, как ришта*!

— Сынок, после жатвы я собираю колосья! Как же нам быть, бедня-кам, если не подбирать зёрна? Пусть и нам, неимущим, достанется с гумна богачей, вроде вас, несколько колосьев, — вас не убудет!

— Когда вы угощаетесь пловом у нас дома, говорите, что едите его в счёт «внуков», а что вы скажете о сегодняшнем плове?

— Это уже плов в счёт «правнуков», да буду я жертвой за вас! — сказал Кори. Рот у него был набит, и разобрать слова было почти невозможно.

Больше Кори Ишкамба не произнёс ни слова, не отвечал он на вопросы. Сидел, пригнувшись к блюду и не поднимал головы. Растопыривая пятерню, он забирал плов полной горстью, плотно его уминая, стараясь каждый раз захватить кусок мяса покрупнее. Плов под его руками исчезал с такой же быстротой, с какой в половодье река смывает свои берега. Скоро он проложил в горке риса глубокий ров. Когда он переводил дыхание, зёрнышки риса сыпались изо рта ему на колени, на скатерть и обратно в блюдо.

Увидев это, я перестал есть. Невозможно было смотреть на плов без отвращения. Да и другие протягивали руки к блюду неохотно, брали плов понемногу из-под низу, куда не подали рисинки, падавшие изо рта Кори Ишкамбы.

Иногда плов застревал у него в глотке. Тогда он, не отнимая правой руки от блюда, хватал левой чашку с водой и, отхлебнув, проглатывал пищу.

— Ну, дядюшка Кори, вам бы не худо обзавестись для еды шомполом, — заметил я.

Он усмехнулся, но ничего не ответил: набитый рисом рот не позволял вымолвить и слова.

— Зачем же шомпол? — спросил меня один из товарищей.

— Да чтобы проталкивать пищу через горло и утрамбовывать её в желудке! — ответил я.

— Шомполом для плова ему служит вода! — ответил другой това-рищ.

Наконец Кори Ишкамба разделался и с нашим пловом. Он поднялся, вытер руки об ичиги**, тем самым смазав голенища жиром, и ушёл, ни с кем не попрощавшись.

* Ришта — кожное заболевание, широко распространённое в дореволюционной Бухаре. ** Ичиги — мягкие сапоги из тонкой кожи.

***

Вся наша компания была раздосадована появлением этого неприятного гостя. Больше всех злился я. Потратить столько трудов, приготовить чудесный плов, чтобы потом отказаться его есть и остаться голодным! Другим было не так обидно, они не готовили, к тому же хоть немного поели. Сын богача, который из-за знакомства Кори Ишкамбой чувствовал себя повинным в этой неприятной истории, видимо, понял, что я сержусь на него. Он тихонько поднялся и пошёл к хозяину харчевни. Тот ещё не выбрал из котла плов, оставленный для него. Заплатив за этот плов, приятель положил его на тарелку и поставил передо мной. После всего, что было, аппетит у меня пропал, однако, не желая огорчать друзей, я поел немного. Забота товарища меня растрогала, я успокоился и спросил его уже без всякой обиды:

— Откуда ты знаешь этого прожорливого жука?

— Слишком долго рассказывать, лучше как-нибудь в другой раз!

— Ну ладно, объясни хоть, что значат эти «внуки» и «правнуки». Я уже слышал эти загадочные слова от Кори Ишкамбы. Объясни, и я прощу тебя, а может, и его.

— Разве ты не знаешь! Да ведь он ростовщик. Проценты на деньги, отданные в рост, он называет «детьми» этих денег; проценты на проценты зовёт «внуками»; а проценты на проценты с процентов «правнуками». — И далее пояснил: — Когда кто-нибудь берёт у него деньги в долг, он сдирает с него хорошие проценты, да ещё требует их вперед из занятых у него же денег. Он считает, что это «дети» его денег; пока человек ему должен, ростовщик ходит к нему в дом, ест вместе с ним и считает эту еду «внуками» своих денег. А когда ему доводится, кроме обычного угощения, сорвать со своего должника ещё что-нибудь, — например, съесть дыню, виноград, сласти, — он называет это «правнуками» денег, то есть процентами на проценты с процентов.