Кукла на троне. Том I

Роман Суржиков, 2018

Тиран повержен, война окончена. Мир воцарился в Империи Полари. Столица празднует, двор пирует. Но в чьих руках остались смертоносные Персты Вильгельма? Кто сумел стравить меж собою два сильнейших рода Полари? Кто стоит за кулисами кровавого спектакля… и каким будет следующее действие?

Спутники — 2

Мелоранж и его окрестности (герцогство Литленд)

— Вот дерьмо же, — сплюнул Ней, когда они были далеко от шатра Корта. — Драные хвосты. Гнилое мясо.

Чара не раскрывала рта. И чем больше Ней сквернословил, тем угрюмее она молчала. Странно, ведь это Ней всегда был спокойным и молчаливым, а Чара — вспыльчивой и гневливой.

— Что с тобой неладно? — спросил он.

— А с тобой — ладно? — огрызнулась Чара.

— И со мной неладно. Лысые хвосты — вот что со мной. Но почему ты молчишь?

Тут он сообразил, почему.

— Постой-ка. Ты что же это…

Ней развернул ее к себе и заглянул в глаза:

— Ты решила, мы сделаем то, что хочет Корт?

— А есть выбор?

Ган — это значит путь. Ган — это всадники, что ездят вместе, деля судьбу друг с другом. Ганта — вождь, человек, что указывает путь. Если ганта приказал, спорить — не дело всадника.

Но самое дорогое, что имеет всадник, — это свобода. Всадник идет за вождем, всадник уважает вождя, но всадник — не раб. И если приказ вождя — полное паскудство, то всадник может наплевать на него.

Неймир сказал об этом, Чара ответила:

— Не только в приказе дело. Мы должны ему, а я плачу свои долги.

— Я тоже. Но странно платить долг жизнью не врага, а собрата.

— Мы должны Корту жизнь. Ему и решать, чья нужна.

— Но мы — не наемные убийцы, чтобы идти на грязное дело. Я плачу свои долги в сражениях.

Чара тряхнула головой:

— Так ведь дело и не в долге. За Кортом правда. Моран обезумел от жажды мести и погубит орду.

— Он — хороший полководец. Он выиграл три битвы, а проиграл лишь одну.

— Ней, ты знаешь, о чем я. Моран хочет мстить Литлендам. Все дорогое, что есть у Литлендов, осталось в джунглях. Рано или поздно Моран прикажет идти в джунгли. Там и погибнем, как все прочие, кто туда сунулся.

Ней тяжело вздохнул.

— Чара, я понимаю тебя. И почти во всем согласен. Но не лежит душа к такому! Мерзкое дельце, шакалье. И паскудней всего то, что потом нас убьют. Жили всадниками, а умрем шакалами.

— Не умрем, — сказала лучница. — Многие в орде ненавидят Морана. Если убьем его и выйдем из его шатра живыми, то никакого суда не будет. Слишком многие скажут: «Правильно сделали!»

— Если выйдем. Вот только шатер Морана стерегут две дюжины лучших его всадников. Как пройдем сквозь них?

— Мы с тобой семерых стоим.

— Семерых обычных воинов, но не двух отборных дюжин!

Он видел, что не убедил ее. Если Чара вбила что-то себе в голову, то сложно переспорить. И хуже всего, сам Ней понимал: она почти права. Почти. Но все же, не полностью.

— Сделаем так, — решил Ней. — Сперва поговорим с ним.

— С Мораном?

— Да. Узнаем его планы.

— Он не скажет. Когда это он с простыми всадниками делился!

— Может, не скажет. Тогда убьем его. Может, скажет, и план окажется безумием. Тогда тоже убьем. Но может статься, у Морана найдется хороший, толковый план, который даст шансы на победу. Тогда ты согласишься со мной.

— Вряд ли что-то выйдет. Глупо все это.

Ней посмотрел ей в глаза:

— Чара, я ведь не спрашиваю. Я решил, что поговорю с Мораном. Ты мне не помешаешь.

Он тоже бывал чертовски упрямым. Реже, чем Чара. Но тверже.

Как Ней и ожидал, вокруг шатра Морана Степного Огня несли вахту человек двадцать. Большинство сидели или лежали без дела. Кто чесал языком, кто жевал коренья, кто дремал, кто правил клинок, нашивал бляхи на куртку, чистил ножом под ногтями. Но оружие у всех было наготове. И Ней знал многих из них: всадники с именем, умелые, достойные. Если дело дойдет до драки, мало надежды пробиться сквозь этот отряд. Очень мало. Чара тоже оценила шансы и гордо вскинула подбородок.

А вот в шатре оказалось только четверо. Пара шаванов-телохранителей, ганта Гроза — правая рука Морана, и сам Степной Огонь. Синеглазый вождь был, на взгляд Нея, излишне беспокойным: все время находился в движении, расхаживал туда-сюда, перебирал пальцы на ремне. А если и замирал на минуту, то все равно чувствовалась в нем бурлящая сила — как кипяток под крышкой. Неймир знал по опыту: слишком горячие да ретивые в бою гибнут первыми, а долго живут те, кто знает цену выдержке. Но Моран Степной Огонь нарушал правило: двадцать лет в седле и чертова уйма боев за плечами, а все еще живой. И все такой же бурлящий.

Сейчас Моран шагами мерил шатер и чеканил слова. Ганта Гроза, скрестив руки на груди, слушал приказы.

–…их будет не меньше шестнадцати. У обезьян солдаты сложены в четверки, четверки — в святые дюжины. Поймаешь одного разведчика — знай, что всего их шестнадцать. Возьми всех до единого. Пришлют еще святую дюжину — возьми и ее. Вылови всех поголовно, кто следит за нами. Ни одного обезьяньего глаза на моей орде!

— Да, вождь.

— Выстрой из дозорных кольцо вокруг лагеря. Такой ширины, чтобы попались все, кто вздумает шпионить. Нужно пять миль — делай пять. Нужно десять — делай десять. Не хватит твоих всадников — я дам еще.

— Да, вождь.

— И найди мне птичника.

— Помню, вождь.

— Ступай.

Ганта Гроза кивнул и вышел. Осталось трое: Моран и пара телохранителей. Если мы действительно стоим семерых… и если сделать все быстро и тихо, чтобы не всполошились те, снаружи… Мысли Чары звучали так громко, что Ней ясно их слышал.

Моран Степной Огонь остановился, положил ладони на пояс — будто удерживал себя на месте. Вперил взгляд в Нея:

— Кто такие?

— Неймир и Чара, всадники ганты Корта.

— Неймир и Чара Спутники?

— Да, вождь.

— Вас зовут так потому, что уже пять лет ездите вместе и не расстаетесь?

— Верно, вождь.

— Прежде тебя звали Неймир Оборотень. Ты нанимался в Шиммери, Дарквотере, Мельничьих Землях, и везде считался своим. Ты знал нравы всех земель по правому берегу Холливела, умел говорить, как говорят местные, мог сойти за жителя любого края, кроме северного.

— И сейчас могу.

— А твою спутницу раньше звали Чара Без Страха. Говорят, она родилась с луком в руках и с восьми лет не встречала никого, кто напугал бы ее.

— С семи, — поправил Ней. — Чаре было семь, когда степной волк загрыз под нею лошадь.

— С-семь… — свистяще протянул Моран. — Говорят, вы двое стоите семерых воинов.

— Так говорят.

— И это правда?

— Не мне судить.

Моран сорвался с места, прошагал взад-вперед, кивнул сам себе.

— Семь — мое любимое число. Хорошо. Пошлю семерых разведчиков. Одну тройку, двух поодиночке, и одну пару. Парой будете вы.

— Куда, вождь?

— В самое логово — в Мелоранж.

Степной Огонь полоснул взглядом по лицам Спутников, ища тени страха. Чара и глазом не моргнула. Нея же пугал не Мелоранж, а то, что случится прямо здесь через какую-то минуту.

— Зачем?

— В Мелоранже стоят шиммерийцы со своим принцем Гектором. Они приплыли по морю. От Мелоранжа до моря далеко. Южане оставили корабли в каком-то порту. Выведайте, в каком.

— А зачем это тебе?

Моран моргнул, будто не понял вопроса.

— Повтори-ка.

— Я спросил, вождь, зачем тебе знать, в каком порту корабли шиммерийцев.

Моран подошел так близко, что Ней почувствовал жар от огня в его жилах.

— Ты хочешь услышать мои планы?

— Да, вождь.

— А если я не скажу?

— Тогда, боюсь, тебе понадобится другой разведчик.

Моран замер — руки на поясе. Ней видел, каких усилий стоит ему неподвижность. Как жаждет свободы рука: только отпусти — выстрелит. Дольше живут хладнокровные… Но, кажется, не сегодня.

— Ты уверен в своих словах? — спросил Моран Степной Огонь.

— Уверен, — не без труда ответил Ней.

Чара встала у его плеча:

— Мы не собаки и не северяне.

Моран побарабанил пальцами по поясу… и вдруг рассмеялся.

— Хороши! Ай, хороши! Люблю таких. В вас — душа Запада.

Чара холодно уточнила:

— Ты ответишь нам?

— Да. Слушай же, Чара Без Страха. Слушай, Неймир Оборотень.

Вождь снова принялся рыскать по шатру, словами размеряя шаги.

— Я думаю об одном человеке. Принц Гектор Шиммерийский — наш полувраг. Не так мерзок, как Литленды. Не так свиреп, как северяне, не так хитер, как император. Нам и делить-то с ним нечего: горы стоят между нашей землей и его. Но этот глупец зачем-то сунул нос в чужую войну. Позволил тирану обмануть себя, а может, купить. Назвался нашим врагом легко, будто враждовать с нами — детская шуточка. Я хочу проучить его за глупость.

Моран шаркнул ногой по земле и презрительно скривил губы.

— Воины Гектора — ползуны. Две трети шиммерийского войска — пехота. Южане взяли с собой мало коней, поскольку плыли кораблями. Лиши их кораблей — они станут неповоротливы и жалки, как черви. Сожги флот — и южане будут прикованы к Мелоранжу. А Шиммери — их роскошное золотое королевство — останется без защиты.

Ней протер глаза, будто это помогало понять смысл.

— Вождь, мы пойдем в Шиммери?

Моран хлопнул его по плечу:

— По душе тебе задумка, Неймир Оборотень? Многие шаваны, как ганта Гроза, продают южанам своих пленников. В Шиммери идут корабли с людьми, а обратно везут золото. Это значит, золота у шиммерийцев хватает. Отчего нам не взять его?

— Отличный план, вождь, — выдохнул Ней, чувствуя, как с души падает груз.

— Тогда кончайте артачиться, слушайте задание.

Моран присел и расстелил на земле карту герцогства.

— Умеете читать?

Чара гордо задрала подбородок, как всякий раз, когда чувствовала в чем-нибудь свою ущербность. А Ней кивнул:

— Я умею.

— Смотри. Здесь мы, а вот Мелоранж. Ближайшие к нему гавани — в этих трех городах.

Неймир нашел взглядом морское побережье и три точки с якорьками, подписанные: Мейпл, Колмин, Ливневый Лес. Ближайшим был Мейпл — всего сорок миль от Мелоранжа, но дорога в него шла прямо через степь, то есть, была опасна для шиммерийцев. Ливневый Лес лежал в шестидесяти милях на северо-востоке, укрытый лоскутом джунглей. В джунгли шаваны не полезут — так считают враги.

— Думаю, вождь, они выберут Ливневый Лес.

— Я тоже так думаю. Но духам войны плевать, кто что думает. Нужно знать наверняка. Оденься южанином, а Чару представь своей альтессой. Езжай в Мелоранж, смотри, слушай, говори с людьми. Выведай, в каком порту корабли принца Гектора и долго ли они там простоят, и сколько с ними охраны. Едва узнаешь, ветром лети ко мне.

— Сделаю, вождь.

— Возьми денег, пригодятся, — Моран сунул ему увесистый кошель. — И ступай.

Ней помедлил.

— Позволь еще вопрос.

— Позволю или нет, ты все равно спросишь. А вот ответить ли — дело мое.

— Говорят, у Литлендов есть дочка — наездница по имени Ребекка. Говорят, вождь, твое сердце о ней бьется.

Моран сверкнул глазами:

— А что еще говорят?

— Что она спасла тебе жизнь. Не будь ее, лег бы в пыль вместе с Дамиром Рейсом.

— И кто это говорит?

— Полагаю, ты сам. Ведь из засады у Литлендов вернулся ты один. Кто же еще мог рассказать, как было дело?

— Х-ха. Если я сказал, то можно верить. Так все и было. У шакалов-Литлендов дочь оказалась человеком. А что спросить-то хотел?

— Я слыхал, ты зарекся: без нее не уйдешь от Мелоранжа. Но теперь говоришь, пойдем в Шиммери. Стало быть, в этом слухи ошиблись?

Моран Степной Огонь оскалил зубы:

— Не волнуйся за меня, Неймир. Рано или поздно возьму свое. У Запада долгая память.

* * *

Королевство Шиммери, тонущее в богатстве, всегда было лакомым плодом. Но никогда вожди степей не покушались на него. Тому было три причины. Во-первых, вековые традиции мира меж Западом и Югом, укрепленные обильной торговлей. Во-вторых, внутренние распри между шаванами, мешающие дальнему походу. И, в-третьих, крутые горы на пути. Горы сами по себе не пугали западников, но преодоление их требовало много времени. А если шаваны так надолго покинут родные степи, то не нагрянут ли в это время извечные враги? Не станет ли Запад колонией ненавистных Ориджинов?..

Но сейчас все три помехи устранены. Северные волки заняты войной с тираном и выйдут из нее обескровленными. Шаваны в кои-то веки сплотились под сильной рукой единого вождя. И шиммерийцы сами открыли тропу войне, встав на сторону врагов. Моран Степной Огонь великолепно выбрал время для атаки на южное королевство. Учитывая настрои внутри орды, план Морана удачен вдвойне. Суровая дисциплина злит шаванов, голод разрушает боевой дух, орда вот-вот взбунтуется. Но бескровная победа и богатые трофеи быстро поднимут настроение, всадники вновь полюбят вождя.

Скача на север от лагеря, Неймир думал о том, как хорошо все обернулось. И, думая, то и дело посматривал на спутницу. Чара не выдержала, огрызнулась:

— Да, знаю, ты был прав. Хватит уже!

— Я ничего не говорю.

— Хватит думать, как ты был прав!

— Ладно, не злись.

Но если Чара вздумала позлиться, то сложно отговорить ее.

— Мне все это не по нраву. Гнильем пахнет.

— Что?

— Все! Моран сказал нам план, и ты обрадовался. А почему он ганте Корту не сказал? И остальным шаванам? Пол-орды против него. Сказал бы — все бы мигом успокоились!

— Думаешь, в орде нет шпионов? Скажи Моран всем — узнают и враги.

— А в нас он так уверен, что душу распахнул?

— Так мы же — Спутники! Нас весь Запад знает!

— Ну, конечно! Мы хотели убить Морана, не забыл? Я держала руку на поясе, когда он тебя запугивал. Одно его движенье — проткнула бы насквозь. Так почему он нам доверился?

— Он же не знал, что у нас на уме.

— Мог почувствовать! Неужто мы его обманули?

— Я — Неймир Оборотень, не забывай. Я обману любого.

— Ну, конечно!..

Чара стеганула ни в чем не повинного коня.

— Кончай свирепеть.

— Почему?

Ее вопрос был резонным. Чара любит злиться. Если их убьют в Мелоранже, она лишится этого удовольствия. А если не убьют, то Моран поведет орду в Шиммери, все станет очень хорошо, и поводов для злости не будет. Похоже, сейчас — самое подходящее время.

— Ладно, злись.

— Благодарю за разрешение, мой повелитель!

Она рванула в галоп и оставила Нея за спиной. Он нагнал спутницу, когда над горизонтом уже маячили стерженьки башен.

Мельвилль.

То был торговый городок на развилке путей. Жители оставили его, когда приближалась орда. Однако Моран Степной Огонь провел войско южнее, и лишь несколько фланговых отрядов наведались в Мельвилль. Всадники нахватали кое-каких трофеев — спешно, по верхам, оставив в городе много ценного. Покинутый Мельвилль сделался приманкой для мародеров. Они-то — мародеры из южного войска — и были нужны Спутникам.

Чара с Неем въехали в город на закате. Живыми людьми здесь и не пахло. Дома зияли выбитыми окнами, распахнутыми дверьми. По улицам пестрели осколки посуды, обломки мебели, лохмотья. В опрокинутой бочке шарил серый зверь — не то пес, не то шакал, кто его поймет. Подняв голову, удивленно тявкнул на всадников: мол, что вы тут забыли?

— Вряд ли мы кого встретим, — сказала Чара. — Из города все уже вынесли, что стоило хоть гроша.

— Не все, — ответил Ней. — В городе много вещей, так быстро не вынесешь. А если и все, то не все мародеры об этом знают. Кто-нибудь придет убедиться…

Они выехали на центральную площадь — между разоренным храмом и сожженной ратушей. Огляделись. Грабить своими руками Спутникам давно не приходилось. В орде бытовал такой порядок: после штурма младшие воины и рабы проходились по домам, сгребали все ценности в одну большую кучу, из которой трофеи делились между шаванами. Бывалые же всадники рук не марали, трудились в бою, а не после него.

— Скажи мне, Оборотень, Знаток Нравов: будь ты южным мародером, куда бы пошел?

— Ну… — Ней поскреб щетину. — Сперва, конечно, в церкви и дома богачей. Потом в ратушу. Но это все разграбили еще в первые дни. Тогда пошел бы в кабаки да постоялые дворы. Но и там всюду уже побывали. Так что, пожалуй, просто ехал бы по улице, выбирал не самые разбитые дома.

— Поехали.

Они двинулись от площади по самой широкой дороге. Серый пес-шакал бежал следом, держась на расстоянии.

— Вот этот на что-то похож, — Чара показала трехэтажный дом, который сохранил несколько целых стекол.

Ней оглядел другую сторону улицы. Напротив трехэтажного и чуть впереди стояла неприметная лачуга.

— Наше место, — сказал Ней.

Они спрятали лошадей, отпугнули шакала, чтоб не крутился под ногами, и вошли в лачугу. Здесь была гончарная мастерская: каменный круг на оси, пятна глины, черепки. Полки на стенах зияли пустотой — кто-то смел на пол всю посуду. Из мастерской дверь в кухню. Туда не хотелось заходить, до того смердело протухшей пищей. Поднялись наверх. Весь второй этаж занимала одна комната: скамья, опрокинутый шкаф, большая кровать, детская колыбелька. Это жилище — сырое, грязное, тесное — дышало нищетой и убожеством. А на кровати горкой белели подушки — единственное пятнышко уюта. Какая-то женщина, покидая дом в страхе перед ордой, все же потратила секунду, сложила подушки одну на другую. И мародеры их почему-то не тронули…

— Гнездышко, — бросила Чара.

Часто Ней без труда читал ее мысли. Чара презирала людей, привязанных к жилищу: рабы вещей, пленники в четырех стенах, заложники такого вот убожества. Неймир разделял ее чувства, но мог понять и тех, кто жил в этом доме.

— Скажи, Чара, когда мы захватим Шиммери и поделим трофеи, что ты сделаешь со своей долей?

— Пф! Захочу ли я купить домик с кроваткой и складывать подушки стопочкой? А сам-то как думаешь?

— Дом теплее шатра, а постель мягче земли. Когда-нибудь нам будет столько лет, что это начнет иметь значение.

— Ага. Помню, ты хочешь дожить до старости. Никогда не понимала этой чуши.

Она оборвала неловкий разговор: с жутким скрипом вытащила скамью на середину комнаты. Встала на нее, глянула в окно, убедилась, что хорошо видит вход в богатый дом на той стороне улицы. Воткнула полдюжины стрел в доску скамьи. Перешла к окну, подняла раму. Высунулась, глядя вдоль дороги.

— Никого не видать… Возможно, твоя мечта сбудется: заночуем на подушечках.

Ней смотрел не на дорогу, а на спутницу. Женщина прогнулась вперед, ее ягодицы в кожаных штанах смотрелись так, что про все забудешь.

— У нас, похоже, есть немного времени… — Ней схватил ее за задницу.

Она обернулась с притворным возмущением:

— Ты о чем это мечтаешь?

Он притянул Чару к себе и сунул ладонь ей в штаны.

— Не мечтаю, а делаю.

Она задышала горячо и часто, подалась к Нею, стала расстегивать ремень. Он стянул с нее куртку и сорочку, смял ладонью грудь. Чара лизнула его в губы, укусила… И тут пес-шакал удивленно тявкнул на улице. Мол, а вы-то зачем явились?..

Чара отдернулась. Не тратя времени на одежду, сразу схватила лук, вскочила на скамью. Стоя в глубине комнаты, она оставалась невидима с улицы, но держала под прицелом вход в богатый особняк. Ней поднял меч, понимая, что он вряд ли пригодится. Звуки копыт приближались, и Ней мог различить число. Три всадника двигались по улице. Всего-то.

Наложив стрелу на тетиву, лучница замерла. Сощурились глаза; заиграли, напрягшись, мышцы плеча; ровно вздымалась грудь в такт дыханию — быстрому, но глубокому. Глядя только на Чару, не на врагов, Ней мог сказать, сколько секунд жизни им осталось. Вот она слегка склонила голову, поймав цель. Повела назад локоть. Вдохнула чуть глубже. Сейчас.

Выстрел. Вдох. Выстрел. Вдох. Выстрел.

Первый мародер еще не успел закричать, даже боли еще не почувствовал, когда стрела уже летела в последнего. Все трое свалились одновременно, как по команде. Чара опустила лук.

Сотни раз Ней видел, как она стреляет. Но все же…

— Красиво, — сказал он с чувством.

Чара и бровью не повела — как всякий раз, когда ей было чем гордиться.

Собираясь на дельце, мародеры-южане оделись в мещанское платье. Никаких мундиров, никаких кольчуг, чтобы по возвращении не попасться на глаза какому-нибудь офицеру. Простая южная одежда — именно то, что нужно.

— Тирья тон тирья, — сказал трупам Ней перед тем, как начал раздевать. Они были мародеры, но все же воины.

* * *

Мелоранж походил на три города один в другом. Герцогский замок — первый город, самый крепкий и высокий, но крохотный. Вокруг него второй — дома вельмож, купцов, священников, успешных мастеров, охваченные каменной стеной. Вокруг — третий город: лабиринт лачужек городской бедноты. Этот третий город оборонялся лишь земляным валом да деревянным частоколом, но размеры его впечатляли: понадобился бы не один час, чтобы обскакать по кругу.

Ворота были раскрыты настежь. Странная беспечность, когда орда стоит в неделе пути. А может, в том и дело: Литленды показывают, что не боятся шаванов. Убеждают в своей смелости то ли простых горожан, то ли самих себя. Тьхе.

Подъезжая к воротам, Ней вспомнил Шиммери. Оркаду — город, в котором прослужил три года. Убийственное солнце; искристое море, словно усыпанное алмазами; мраморные дома в узорах; крытые мостики над улицами; двуногих мясистых птиц, запряженных в повозки; водоносов и чистильщиков сапог; уличные сладости и чайные дома; холеных дам под зонтиками… Он сказал стражникам в воротах:

— Тенистого дня вам, уважаемые.

И те не подумали спрашивать, кто он такой. По говору ясно — славный торговец из Шиммери. А вот у Нея возник вопрос:

— Скажите-ка, отчего на ваших копьях черные ленты? Не случилось ли беды?

— Случилась, славный. Великая беда.

И стражник рассказал о смерти владыки Адриана.

— Что думаешь? — спросил Ней у спутницы, ибо подумать было о чем.

— Поделом ему, — ответила Чара.

— Ясно, поделом. А что вытекает из его смерти?

— У нас теперь на одного врага меньше.

— Ага. Но хорошо ли это? С одной стороны, хорошо: владыка больше не поможет Литлендам. Да и тот имперский полк, что остался в Мелоранже, глядишь, и не захочет теперь сражаться. Но с другой стороны, есть риск. Мы шли бить тирана, а теперь он мертв. Шаваны захотят разойтись по домам. Морану еще сложнее будет удержать в руках орду.

Чара скривилась:

— Ты же знаешь, Ней: мне политика — темный лес. Имеем дело — вот и давай его делать. О политике пускай думает Моран.

— А вдруг наше дело уже никому не нужно? Может, теперь, после смерти Адриана, принц Гектор — больше не враг? Или, может, Литленды теперь сами сдадутся?

— Они сдадутся еще быстрее, если сожжем шиммерийский флот. Узнаем, где он, и расскажем Морану. Не морочь меня своей политикой.

Порою Чара слишком простодушна. Мир сложнее, чем ей хочется. Но сейчас она, пожалуй, права.

— Угу… — кивнул Неймир.

Они шли вглубь города, присматриваясь к людям. Смерть владыки потрясла литлендцев. Траурные ленты чернели на большинстве окон, люди горестно опускали глаза, некоторые без стеснения плакали.

— Малые дети, — фыркала Чара.

Но Ней понимал, что их равнодушие вызовет подозрения, потому нацепил на лицо печальную гримасу. Встречаясь взглядом с людьми, сокрушенно качал головой:

— Боги, какая утрата…

Это давало и повод разговориться. Ней начинал с соболезнования, потом невзначай спрашивал о жизни, о городе. Так он узнал, где можно вкусно поесть и недорого заночевать, а также и о том, где квартируются шиммерийские полки. Спутники перекусили в трактире, но комнату пока не брали: вдруг удастся быстро все выведать и до ночи покинуть город? Направились в район, занятый шиммерийцами.

Чара была лучницей, сколько себя помнила, однако никогда не служила в регулярной армии. А вот Нею довелось послужить, и он знал: в любом регулярном войске есть парень, который все обо всем знает. И это — отнюдь не полководец, а главный кладовщик. Какую амуницию выдать, на сколько дней похода готовить припасы, какие отряды оснастить в первую очередь, от кого и какие трофеи принять на склад — по этим черточкам толковый кладовщик узнает о боевых действиях все, что только можно.

Потому Ней, оставив Чаре лошадей и оружие, принял самый беззаботный вид и вошел в расположение шиммерийского полка. Когда часовые остановили его, Ней сказал:

— Любезные воины, я — Ней-Луккум, славный торговец из Оркады. Я очень хотел бы повидать главного кладовщика вашего войска.

Часовые озадачились:

— Стало быть, ты не знаешь имени майора Клай-Колона, но все же хочешь его повидать?

— Совершенно точно.

— Ты даже не знаешь, что должность по-военному зовется не кладовщик, а каптенармус, но все равно хочешь на прием?

Ней виновато развел руками:

— Откуда же торговцу знать военные слова? Спроси я вас, чем кредит отличается от профита, вы бы, небось, тоже стали в тупик. Но каптернаруса Клай-Колона я все же очень хочу повидать, ибо имею к нему выгоднейшее предложение.

— Убирайся, — часовой оттолкнул Нея. — Ничего ты майору не продашь. Торгашей тут столько вертится, что майор приказал: кто придет продавать — сразу гоните.

— Вы ошиблись, славные воины: я пришел покупать. — Он вложил глорию в руку часового. — Продайте мне пять слов о том, где найти майора Клай-Колона.

— Вон в том белом доме, — указал часовой.

Попасть к майору оказалось нелегко. Хотя он и квартировался в доме, указанном часовым, но на месте его не было. Когда вернется? Никто не знает. Важное дело, генерал вызвал, или не генерал, а кто-то еще. Когда-нибудь вернется, жди. Майор вернулся через час, но за это время к нему собралась очередь, и многие в ней были важнее торговца — лейтенанты, капитаны, даже один полковник. Снова пришлось ждать, а когда дождался, каптенармус снова исчез — у него обед. Надолго? Да кто же знает. Господин майор обедают не торопясь, от спешки желудок портится.

По двум причинам Ней терпеть не мог регулярную армию. Первая — низкое жалованье, а вторая — вот это болото: никто ничего не знает и вечно нужно ждать. Но сейчас проволочки были на руку: дали время пройтись, посмотреть, побеседовать с солдатами. Ней увидел больше хаоса и суеты, чем ожидал. Когда войско долго стоит на одном месте, солдаты тупеют от праздности — много играют и пьют, слоняются без толку, ковыряют в носу, приказы выполняют для виду, не для результата. Сейчас же было ровно наоборот: многие суетились, куда-то спешили с беспокойными лицами.

Ней поговорил с одним, вторым, третьим. Понял, в чем дело: солдаты не знали, что их ждет. Готовились к чему-то, не понимая, к чему. Император умер, и все изменилось. Шиммерийцы сражались за Адриана, но Адриана теперь нет, да и орда почти разбита. Принц Гектор хочет отвести армию назад в Шиммери. Герцог Литленд умоляет союзника остаться — боится орды, хоть и раненой. Принц, как подобает шиммерийцу, требует денег, и много. У герцога денег обмаль, потому он ищет аргументов, но пока не нашел.

— Вот и не знаем, чего ждать, — говорили солдаты. — Если вельможи затянут переговоры, то будем и дальше торчать в Мелоранже. Если герцог убедит принца, пойдем добивать орду. Не убедит — сядем в корабли и поплывем домой.

Ней спрашивал невзначай:

— А корабли ждут вас или где-то ходят?

— Да ходят… Накладно такой флот держать у берега. Но, говорят, через недельку-другую куда-то причалят…

— Куда?

— А кто их знает?.. Только принц Гектор, да еще наш каптенармус.

У шиммерийцев хватало своих хлопот, они почти не интересовались личностью Нея. Иногда кто-то спрашивал, и Ней представлялся торговцем из Оркады. Тогда солдаты оживлялись и предлагали ему что-нибудь купить у них. В основном, бесполезный мещанский хлам, украденный где-то: лампадки, зеркальца, кухонные ножи, чашки, краску (якобы, для волос), щипцы (якобы, подкручивать усы). Один предложил сапоги — хорошие, из мягкой кожи, снятые с мертвого шавана. У Нея сильно зудели руки придушить мародера. Другой показал браслеты и цепь — вот их Ней купил, чтобы солиднее выглядеть при встрече с майором.

Наконец, каптенармус соизволил его принять. Майор оказался именно тем человеком, какой и был нужен: влюбленным в деньги. Ней понял это с первого взгляда: заказной мундир в золоте, толстые кольца на пальцах, богато обставленная комната — майор, видать, выбрал лучшую в квартале. Неймир не стал тратить времени, а сразу брякнул на стол горку серебра. Потом, конечно, объяснил, что он, Ней-Луккум, славный торговец из Оркады, что хотел нажиться на войне и преуспел — заработал денег на торговле целебными снадобьями, закупил по дешевке благовоний, что сейчас хранятся в Ливневом Лесу. Теперь перевезет товар в Оркаду и продаст втрое дороже, вот тогда можно считать, что война прошла не зря. Он изложил свою легенду по-южному многословно, пересыпая сладостями да красивостями. И пока Ней говорил, кучка серебра заманчиво блестела на столе, притягивая взгляд майора. Под конец тот не выдержал:

— Что тебе от меня нужно, торговец?

В смысле, что мне сделать, чтобы забрать, наконец, эти деньги?

Ней ответил, что не хочет доверять ценный груз глупым морякам из Литленда. Куда лучше поплыть добрым шиммерийским судном. Но все шиммерийские суда конфисковал для военных нужд принц Гектор. Так не знает ли господин майор, когда вернется южный флот? В Ливневый Лес он причалит, или в другое место? И с кем договориться на счет того, чтобы кораблик взял на борт не только солдат, но и его, Нея, товар? Ведь часть солдат погибла в бою, и место в трюмах, поди, освободилось…

Майор первым делом сгреб монеты в ящик стола. Потом буркнул:

— Да, в Ливневый. Двадцатого января. Со мной договоришься, я ведаю погрузкой. Найди меня в Ливневом и денег еще принеси. Эти — только за сведения, а перевозку оплатишь отдельно.

— Премного благодарю, славный повелитель армейских складов, — поклонился Ней. — Имею еще один маленький вопрос. Я слышал, жадный герцог Литленд жмется, не желает достойно оплатить дружбу его высочества принца Гектора, и переговоры сильно затягиваются. Что, если войско не поспеет в Ливневый Лес к двадцатому января?

— Тогда подождешь.

— Я не о том, господин майор. Я-то подожду, а вот корабли — будут ли они в безопасности? Ведь война идет, все отребье рыщет в поисках наживы: и пираты, и мародеры, и контрабандисты. А флот в гавани — лакомая добыча…

— Две роты стерегут гавань. Успокойся.

— Нижайше вам кланяюсь за столь сладкие моим ушам слова.

— Иди уже, торгаш. Я занят.

Ней ушел, не скрывая улыбки. Две южные роты — ха-ха! Один ганта Корт со своим отрядом разделает их, если нападет внезапно.

Чара, встретив его, не стала расспрашивать — по лицу поняла, что все хорошо. Поговорить лучше позже, не у врага под носом. Сели на коней, двинулись к воротам. Уже вечерело, но еще вдоволь времени, чтобы покинуть Мелоранж и заночевать в степи под Звездою. Чтобы не привлекать внимания, ехали неспешно, глазели по сторонам, как и подобает приезжим в большом городе. Спешились у лавки, купили еды в дорогу. Немного прошлись вдоль торговой улочки, поглядели, что продают ползуны. Одежда ли, посуда, домашняя утварь, женские штучки — все было какое-то пестрое, яркое, напоминало детские игрушки. Ради шутки Ней надел на голову спутницы розовую шляпку с лентами.

— Очень, очень хорошо! Красивая, как девочка!

Продавец захлопал в ладоши и дал Чаре зеркальце. Она негодующе фыркнула и отшвырнула шляпку.

— Ай-ай-ай, нехорошо… Снова стала как мужчина…

Чара позлилась немного, но быстро успокоилась. Встала у посудного лотка, взяла медное блюдо, наполированное до блеска.

— Купи, хозяйка! Всю семью накормишь — детки счастливы, любимый счастлив!

Лучница на полном серьезе принялась разглядывать блюдо, водя по нему пальцем. Что это с нею?..

— Тут вот царапина, — сказала Чара.

— Быть не может! Весь товар сам проверял! Все гладкое, как кожа младенца!

Она отмахнулась от продавца и показала блюдо Нею:

— Гляди-ка. Вот здесь царапина, где палец…

Он увидел, на что указывала Чара. В полированном блюде отражалась улица с прохожими. Старикашка в мещанском сюртуке стоял у одежной лавки и смотрел не на товар, который перебирал руками, а на них, Спутников.

— И вот еще…

Парень на той стороне улицы. Этот искуснее: пялится не прямо, а через отражение в окне. Но тоже явный соглядатай.

— Нам не подходит, — бросил Ней и вернул блюдо.

Как на зло, прыгнуть в седла и ускакать нельзя: улица слишком людна, коней можно только вести под уздцы. Чара поискала глазами какую-нибудь подворотню и постучала пальцами по поясу, на котором висел нож. Ней мотнул головой в знак запрета.

Пошли вдоль улицы. Он зашептал спутнице на ухо:

— Убивать нельзя. Поймут, что мы — разведчики.

— И что? Ускачем, нас не догонят.

— Я спрашивал о кораблях, мне сказали: Ливневый Лес. Если узнают, кто мы такие, сменят гавань.

— Лысый хвост! Что тогда делать?

— Я назвался торговцем, сказал: мой товар на складе в Ливневом Лесу. Спокойно уедем отсюда в сторону Ливневого. Шпионы доложат об этом хозяевам, подозрений не возникнет.

— Тогда не спеша к воротам?

— Нет. Вечер уже. Торговец и женщина на ночь глядя едут в степь — это странно. Лучше заночуем в гостинице, как обычные мещане. Утром поедем.

— Хм… Ладно.

Не торопясь, прошли улицу до конца, сели на лошадей, но двинули не рысью, а шагом. Спросили дорогу до хорошей гостиницы, поехали по указке. Сняли комнату — не лучшую, но и не дешевую, а достойную южного купца. Сытно поужинали, выпили, поболтали с людьми. Ней говорил с южным акцентом и не вызывал подозрений. Чара говором, цветом кожи, формой глаз походила на шаванку, но и это никого не удивляло. Покупная альтесса, что тут такого? Обычное дело для Шиммери. Кто-то из мужиков, подвыпив, даже стал выспрашивать у Нея, какова Чара в постели и где можно приобрести такую.

Старик-соглядатай разок забрел в таверну, для виду поклянчил выпивки, нашел взглядом Спутников. Убедившись, что они сидят-пьют, никуда не собираются, вышел на улицу. Позже Ней выглянул в окно и заметил его поодаль. Второй шпион, наверное, стерег задний выход. Значит, точно ночевать в гостинице. Среди ночи никто, кроме воина, не выедет в степь.

В комнате легли на мягкую перину, положив под головы подушки в белых наволочках. Привычная к твердой земле Чара все не могла уснуть, ворочалась, ругалась шепотом. А Ней спал сладко, как никогда: казалось, только закрыл глаза — и уже утро.

Встали с рассветом, спустились в харчевню, встретили слугу.

— Чего изволите, господа?

Спутники пожелали квасу и седлать лошадей. Квас им налили, а с лошадьми вышла заминка. Слуга, уйдя в конюшню, вернулся перепуганный:

— Господа, ваш жеребец артачится, чуть руку мне не откусил. Очень прошу, господа, успокойте его…

— Который конь?

— Гнедой.

— Мой…

Чара вышла, Ней остался потягивать квас. Что-то было не так с этим слугой, нечто странное… Ней не мог понять, что именно. Больно уж крепко он спал, сладкая дрема все еще заполняла голову. Мысли еле ворочались… Крепко спал… А почему слуга не спал? Рассвет, пустая харчевня. Мог подремать. Какого хвоста он на ногах?

Когда Ней вбежал в конюшню, там было четверо мужчин. Один держал Чару, придавив к шее нож. Другой натягивал тетиву, целясь в грудь Нея. Третий сжимал топор, четвертый — меч.

— Брось оружие, парень, — сказал мечник.

— Беги, — рыкнула Чара.

Из оружия Ней имел только кинжал. Остальное спрятал в степи — странно выглядит торговец с мечом и луком. Но и кинжал — это немало. Прыгнуть к тому, что с топором, перекатиться. Лучник стрельнет — промажет. Полоснуть по ногам, топорщик упадет — заколоть. Лучник выстрелит снова — закрыться трупом, в ответ метнуть кинжал. Схватить топор, пойти на мечника… Шансы есть, и большие. Но тот, что держит Чару, поймет: дело плохо. Захочет бежать, а с Чарой не побежит — бросит, вспоров горло. Ней выживет, Чара погибнет, план Морана рухнет.

Или — сдаться. Тогда, скорей всего, порешат обоих. Но есть шанс — крохотный, полногтя — спасти Чару, себя и план. Одна участь на двоих. Да, выбор ясен.

Ней заставил руку дрожать — на радость врагам. Двумя пальцами вытащил трясущийся кинжал, бросил на пол. Проблеял, чуть не плача:

— Добрые, славные разбойники!.. Я — успешный торговец, дружу с деньгами… Не делайте нам больно, я хорошо заплачу…

Мечник подошел к нему и ударил стальным навершием по затылку.