Резервный день

Рахиль Гуревич, 2023

Иногда резервный день даёт шанс всё изменить…Семнадцатилетняя Арина, дочка прокурора провинциального города Мирошева. Мама опекает Арину, защищает от всех мыслимых и немыслимых угроз, не разрешает дочери есть вредные продукты, встречаться с мальчиками. Арина уходит из дома и просит своего одноклассника, своего парня, принять её. Но Дэн боится скандала и отказывает Арине. Избалованная благополучная девушка страдает, разочаровывается в авторитете матери, начинает стыдиться прошлых некрасивых поступков, в знак протеста отказывается посещать выпускные экзамены и уходит из дома."Есть чипсины, большие и пузатые, а есть крошки – это обычные люди, – так считает один из героев повести. – Крошки растоптали «собратья» и они никому не нужны." Но Дэн не согласен: если тебя обидели, поступили с тобой несправедливо и почти уничтожили – ты всё равно выживешь, очернивший и безнаказанно унизивший тебя, поплатится за свою подлость. Арина мучается вопросом: значит, она – враг? И – пишет исповедь.

7 Травля

На следующий год, за год до школы, положение моё в группе стало невыносимым. Я стала чем-то вроде козла отпущения. Ко мне придирались, надо мной смеялись. Смеялись над одеждой и чешками, над рюкзаком и неверно выполненным упражнением, над тем, как я двигаюсь — издевались над всем. Верховодили всем Злата, Макс и Моллюск. Они сплотились. Если в предыдущий год они действовали по одиночке, то теперь − командой. Я стала их панически бояться. Я умоляла маму не водить меня на гимнастику. Мама завела «канитель» про борьбу за жизнь и «место под солнцем». Папа же посоветовал дарить тренеру подарки. Мама сказала:

− Когда я в больнице работала, я от подарков отказывалась.

− Но ты деньги брала, − спорил с ней Илька. Он всегда и во всём с ней спорил. («Возраст такой», − спокойно объясняла мама и почти не обижалась на Илькины «подколы».)

− Мама договаривалась о дополнительной работе, − объяснил для меня папа.—А то ты сейчас подумаешь чёрт знает что.

− Да, — продолжала мама. − Я брала деньги за уход, как сиделка, в «хирургии», в отделении! В реанимации люди умирают, там деньги не принято персоналу давать. А там работа каторжная. Тут же − тренировка с детьми, ерунда же!

Но всё же ради меня мама постаралась. Стала дарить и цветы, и чай. Тогда у мамы не было поставок элитных чаёв из Сибири, только свои, тогда мама ещё только начинала.

За травами мы с мамой стали прогуливаться, как только я в два с половиной года смогла подолгу ходить и по чуть-чуть бегать. Мы сушили травы под навесом на балконе, а упаковывали их в комнате. Мама дарила тренеру чаи, маркированные только что организованным ею ООО «Экология питания». (У нас сразу была очень красивая упаковка: на пёстром фоне—сотни цветков, пятном − силуэт органа — сердца, почек и т.д. − в зависимости от состава смеси.) Обычный цветочный чай по обычному маминому авторскому рецепту: общеукрепляющий (когда чай просто общеукрепляющий на упаковке был нарисован силуэт человека). Цветки жасмина, которого у нас навалом в посёлках, цветки липы — липы навалом даже в городе, и полевые цветы: василёк, синий и луговой, чертополох и пеперминт (мята перечная) — эта у нас в горшках круглый год на подоконниках. За счёт василька чай − красивый. За счёт вяленого чертополоха — лёгкая горечь. Всё элементарно. Но о чертополохе никто не знает, его обыкновенно не кладут в сборы. Мама опытным путём пришла к такому рецепту. Она проверяет на себе и на папе. И на нас с Илькой иногда. Рецепт чая — это достаточно формальная запись. В каждом регионе одни и те же травы имеют разный вкус. Травы надо чувствовать.

Тренер обрадовалась. Я заметила: чаЯм всегда все рады, потому что чай независимо от состава − это наслаждение, это связь с природой, натощак ещё и очищение организма. Минимум калорий при букете вкусов, раздражающих не только пищевые рецепторы, но, по цепочке, центры наслаждения мозга. В смеси пастельные оттенки сухих цветов радуют глаз. Зимой, засыпая чай в заварочный чайник или в чашку, вспоминается весна, пробуждение природы, первая любовь. Дальше, настаивая чай минуту-две пациент, то есть потребитель, вспоминает романтические летние увлечения, курортные романы, путешествия, паломничества к святым местам, зной, море или горы, степь − кому что. Если ничего этого не было, человек начинает освобождаясь от зажимов, мечтать, представлять то, что ему хочется. Грезить, что называется, наяву. Человек погружается в мир трав и мир фантазий, в мир природы, в мир божественный… Спокойствие, расслабление, отдых, релакс — вот разгадка того, почему мамино предприятие сразу же не прогорело, хотя папа был уверен в обратном. «Есть вещи, − говорила мама, − которых мужчине не понять. Покупают же элитные сорта кофе». «Так то кофе. Кофе есть кофе», − отвечал папа.

Когда в последние самые успешные годы мамины продажи росли, и ООО «Экология питания» стало приносить небольшую, но стабильную прибыль, папа стал говорить: «Наше кофе — это чай».

После подарков я снова стала первой в строю. Но если тренер меня хвалила — все хихикали. Больше того — девочки стали мне говорить, что я никакая ни первая и ни вторая, а блатная, и по правде, по честному, я должна стоять в строю и на упражнениях последняя. Обидные слова о несправедливости кололи меня больнее старых. Я бесилась и злилась, не зная как доказать, что «всё по правде» — а все передразнивали меня и ещё больше радовались и издевались. Я умоляла маму больше не возить меня в спортивный центр. Но мама резонно говорила:

− И куда тогда? Дома сидеть?

− В ДК «Октябрь» на танцы, − говорил Илька. — Они у нас в школе знаешь как классно выступают.

− Там только станок, а силовых упражнений нет. Гимнастика — это осанка — на всю жизнь, растяжка — на всю жизнь. Да пусть эти плебейские дети бросают, а мы не бросим ни при каком раскладе. Если что — у нас папа в милиции. Так им и говори. Что пожалуешься в милицию. Безобразие!

Усвоив, что от гимнастики мне не отвязаться, я через силу заставляла себя ходить на тренировки. Папа так мне и сказал после того, как я закатила очередную истерику и легла поперёк входа в квартиру на коврик-половик, отказываясь идти на тренировку:

− Иди на гимнастику как на бой, на битву, как в тюрьму в конце концов. Помнишь как в обезьянниках у нас в дежурке люди сидят? И ничего, да ещё ругаться некоторые не боятся. И ты привыкай.

Папино сравнение с тюрьмой помогло. На гимнастике я теперь представляла дежурку: решётчатые двери, за ними — банкетки. Банкетки я представляла на месте козла и бревна. Я представляла, что кричу и прошусь в туалет, настаиваю на чём-то. А мне с тоном превосходства отвечает дежурный, кричит на меня, а я, из-за решётки, как это делали подвыпившие задержанные, − кричу в ответ. Я стала злиться, огрызалась, обзывалась и, если пинали ногами, сзади, исподтишка, стала пугать папиными санкциями. Меня никто не боялся, но мои угрозы и жёсткие ответы «ты мне так, а я тебе вот так» помогали мне самой. Жизнь разбилась на периоды, циклы: внутри отрезка времени менялось моё настроение: до тренировки оно становилось тоскливым, сразу после тренировки — свободным, парящим. После тренировки, допустим в четверг, пока шла до дома, держась за руку Ильки или мамы, я чувствовала себя самым счастливым самым свободным человеком на свете! Я думала: «Упс! До субботы свободна. А в субботу по-новой − обезьянник».