Скиф

Райдо Витич (2012)

Привычно выгуливая собаку промозглым осенним утром, Макс не знал, что оно станет поворотным в его жизни. Не подозревал он этого и тогда, когда заметил отвязного тинейджера в антураже гота, пропнувшего в канал чужой дневник. Черт дернул Смелкова подобрать тетрадь, а может сам дьявол порывом ветра распахнул перед ним исписанные листы, и заставил прочесть то, что он предпочел бы не ведать. Так или иначе, но история, запечатленная каллиграфическим женским почерком, не оставила ему выбора. Он начал поиски брутального юнца, чтобы найти хозяйку дневника, а нашел то, что не искал. Каждый шаг по страницам чужой трагедии все шире распахивал перед ним врата личного ада и все сильнее впутывал в жуткую историю любви и ненависти, верности и предательства, нежности и крайней жестокости…

Глава 6

«Варя разрывалась от жалости ко всем: себе, Диме, его матери. Ревела и все мучила мозг в попытке что-нибудь придумать. Дошла — молиться начала. Ночами не спала, просила Бога, чтобы он Диму спас. Но и это не помогало.

Три дня прошло — толку не было. Полина Яковлевна упорно не хотела слушать дочь, тем более свои кровные на какого-то Диму тратить. И как та не наседала, не молила, не заверяла и упрашивала, свое все Варе толковала: „брось. Не нужен он тебе“. Жанна тоже, как Люба и мать говорила. Наина Федоровна вздыхала, плакала, и то упрекала Варю, то обвиняла неизвестно в чем, то все разом прощала, счастья желала. И все ныла, какой же Димочка несчастный, как же пожил мало, словно хоронила его, будто руки опустила, отдавшись на волю случая.

Варе нестерпимо было слушать ее, еще больнее в больницу приходить и слушать врача, который ничего нового не говорил, но становился все более сухим и не вежливым, смотрел откровенно, как на идиотку. И вот прямо сказал: „терапия не помогает. Готовьтесь“.

Варвара в шоке вышла из больницы, пошла, не ведая куда и чуть под машину не попала, но даже внимания не обратила на то.

— Косицина! Варька! Ты чего под колеса лезешь?! — окликнули ее. До девушки не сразу дошло, что к ней обращаются. Обернулась — Зоя Федорова на нее смотрит, ухмыляется. — Что как во сне ползешь?

— А, привет, — бросила вяло и уйти хотела.

— Эй, стоять! Залазь, подвезу, — кивнула на сиденье рядом.

— Не надо…

— Садись, говорю! Нечего аварии на дороге устраивать. Ползешь как жук по солнцепеку, ни черта не видишь. Случилось чего? — дверцу распахнула.

Варя помялась и села:

— Случилось, — вздохнула.

— То-то я смотрю ты и в технаре как вареная, — протянула Федорова, острым глазом оглядев девушку. — Ты ела?

— Что? А! Нет, не хочу.

— А я хочу. Ты меня чуть не сбила, с тебя причитается — пообедаешь со мной.

Варя хотела напомнить, что это Зоя ее чуть не сбила, но не стала, не хотелось и смысла не видела. Равно на все было.

Машина двинулась по дороге.

— Нет, ну сюрприз! Хорошую бы свинью ты мне подложила, под колеса попав. Я второй день за рулем, еще даже не обмыла подарок, а тут ты — ДТП вместо праздника! Ха!

Варя поерзала, оглядываясь: хорошая машина, новая. Стоит наверное немало. А если у Зои денег попросить?

— Зоя, у тебя деньги есть?

— А ты как думаешь? — рассмеялась, лихо обходя „волгу“.

— Ты не могла бы мне одолжить?

— Сколько? — спросила деловито.

— Пятьсот. Можно четыреста.

— Не проблема. Сумочку возьми, там в кармашке пятисотка.

— Нет, мне… — как же тяжело просить, как безумно тяжело сумму выговаривать и видеть как вытягиваются лица, а потом… Потом одно и тоже: „да ты что?!“ „Не проси, нет такой суммы“. И все же надо пытаться. Наина Федоровна руки опустила, а Варе нельзя, иначе Диме точно не выбраться. — Мне не сотен — тысяч.

Зоя помолчала и спросила:

— Повтори?

— Пятьсот тысяч. Хотя бы четыреста.

— И все?

— Все.

— Не мало?

— Нет.

И только тут поняла, что Федорова издевается над ней. Отвернулась к окну, слезы пряча. Сами из глаз ринулись, привычным маршрутом.

— Э-э! А ну, без сырости! Рассказывай, давай!

— Что?

— Все! — приказала.

Варя долго молчала, слова подбирая, сомневаясь стоит ли однокурснице проблему ее знать. Но что от этого меняется? Промолчи, Зоя точно денег не даст, а они у нее есть — не скрывает.

И начала рассказывать, трудно сначала, скованно, потом все более эмоционально. Выплеснула все и затихла, с благодарностью и надеждой на Зою поглядывая. Не прервала, не бросил как другие „забудь“ — выслушала. Для Вари это уже хороший знак, почти победа, почти прорыв.

Машина встала на стоянку у кафе и только тогда Зоя посмотрела на Варю:

— Дела, — протянула. Оглядела ее с ног до головы, словно взвесила и ценник на лоб прилепила, и кивнула. — Вылазь. Примем по кофе и коньячку, пирожным зажуем и что-нибудь сообразим.

Варвара на радостях подпрыгнула, слова поперек не сказала. Ринулась за ней как собачка за хозяйкой и с тем же преданным взглядом. Зое он явно понравился. Она, расправив плечи вышагивала, как королева, оглядывая людей сверху вниз, игриво улыбаясь мужчинам, снисходительно косясь на Варвару. В кафе вплыла, с надменностью элитной особи сделала заказ и снисходительно уставилась на сжавшуюся в кресле Варю:

— Чего, как сирота казанская? Съедят тебя, что ли?

— Нет, но… Красиво здесь.

— Ага, — хохотнула. — Обычно. В „Уругвае“ красиво, да.

— Уругвай?

— Ресторан, тетеха! Нет, ну, упасть не встать! Тебе сколько лет, деточка? Как с Луны в кафешку свалилась.

Варе без этих замечаний неуютно было. Мало заведение красивое, дорогое, рядом Зоя вся из себя, сверкает как подсветка на стене и очень гармонично с интерьером кафе смотрится, в отличие от невзрачной Вари, которая здесь себя не просто тлей, куколкой тли себя почувствовала, так еще в дополнение к конфузу, предметом насмешек, отсталой, как средневековая монашка. Она действительно не знала, как сесть, как себя держать, чтобы незаметно и в тоже время, уверенно. Зоя же в этом не помогала, только сильнее в стыд вгоняла. А подумать — что здесь такого? Ну, не довелось ей в кафе сидеть, по ресторанам ходить. Криминал, что ли?

Зоя тем временем подкурила тонкую сигаретку, Варю томным взглядом одарила:

— Значит, говоришь, любимый в беде? Деньги нужны? А взять неоткуда: никто не дает, продать нечего.

— Да. Кредит хотела — восвояси отправили.

— Что так? — улыбнувшись, бровку выгнула.

— С двадцати трех и только при наличии трудового стажа не менее трех месяцев.

— Ох, ты, — улыбнулась шире, а сама как лиса щурится. — И что делать думаешь?

— Не знаю, — вздохнула девушка.

— Любишь-то сильно?

— Себя бы отдала, если б взяли.

— Ах, ах, — рассмеялась и, встретив недоуменный взгляд Варвары, легонько погладила ее по руке. — Не сердись. Мы ровесницы с тобой, а словно мама с дочкой. Слушаю тебя и умиляюсь. И удивляюсь. Надо же, не вывелись декабристки да Джульетты на Руси. Виват. Завидовать в пору.

— Чему тут завидовать?

— Так, чуйствам. А скажи мне Варвара, возлюбленный твой достоин твоих хлопот, переживаний, самопожертвования?

— Да, — ответила не задумываясь.

— Какой он? Любопытно, извини, по каким — таким невероятным героям у нас головы сносит настолько, что чужие заботы без оглядки на себя взвалить готовы?

— Он поэт. Очень тонкочувствующий человек. Умен, силен. Хозяйственный, дальновидный.

— Кладезь достоинств, — вяло хлопнула в ладони Зоя. — Бис. Где ж ты сокровище такое нашла?

— По переписке.

— Это как?

— Подружка школьная с одним из армии переписывалась и мне предложила. Я взялась. Интересно было и потом, жалко их. Далеко от дома, одни, служба. Тяжело.

— Короче, решила поддержать и освоила эпистолярный жанр.

— Да.

— Ты точно Татьяна Ларина. Про скайп, чаты — слышала?

— Нет, это он Онеги, ― отмахнулась от последней ремарки — письма романтичнее: но Зое все едино не понять. ― Знаешь, какие поэмы писал? Невозможно не влюбиться.

— Какие? Умираю от любопытства. Не думала, что в наше время такое еще есть. Чат, мыло, виртуальные знакомства — понятно, но переписка нормальными письмами — нонсенс.

— Реальность. Что удивительного?

Зоя подбородок ладонью подперла, изучая Варю как нечто небывалое, впервые ею встреченное.

— То и удивительно, лапа моя, что не каждая до такой степени себя недооценивать будет. Ты кем себя считаешь? Крысавицей? Письма писала, замуж выйти готова. А ничего, что инвалид оказался? Ничего, что ты со своей внешностью Дим таких штабелями укладывать можешь, ничуть не печалясь и ерундой не заморачиваясь.

— Я люблю его, — твердо сказала Варя. И Зоя туда же! А она-то подумала, наконец-то хоть один нормальный понимающий человек встретился.

— Не сердись. Любишь — на здоровье. Вопрос, как его здоровье выправлять будешь?

— Не знаю, совсем не знаю, Зоя. В больницу идти уже боюсь. К Диме не пускают, а говорят такое, что после, ни дышать, ни есть, ни спать не могу. Сегодня заявили „готовьтесь“. А как так? Как же к этому можно готовыми быть? И что делать? Ума не приложу. Но ведь есть выход, не может его не быть, не бывает так!

Официантка расставила заказанное на стол, прерывая Варю и давая ей возможность немного успокоится, иначе скатилась бы опять к слезам.

Зоя сахар в чашку сыпнула, помешала и спросила, между прочим:

— Уверена, что продать нечего?

— Разве что серьги с китайского рынка.

— А красоту? Она ведь тоже товар, — хитро глянула на нее девушка. ― С твоими данными и по деньгам плакать?

— Это… на панель что ли? — удивилась и возмутилась Варя.

— Зачем? — изумилась Зоя, рассмеялась звонко, до слез. — Слово-то какое выискала „панель“! Бог мой, Косицина, отсталость ты моя дремучая! Да не ты за мужчинами, а мужчины за тобой бегать должны, обеспечивать. Ты на себя-то глянь — хороша. В порядок только приведи и косяками желающие пойдут, серенадами замучают, подарками закидают. Вопрос, нужен ли тебе тогда Дима твой будет?

— Глупости не говори, — попыталась придать себе оскорбленный вид девушка. А у самой даже уши алели — ну, Зойка, ну, выдала! Как язык повернулся? Что в голове у нее? — Я замуж собираюсь, остальное мне без надобности. Может иначе кому и нормально, а мне нет.

Федорова прищурила глаз, в котором зажегся нешуточный интерес:

— Ты, лапа моя, не девственница ли еще?

— Не твое дело, — огрызнулась, покраснев еще гуще. Взгляд сам в стол уперся — стыдоба такие вещи с кем-то обсуждать.

— О — о! В точку?! — Зоя даже поддалась к ней. — Ну, мать… — подумала и ладонью хлопнула. — Идея! Говоришь продать нечего? А я берусь продать тебя. Одну ночь с тобой за пятьсот тысяч. Одна ночь и ты с деньгами, Дима твой с почками, а я… Десять процентов.

— Сдурела!..

— Хорошая цена. Меньше никто не возьмет, а больше…

— Я о предложении!

— А что предложение? Спорю, лучше не слышала. Ты подумай, какая разница твоему Диме девушкой ты ему достанешься или женщиной? А тебе как лучше: девочкой жениха хоронить или женщиной с ним свадьбу сыграть?

Варя руки к горящим щекам приложила, желая их остудить: ну, Зоя, ну!..

— Думай, — подкурила сигаретку. — Одна ночь и все проблемы решены.

— Кто даст такие деньги?

— Это моя забота. Твоя решить: хочешь, чтобы любимый жил или нет. Хочешь, значит, не кочевряжишься. Насиловать тебя никто не собирается и не рота, а один тебя покрутит. Ночь потерпишь, ничего, может еще понравится. А утром я тебе выдаю четыреста пятьдесят и летишь ты как машина скорой помощи на спасение своего поэта — романтика.

Заманчиво, но решиться на такое?

Варя ни жива, ни мертва сидела.

— Дело предлагаю, а твое уже „да“ сказать или „нет“. Нет, ну и греби, как знаешь. Я что могла, сделала, извини. А „да“ — тогда я кручусь. За полтинник стоит. Подберу тебя мужчину ласкового, в обиде не будешь. Раз и все. Может и не справится еще. Тогда Дима твой порадуется. Ты пойми, мне, в общем, все равно: не хочешь, как хочешь. Я по человечески тебе помочь хочу и здраво мыслю. Иначе быстро ты такую сумму не найдешь. Загнется твой милый. А этот способ верный. Девочка ты видная, приодеть не проблема, мой гардероб перетрясем. Товар — твоя фигура и лицо — это одно. Но есть у тебя другое, что очень многим в новинку. Нравы-то нынче — сама в курсе. Девочек не видели, о них как о древних рыцарях только слышали. Желающих будет море, только свистни. Отвалят пятисотку вмиг, гарантирую.

— Где же такие идиоты встречаются? — сипло от растерянности и смущения спросила Варя.

— С идиотами вы встречаетесь, а я в других сферах кручусь. У меня женихи денежные, с головой дружат, на ногах крепко стоят, заморочек вроде фигни всякой не имеют.

— Старики.

— А что с ровесников взять? Проблемы разве только. Так их и без них найти можно, если ума нет. Я ведь, как и ты, из той еще семейки. Маман с папан две копейки получают, а еще сестрица на шее с внучком сидит. На кого надеяться? На себя, лапа моя. А тут ум нужен, опыт. Тебе много помогли, подсказали? Попинали, наверное, словесно и отгребай как хочешь и куда знаешь. Легче стало? Я по той же тропке шла и не жалею. Сейчас ни от кого не завишу, денег хватает, жизнь радует. Диплом скоро будет — устроюсь в фирму к одному знакомому, буду получать законные, да такие, что вам не снились. Плохо скажешь? Проститутка? Не — а — гетера. Я себе цену знаю и не продаюсь. Сама партнера выбираю. Я люблю, а за что — мое дело. Главное, что любовник думает, что люблю его, остальное частности. Между прочим, это целое искусство мужчин за причинное место держать и всегда были те женщины, которые это умели. Их богинями считали, а не проститутками.

— Зоя, но… не могу я. Как мне Диме потом в глаза смотреть?

— Тогда не смотри. В гроб ляжет — в лоб поцелуешь. Да не смотри ты так! Сама язвить заставляешь глупостями своими. „Как смотреть“! Как герой на спасенных — открыто! Ты ему жизнь спасаешь и цена здесь значения не имеет. Ты собой жертвуешь! Любит — поймет, а нет… Зачем ему вообще о том знать? — плечами пожала, сигарету затушила. — Короче, решай. Время, как я понимаю, против вас играет. Сейчас не решишь, завтра для твоего поздно может быть. Мне тоже нужно пару — тройку суток, чтобы клич кинуть и кандидатов отсеять.

— Это как?

— Просто! Аукцион. Слышала? Лот номер один — девственница. Начальная цена четыреста тысяч. Кто больше? — хохотнула, коктейль через соломинку потягивать начала.

Варя поежилась. Кофе хлебнуть хотела — руки дрожат. Брякнула чашку на место.

— Видно не любишь ты его.

— Люблю!

— Тогда что передергалась вся? Я тебе спасти его предлагаю, реально. Деньги фактически на халяву. Сегодня ага, завтра твой разлюбезный уже в клинике. Думай, Варвара. Любовь это тебе не сушки вместе грызть у оконца, это радость и беду вместе делить, собой жертвовать ради любимого, не за благодарность, от души, со всех щедрот. Способна ты на жертву ради любимого?

— Да, но… Мне подумать надо.

— Думай. Чем больше тянешь, тем ему же хуже делаешь, — заметила с напускным равнодушием.

Зоя загорелась от мысли, что может хорошо заработать на этой лопушке Косициной. Лишь бы не сорвалась дурочка. Конечно, жирно ей четыреста пятьдесят отламывать, но с другой стороны сто пятьдесят, двести в легкую себе в карман положить — не каждый день получится. Деньги на дороге не валяются.

Если хорошо разрекламировать и нужных людей зацепить, может и триста в карман лягут. А это уже что-то. Как раз на квартиру в центре халявная добавка.

Размечталась Федорова, улетела в светлое будущее, где и квартира у нее на Московской улице, напротив „Сити-центр“, „инфинити“ под окнами, непыльная но прибыльная работа в фирме Ашота и полная свобода действий.

Варя же пыталась с волнением справиться и что-то решить, но мысли буксовали в эмоциях и дальше не шли.

Спору нет — возмутительное предложение. Чего она от Зои еще ждала? Что вообще от нее можно ждать?

— Кинешь, — просипела.

— Нет, — и призналась честно. — Могла бы, но слышала где-то: жадные дважды платят. Не раз убеждалась — так и есть. Поэтому по справедливости действую. Тебе твое, а мне сверху за хлопоты. Без обид.

Варвара кофе выпила лихорадочно соображая. Была бы у нее хоть еще одна дельная идея, даже задумываться не стала, но случилось, как случилось и ясно — помощи ждать не от кого. Значит, соглашаться?

А как там будет, что? Как можно с незнакомым в постель, как можно продать себя? Что Диме скажет потом, как жить будет?

А как другие живут? Как она станет, если Дима умрет? Она же не простит себя. Да как она без него?

— Одна ночь? — уточнила.

— Одна. Дальше как сговоритесь. Захотите опять встретиться — ваше дело, нет, тоже ваше.

— Но если даже не знаем друг друга?..

— В том и фишка. Что ты нервничаешь? Нормальное дело. Сколько девственность за просто так теряют и ничего, живут не печалясь. А тебе почти пол лимона за это светит, решение проблемы. Другая бы радовалась — эврика! Одна ночь и ты в дамках: деньги, Димочка твой живой здоровый и ноль хлопот.

— Ты пойми, я же никогда, ни с кем…

— Валерианы что ли дать? Трясет всю. Нервная ты, Варвара. А что переживаешь? Доедай пирожное, домой поедем, подвезу, телефон свой тебе оставлю. Надумаешь — позвонишь, а нет — мне-то? Проблемы нешуточные не у меня нарисовались — у тебя. Твоей голове и болеть.

— Не хочу, — отказалась от сладкого. Куда там что-то съесть? От волнения кофе в желудке плясало, кинь еще что-нибудь и опозорится — стошнит тут же.

— Как хочешь. Счет, — помахала официантке Зоя.

Домой молча ехали. Варя, сжавшись, как больная язвой желудка, сидела и все мечтала от волнения избавиться и хоть что-то сообразить. Федорова к ней не лезла, понимая, что спугнуть может.

Только у подъезда спросила:

— Сотовый есть?

— Есть.

— Записывай, — номер продиктовала. Варя вбила его в записную книжку и домой пулей, в душ. Благо никого дома не было, не пристали, чего зеленая такая и летишь ног не чуя?

Приняла ванну и чуть успокоилась, соображать начала. Первая мысль была Любе позвонить, посоветоваться. Но как возникла, так и ушла — нельзя никому о том знать, а то согласиться, дойдет потом до Димы. С другой стороны, Зоя права — не за себя же, не для себя. А раз так, то и не продажа это, не проституция — вынужденный шаг для спасения не только Димы — их будущего.

Как не крутила, выходило, что иного пути нет. Осталось в руки себя взять, „да“ сказать, настроиться и пережить уготованное. А потом забыть, вычеркнуть из памяти.

Но получиться ли? Страх какой с незнакомым что-то иметь!

Звонок Наины Федоровны поставил последнюю точку на метаниях.

— Здравствуй дочка. Деньги — то нашла?

— Я… найду. Пару дней еще надо.

— Ох! Да мне-то, я — то все понимаю. Болезнь Димочкина не понимает. Переживет ли он эти пару дней? — заныла женщина.

— Будут деньги! Я сказала — найду!

— Ну дай Бог, дай Бог. Не опоздать бы. Каждный же час последним может быть. А уж как мучается Димочка, как же ж он переживает? Ты уж не подведи, голубка, надежа ты наша…

— Не подведу. Будут деньги. И решилась, набрала номер Федоровой.

Но „да“ далось с таким трудом, что Зоя не сразу поняла, что Варя сказала. Повторить пришлось:

— Да! Согласна!

— Ох, и дурная ты. Чего кричишь, нормально сказать нельзя? А с голосом что?

— Это… от страха.

— Н-да? А чего боишься? Все через это проходят, ни одна не умерла, — хохотнула Зойка.

— Тебе хорошо насмехаться…

— Ты упрекаешь, что ли?

— Нет, — испугалась Варя: обидится еще, пошлет ее и тогда денег не найти, Диме не выкарабкаться.

— То-то, — прогудела Федорова. — И учти, поезд пошел.

— То есть?

— Работа пошла! Я аукцион начинаю и по — любому ты мне за хлопоты пятьдесят должна будешь. Откажешься — будешь деньги, как хочешь доставать, но с ченчем для меня. Так что смотри. Я к тебе по-серьезному и ты малолеткой не будь. За кидалово наказывают строго.

— Получается, если передумаю…

— Не четыреста пятьдесят, а пятьсот искать будешь. И учти, я, как и Дима, ждать не могу. Не люблю. А теперь план слушай, он прост. Завтра после занятий ко мне съездим, подберем тебе шмотку, чтобы как человек смотрелась. Дальше уже скажу когда, кто и где. Сведу вас. И учти еще одно — под клиентом штучки из серии „не хочу“ и „передумала“ не выкидывай, не в твою пользу. Знакомцы у меня люди серьезные, поломать могут, если не тебя, то меня, а мне это, сама понимаешь, не нужно. Счетчик включу и не как с подруги спрошу. Я ручаться за тебя буду и мне не в кайф, чтобы из — за тебя и моей доброты мне потом неприятности вместо денег и благодарности приплыли. Ясно?

— Ясно, — совсем голос у Вари сел.

— Не сипи там. Выкобениваться не будешь, все путем пройдет и к общему удовольствию. Ладно, потом проинструктирую, завтра. Сейчас дел невпроворот, стольких поднять надо. Пока, подруга, — хохотнула и связь отключила. Варя так и осталась с телефоном в руке сидеть.

Страшно стало — зачем согласилась?

А не согласилась бы — где деньги искать? Как завтра в больницу идти? Придет, а там Колыванов скажет…

Нет, — волосами тряхнула: что сделано, то сделано. Времени, правда, нет. Каждый час против Димочки работает. Если б не это, можно было бы в инете объявление разместить, у людей денег на лечение попросить.

Только пока нужная сумма накопится, Диме она может уже не пригодиться.

Все правильно, — уверила себя Варя. Перетопчется она, переживет, выдержит. Главное итог — Дима живой и здоровый. А там разберутся. Любят они друг друга, а любовь любые испытания выдержит и от них лишь крепче станет.

Конечно, Диме знать ничего не надо, а то ведь замучается совестью. Себя в случившемся корить начнет. Он такой».