Глава 6
«Варя разрывалась от жалости ко всем: себе, Диме, его матери. Ревела и все мучила мозг в попытке что-нибудь придумать. Дошла — молиться начала. Ночами не спала, просила Бога, чтобы он Диму спас. Но и это не помогало.
Три дня прошло — толку не было. Полина Яковлевна упорно не хотела слушать дочь, тем более свои кровные на какого-то Диму тратить. И как та не наседала, не молила, не заверяла и упрашивала, свое все Варе толковала: „брось. Не нужен он тебе“. Жанна тоже, как Люба и мать говорила. Наина Федоровна вздыхала, плакала, и то упрекала Варю, то обвиняла неизвестно в чем, то все разом прощала, счастья желала. И все ныла, какой же Димочка несчастный, как же пожил мало, словно хоронила его, будто руки опустила, отдавшись на волю случая.
Варе нестерпимо было слушать ее, еще больнее в больницу приходить и слушать врача, который ничего нового не говорил, но становился все более сухим и не вежливым, смотрел откровенно, как на идиотку. И вот прямо сказал: „терапия не помогает. Готовьтесь“.
Варвара в шоке вышла из больницы, пошла, не ведая куда и чуть под машину не попала, но даже внимания не обратила на то.
— Косицина! Варька! Ты чего под колеса лезешь?! — окликнули ее. До девушки не сразу дошло, что к ней обращаются. Обернулась — Зоя Федорова на нее смотрит, ухмыляется. — Что как во сне ползешь?
— А, привет, — бросила вяло и уйти хотела.
— Эй, стоять! Залазь, подвезу, — кивнула на сиденье рядом.
— Не надо…
— Садись, говорю! Нечего аварии на дороге устраивать. Ползешь как жук по солнцепеку, ни черта не видишь. Случилось чего? — дверцу распахнула.
Варя помялась и села:
— Случилось, — вздохнула.
— То-то я смотрю ты и в технаре как вареная, — протянула Федорова, острым глазом оглядев девушку. — Ты ела?
— Что? А! Нет, не хочу.
— А я хочу. Ты меня чуть не сбила, с тебя причитается — пообедаешь со мной.
Варя хотела напомнить, что это Зоя ее чуть не сбила, но не стала, не хотелось и смысла не видела. Равно на все было.
Машина двинулась по дороге.
— Нет, ну сюрприз! Хорошую бы свинью ты мне подложила, под колеса попав. Я второй день за рулем, еще даже не обмыла подарок, а тут ты — ДТП вместо праздника! Ха!
Варя поерзала, оглядываясь: хорошая машина, новая. Стоит наверное немало. А если у Зои денег попросить?
— Зоя, у тебя деньги есть?
— А ты как думаешь? — рассмеялась, лихо обходя „волгу“.
— Ты не могла бы мне одолжить?
— Сколько? — спросила деловито.
— Пятьсот. Можно четыреста.
— Не проблема. Сумочку возьми, там в кармашке пятисотка.
— Нет, мне… — как же тяжело просить, как безумно тяжело сумму выговаривать и видеть как вытягиваются лица, а потом… Потом одно и тоже: „да ты что?!“ „Не проси, нет такой суммы“. И все же надо пытаться. Наина Федоровна руки опустила, а Варе нельзя, иначе Диме точно не выбраться. — Мне не сотен — тысяч.
Зоя помолчала и спросила:
— Повтори?
— Пятьсот тысяч. Хотя бы четыреста.
— И все?
— Все.
— Не мало?
— Нет.
И только тут поняла, что Федорова издевается над ней. Отвернулась к окну, слезы пряча. Сами из глаз ринулись, привычным маршрутом.
— Э-э! А ну, без сырости! Рассказывай, давай!
— Что?
— Все! — приказала.
Варя долго молчала, слова подбирая, сомневаясь стоит ли однокурснице проблему ее знать. Но что от этого меняется? Промолчи, Зоя точно денег не даст, а они у нее есть — не скрывает.
И начала рассказывать, трудно сначала, скованно, потом все более эмоционально. Выплеснула все и затихла, с благодарностью и надеждой на Зою поглядывая. Не прервала, не бросил как другие „забудь“ — выслушала. Для Вари это уже хороший знак, почти победа, почти прорыв.
Машина встала на стоянку у кафе и только тогда Зоя посмотрела на Варю:
— Дела, — протянула. Оглядела ее с ног до головы, словно взвесила и ценник на лоб прилепила, и кивнула. — Вылазь. Примем по кофе и коньячку, пирожным зажуем и что-нибудь сообразим.
Варвара на радостях подпрыгнула, слова поперек не сказала. Ринулась за ней как собачка за хозяйкой и с тем же преданным взглядом. Зое он явно понравился. Она, расправив плечи вышагивала, как королева, оглядывая людей сверху вниз, игриво улыбаясь мужчинам, снисходительно косясь на Варвару. В кафе вплыла, с надменностью элитной особи сделала заказ и снисходительно уставилась на сжавшуюся в кресле Варю:
— Чего, как сирота казанская? Съедят тебя, что ли?
— Нет, но… Красиво здесь.
— Ага, — хохотнула. — Обычно. В „Уругвае“ красиво, да.
— Уругвай?
— Ресторан, тетеха! Нет, ну, упасть не встать! Тебе сколько лет, деточка? Как с Луны в кафешку свалилась.
Варе без этих замечаний неуютно было. Мало заведение красивое, дорогое, рядом Зоя вся из себя, сверкает как подсветка на стене и очень гармонично с интерьером кафе смотрится, в отличие от невзрачной Вари, которая здесь себя не просто тлей, куколкой тли себя почувствовала, так еще в дополнение к конфузу, предметом насмешек, отсталой, как средневековая монашка. Она действительно не знала, как сесть, как себя держать, чтобы незаметно и в тоже время, уверенно. Зоя же в этом не помогала, только сильнее в стыд вгоняла. А подумать — что здесь такого? Ну, не довелось ей в кафе сидеть, по ресторанам ходить. Криминал, что ли?
Зоя тем временем подкурила тонкую сигаретку, Варю томным взглядом одарила:
— Значит, говоришь, любимый в беде? Деньги нужны? А взять неоткуда: никто не дает, продать нечего.
— Да. Кредит хотела — восвояси отправили.
— Что так? — улыбнувшись, бровку выгнула.
— С двадцати трех и только при наличии трудового стажа не менее трех месяцев.
— Ох, ты, — улыбнулась шире, а сама как лиса щурится. — И что делать думаешь?
— Не знаю, — вздохнула девушка.
— Любишь-то сильно?
— Себя бы отдала, если б взяли.
— Ах, ах, — рассмеялась и, встретив недоуменный взгляд Варвары, легонько погладила ее по руке. — Не сердись. Мы ровесницы с тобой, а словно мама с дочкой. Слушаю тебя и умиляюсь. И удивляюсь. Надо же, не вывелись декабристки да Джульетты на Руси. Виват. Завидовать в пору.
— Чему тут завидовать?
— Так, чуйствам. А скажи мне Варвара, возлюбленный твой достоин твоих хлопот, переживаний, самопожертвования?
— Да, — ответила не задумываясь.
— Какой он? Любопытно, извини, по каким — таким невероятным героям у нас головы сносит настолько, что чужие заботы без оглядки на себя взвалить готовы?
— Он поэт. Очень тонкочувствующий человек. Умен, силен. Хозяйственный, дальновидный.
— Кладезь достоинств, — вяло хлопнула в ладони Зоя. — Бис. Где ж ты сокровище такое нашла?
— По переписке.
— Это как?
— Подружка школьная с одним из армии переписывалась и мне предложила. Я взялась. Интересно было и потом, жалко их. Далеко от дома, одни, служба. Тяжело.
— Короче, решила поддержать и освоила эпистолярный жанр.
— Да.
— Ты точно Татьяна Ларина. Про скайп, чаты — слышала?
— Нет, это он Онеги, ― отмахнулась от последней ремарки — письма романтичнее: но Зое все едино не понять. ― Знаешь, какие поэмы писал? Невозможно не влюбиться.
— Какие? Умираю от любопытства. Не думала, что в наше время такое еще есть. Чат, мыло, виртуальные знакомства — понятно, но переписка нормальными письмами — нонсенс.
— Реальность. Что удивительного?
Зоя подбородок ладонью подперла, изучая Варю как нечто небывалое, впервые ею встреченное.
— То и удивительно, лапа моя, что не каждая до такой степени себя недооценивать будет. Ты кем себя считаешь? Крысавицей? Письма писала, замуж выйти готова. А ничего, что инвалид оказался? Ничего, что ты со своей внешностью Дим таких штабелями укладывать можешь, ничуть не печалясь и ерундой не заморачиваясь.
— Я люблю его, — твердо сказала Варя. И Зоя туда же! А она-то подумала, наконец-то хоть один нормальный понимающий человек встретился.
— Не сердись. Любишь — на здоровье. Вопрос, как его здоровье выправлять будешь?
— Не знаю, совсем не знаю, Зоя. В больницу идти уже боюсь. К Диме не пускают, а говорят такое, что после, ни дышать, ни есть, ни спать не могу. Сегодня заявили „готовьтесь“. А как так? Как же к этому можно готовыми быть? И что делать? Ума не приложу. Но ведь есть выход, не может его не быть, не бывает так!
Официантка расставила заказанное на стол, прерывая Варю и давая ей возможность немного успокоится, иначе скатилась бы опять к слезам.
Зоя сахар в чашку сыпнула, помешала и спросила, между прочим:
— Уверена, что продать нечего?
— Разве что серьги с китайского рынка.
— А красоту? Она ведь тоже товар, — хитро глянула на нее девушка. ― С твоими данными и по деньгам плакать?
— Это… на панель что ли? — удивилась и возмутилась Варя.
— Зачем? — изумилась Зоя, рассмеялась звонко, до слез. — Слово-то какое выискала „панель“! Бог мой, Косицина, отсталость ты моя дремучая! Да не ты за мужчинами, а мужчины за тобой бегать должны, обеспечивать. Ты на себя-то глянь — хороша. В порядок только приведи и косяками желающие пойдут, серенадами замучают, подарками закидают. Вопрос, нужен ли тебе тогда Дима твой будет?
— Глупости не говори, — попыталась придать себе оскорбленный вид девушка. А у самой даже уши алели — ну, Зойка, ну, выдала! Как язык повернулся? Что в голове у нее? — Я замуж собираюсь, остальное мне без надобности. Может иначе кому и нормально, а мне нет.
Федорова прищурила глаз, в котором зажегся нешуточный интерес:
— Ты, лапа моя, не девственница ли еще?
— Не твое дело, — огрызнулась, покраснев еще гуще. Взгляд сам в стол уперся — стыдоба такие вещи с кем-то обсуждать.
— О — о! В точку?! — Зоя даже поддалась к ней. — Ну, мать… — подумала и ладонью хлопнула. — Идея! Говоришь продать нечего? А я берусь продать тебя. Одну ночь с тобой за пятьсот тысяч. Одна ночь и ты с деньгами, Дима твой с почками, а я… Десять процентов.
— Сдурела!..
— Хорошая цена. Меньше никто не возьмет, а больше…
— Я о предложении!
— А что предложение? Спорю, лучше не слышала. Ты подумай, какая разница твоему Диме девушкой ты ему достанешься или женщиной? А тебе как лучше: девочкой жениха хоронить или женщиной с ним свадьбу сыграть?
Варя руки к горящим щекам приложила, желая их остудить: ну, Зоя, ну!..
— Думай, — подкурила сигаретку. — Одна ночь и все проблемы решены.
— Кто даст такие деньги?
— Это моя забота. Твоя решить: хочешь, чтобы любимый жил или нет. Хочешь, значит, не кочевряжишься. Насиловать тебя никто не собирается и не рота, а один тебя покрутит. Ночь потерпишь, ничего, может еще понравится. А утром я тебе выдаю четыреста пятьдесят и летишь ты как машина скорой помощи на спасение своего поэта — романтика.
Заманчиво, но решиться на такое?
Варя ни жива, ни мертва сидела.
— Дело предлагаю, а твое уже „да“ сказать или „нет“. Нет, ну и греби, как знаешь. Я что могла, сделала, извини. А „да“ — тогда я кручусь. За полтинник стоит. Подберу тебя мужчину ласкового, в обиде не будешь. Раз и все. Может и не справится еще. Тогда Дима твой порадуется. Ты пойми, мне, в общем, все равно: не хочешь, как хочешь. Я по человечески тебе помочь хочу и здраво мыслю. Иначе быстро ты такую сумму не найдешь. Загнется твой милый. А этот способ верный. Девочка ты видная, приодеть не проблема, мой гардероб перетрясем. Товар — твоя фигура и лицо — это одно. Но есть у тебя другое, что очень многим в новинку. Нравы-то нынче — сама в курсе. Девочек не видели, о них как о древних рыцарях только слышали. Желающих будет море, только свистни. Отвалят пятисотку вмиг, гарантирую.
— Где же такие идиоты встречаются? — сипло от растерянности и смущения спросила Варя.
— С идиотами вы встречаетесь, а я в других сферах кручусь. У меня женихи денежные, с головой дружат, на ногах крепко стоят, заморочек вроде фигни всякой не имеют.
— Старики.
— А что с ровесников взять? Проблемы разве только. Так их и без них найти можно, если ума нет. Я ведь, как и ты, из той еще семейки. Маман с папан две копейки получают, а еще сестрица на шее с внучком сидит. На кого надеяться? На себя, лапа моя. А тут ум нужен, опыт. Тебе много помогли, подсказали? Попинали, наверное, словесно и отгребай как хочешь и куда знаешь. Легче стало? Я по той же тропке шла и не жалею. Сейчас ни от кого не завишу, денег хватает, жизнь радует. Диплом скоро будет — устроюсь в фирму к одному знакомому, буду получать законные, да такие, что вам не снились. Плохо скажешь? Проститутка? Не — а — гетера. Я себе цену знаю и не продаюсь. Сама партнера выбираю. Я люблю, а за что — мое дело. Главное, что любовник думает, что люблю его, остальное частности. Между прочим, это целое искусство мужчин за причинное место держать и всегда были те женщины, которые это умели. Их богинями считали, а не проститутками.
— Зоя, но… не могу я. Как мне Диме потом в глаза смотреть?
— Тогда не смотри. В гроб ляжет — в лоб поцелуешь. Да не смотри ты так! Сама язвить заставляешь глупостями своими. „Как смотреть“! Как герой на спасенных — открыто! Ты ему жизнь спасаешь и цена здесь значения не имеет. Ты собой жертвуешь! Любит — поймет, а нет… Зачем ему вообще о том знать? — плечами пожала, сигарету затушила. — Короче, решай. Время, как я понимаю, против вас играет. Сейчас не решишь, завтра для твоего поздно может быть. Мне тоже нужно пару — тройку суток, чтобы клич кинуть и кандидатов отсеять.
— Это как?
— Просто! Аукцион. Слышала? Лот номер один — девственница. Начальная цена четыреста тысяч. Кто больше? — хохотнула, коктейль через соломинку потягивать начала.
Варя поежилась. Кофе хлебнуть хотела — руки дрожат. Брякнула чашку на место.
— Видно не любишь ты его.
— Люблю!
— Тогда что передергалась вся? Я тебе спасти его предлагаю, реально. Деньги фактически на халяву. Сегодня ага, завтра твой разлюбезный уже в клинике. Думай, Варвара. Любовь это тебе не сушки вместе грызть у оконца, это радость и беду вместе делить, собой жертвовать ради любимого, не за благодарность, от души, со всех щедрот. Способна ты на жертву ради любимого?
— Да, но… Мне подумать надо.
— Думай. Чем больше тянешь, тем ему же хуже делаешь, — заметила с напускным равнодушием.
Зоя загорелась от мысли, что может хорошо заработать на этой лопушке Косициной. Лишь бы не сорвалась дурочка. Конечно, жирно ей четыреста пятьдесят отламывать, но с другой стороны сто пятьдесят, двести в легкую себе в карман положить — не каждый день получится. Деньги на дороге не валяются.
Если хорошо разрекламировать и нужных людей зацепить, может и триста в карман лягут. А это уже что-то. Как раз на квартиру в центре халявная добавка.
Размечталась Федорова, улетела в светлое будущее, где и квартира у нее на Московской улице, напротив „Сити-центр“, „инфинити“ под окнами, непыльная но прибыльная работа в фирме Ашота и полная свобода действий.
Варя же пыталась с волнением справиться и что-то решить, но мысли буксовали в эмоциях и дальше не шли.
Спору нет — возмутительное предложение. Чего она от Зои еще ждала? Что вообще от нее можно ждать?
— Кинешь, — просипела.
— Нет, — и призналась честно. — Могла бы, но слышала где-то: жадные дважды платят. Не раз убеждалась — так и есть. Поэтому по справедливости действую. Тебе твое, а мне сверху за хлопоты. Без обид.
Варвара кофе выпила лихорадочно соображая. Была бы у нее хоть еще одна дельная идея, даже задумываться не стала, но случилось, как случилось и ясно — помощи ждать не от кого. Значит, соглашаться?
А как там будет, что? Как можно с незнакомым в постель, как можно продать себя? Что Диме скажет потом, как жить будет?
А как другие живут? Как она станет, если Дима умрет? Она же не простит себя. Да как она без него?
— Одна ночь? — уточнила.
— Одна. Дальше как сговоритесь. Захотите опять встретиться — ваше дело, нет, тоже ваше.
— Но если даже не знаем друг друга?..
— В том и фишка. Что ты нервничаешь? Нормальное дело. Сколько девственность за просто так теряют и ничего, живут не печалясь. А тебе почти пол лимона за это светит, решение проблемы. Другая бы радовалась — эврика! Одна ночь и ты в дамках: деньги, Димочка твой живой здоровый и ноль хлопот.
— Ты пойми, я же никогда, ни с кем…
— Валерианы что ли дать? Трясет всю. Нервная ты, Варвара. А что переживаешь? Доедай пирожное, домой поедем, подвезу, телефон свой тебе оставлю. Надумаешь — позвонишь, а нет — мне-то? Проблемы нешуточные не у меня нарисовались — у тебя. Твоей голове и болеть.
— Не хочу, — отказалась от сладкого. Куда там что-то съесть? От волнения кофе в желудке плясало, кинь еще что-нибудь и опозорится — стошнит тут же.
— Как хочешь. Счет, — помахала официантке Зоя.
Домой молча ехали. Варя, сжавшись, как больная язвой желудка, сидела и все мечтала от волнения избавиться и хоть что-то сообразить. Федорова к ней не лезла, понимая, что спугнуть может.
Только у подъезда спросила:
— Сотовый есть?
— Есть.
— Записывай, — номер продиктовала. Варя вбила его в записную книжку и домой пулей, в душ. Благо никого дома не было, не пристали, чего зеленая такая и летишь ног не чуя?
Приняла ванну и чуть успокоилась, соображать начала. Первая мысль была Любе позвонить, посоветоваться. Но как возникла, так и ушла — нельзя никому о том знать, а то согласиться, дойдет потом до Димы. С другой стороны, Зоя права — не за себя же, не для себя. А раз так, то и не продажа это, не проституция — вынужденный шаг для спасения не только Димы — их будущего.
Как не крутила, выходило, что иного пути нет. Осталось в руки себя взять, „да“ сказать, настроиться и пережить уготованное. А потом забыть, вычеркнуть из памяти.
Но получиться ли? Страх какой с незнакомым что-то иметь!
Звонок Наины Федоровны поставил последнюю точку на метаниях.
— Здравствуй дочка. Деньги — то нашла?
— Я… найду. Пару дней еще надо.
— Ох! Да мне-то, я — то все понимаю. Болезнь Димочкина не понимает. Переживет ли он эти пару дней? — заныла женщина.
— Будут деньги! Я сказала — найду!
— Ну дай Бог, дай Бог. Не опоздать бы. Каждный же час последним может быть. А уж как мучается Димочка, как же ж он переживает? Ты уж не подведи, голубка, надежа ты наша…
— Не подведу. Будут деньги. И решилась, набрала номер Федоровой.
Но „да“ далось с таким трудом, что Зоя не сразу поняла, что Варя сказала. Повторить пришлось:
— Да! Согласна!
— Ох, и дурная ты. Чего кричишь, нормально сказать нельзя? А с голосом что?
— Это… от страха.
— Н-да? А чего боишься? Все через это проходят, ни одна не умерла, — хохотнула Зойка.
— Тебе хорошо насмехаться…
— Ты упрекаешь, что ли?
— Нет, — испугалась Варя: обидится еще, пошлет ее и тогда денег не найти, Диме не выкарабкаться.
— То-то, — прогудела Федорова. — И учти, поезд пошел.
— То есть?
— Работа пошла! Я аукцион начинаю и по — любому ты мне за хлопоты пятьдесят должна будешь. Откажешься — будешь деньги, как хочешь доставать, но с ченчем для меня. Так что смотри. Я к тебе по-серьезному и ты малолеткой не будь. За кидалово наказывают строго.
— Получается, если передумаю…
— Не четыреста пятьдесят, а пятьсот искать будешь. И учти, я, как и Дима, ждать не могу. Не люблю. А теперь план слушай, он прост. Завтра после занятий ко мне съездим, подберем тебе шмотку, чтобы как человек смотрелась. Дальше уже скажу когда, кто и где. Сведу вас. И учти еще одно — под клиентом штучки из серии „не хочу“ и „передумала“ не выкидывай, не в твою пользу. Знакомцы у меня люди серьезные, поломать могут, если не тебя, то меня, а мне это, сама понимаешь, не нужно. Счетчик включу и не как с подруги спрошу. Я ручаться за тебя буду и мне не в кайф, чтобы из — за тебя и моей доброты мне потом неприятности вместо денег и благодарности приплыли. Ясно?
— Ясно, — совсем голос у Вари сел.
— Не сипи там. Выкобениваться не будешь, все путем пройдет и к общему удовольствию. Ладно, потом проинструктирую, завтра. Сейчас дел невпроворот, стольких поднять надо. Пока, подруга, — хохотнула и связь отключила. Варя так и осталась с телефоном в руке сидеть.
Страшно стало — зачем согласилась?
А не согласилась бы — где деньги искать? Как завтра в больницу идти? Придет, а там Колыванов скажет…
Нет, — волосами тряхнула: что сделано, то сделано. Времени, правда, нет. Каждый час против Димочки работает. Если б не это, можно было бы в инете объявление разместить, у людей денег на лечение попросить.
Только пока нужная сумма накопится, Диме она может уже не пригодиться.
Все правильно, — уверила себя Варя. Перетопчется она, переживет, выдержит. Главное итог — Дима живой и здоровый. А там разберутся. Любят они друг друга, а любовь любые испытания выдержит и от них лишь крепче станет.
Конечно, Диме знать ничего не надо, а то ведь замучается совестью. Себя в случившемся корить начнет. Он такой».
