Скиф

Райдо Витич, 2012

Привычно выгуливая собаку промозглым осенним утром, Макс не знал, что оно станет поворотным в его жизни. Не подозревал он этого и тогда, когда заметил отвязного тинейджера в антураже гота, пропнувшего в канал чужой дневник. Черт дернул Смелкова подобрать тетрадь, а может сам дьявол порывом ветра распахнул перед ним исписанные листы, и заставил прочесть то, что он предпочел бы не ведать. Так или иначе, но история, запечатленная каллиграфическим женским почерком, не оставила ему выбора. Он начал поиски брутального юнца, чтобы найти хозяйку дневника, а нашел то, что не искал. Каждый шаг по страницам чужой трагедии все шире распахивал перед ним врата личного ада и все сильнее впутывал в жуткую историю любви и ненависти, верности и предательства, нежности и крайней жестокости…

Глава 2

Скиф потягивал вино и поглядывал на Люсю.

Заведение было тихое, консервативное, чем удивило девушку. Она ожидала чего-то бурного — слета металлистов, тусовки байкеров, засилье любителей пива, на крайний случай. Влад изумил ее и в этом — привел почти в аристократический ресторан, где цены под потолок с лепниной, наверное, именно за нее. Это смущало, учитывая, что заплатить обещалась она. Но Скиф успокоил:

— Посидим немного, примем по минимуму и двинем к Зотову.

— Куда?

— Студия. Зотов известный художник.

— Ты увлекаешься живописью? — Скиф явно полон тайн и загадок!

— Нет, — хмыкнул. — Я увлекаюсь искусством. У Павла собираются люди.

— Ты говоришь, словно в других местах собираются свиньи.

— Не исключаю. Скиф облокотился на стол, качнувшись к девушке:

— А ты бы хотела куда-нибудь травки покурить, оттянуться с ломкой, хеви-металл и де труа до утра?

Люся скорчила рожицу:

— За кого ты меня держишь?

— А чего тогда ко мне прилипла?

— Ты интересный, симпатичный…

— Вызывающий…

— Не скучный! — улыбнулась. — Неординарный. В тебе есть харизма. Чувствуется, что ты хозяин своей жизни.

— А ты — нет?

— Пока не совсем. Вот отучусь, начну зарабатывать сама, буду хозяйкой себе. А пока маман с папан выдают чаевые, много воли не получишь. Фигово от предков зависеть.

— Иди работать.

— Кем? — пожала плечиками. — Рекламки у метро раздавать, дворы мести?

Скиф отвернулся: зачем он согласился с девушкой прогулять занятия? А впрочем, чем лучше сохнуть на парах, слушая заумь Веретенникова?

— А ты что хочешь от жизни? Куда потом пойдешь, кем?

— Работать пойду, — отрезал.

— Семья? Женишься?

— Так далеко не заглядывал.

— Не любил, — поняла свое и высказала с томно — заумным видом. Скиф ожег ее взглядом, губы скривились в желчной насмешке:

— Любил — не любил. Ты принцесса, чем голову себе забила? Ты думаешь, мужики любят? Они пользуют, они ищут выгоду и приемлемую телку для своих нужд. Это как сходить в сортир. Кому приспичило тот и за кустом отольет, а посдержаннее сортир ищут красивый, чтоб со всеми удобствами.

Люся даже побледнела от его грубой прямолинейности, поморщилась:

— Что за скотство.

— Правда жизни, дура. Ты что думаешь, самая умная, самая красивая, поэтому мужики от тебя с ума сходить должны и розы под ноги стелить? Розы с шипами, детка. Хорошо даешь, приметный интерфейс, нормальные манеры, покладистый характер, по дому и хозяйству можешь — тогда есть шанс, а так… Ну, фигурка у тебя ничего, — смерил ее взглядом. — С мозгами хуже, но смазливая мордочка компенсирует, главное рот не открывай, чтобы ум во фразах наружу не лез. Родители у тебя кто?

Люся хлопала ресницами и морщила носик, соображая оскорбиться и послать Скифа нафиг или еще потерпеть, понять с чего он завелся. Может специально провоцирует? Зачем?

— Врачи.

— Врачи? Здорово, — хмыкнул. — В частных клиниках?

— Даа.

— Супер. Стоматологи, гинекологи?

— Неет.

Люся решительно не понимала, причем тут ее родители.

— Тогда на хрена ты мне сдалась? Что твои родители могут, что можешь ты? Кто ты? Удобный сортир с красивым интерьером? Таких валом.

Люся покраснела до корней волос и не выдержала, поднялась, резко оттолкнув чашку с недопитым кофе. И вылетела из ресторанчика.

Скиф не шевельнулся.

«Беги, дура, беги пока не поздно», — посмотрел ей в спину.

Допил вино, кинул деньги и направился в тир.

Стрельба затянула его давно, как табак. Две, а то и три пачки сигарет в день и расстрел мишеней — сутки прошли не зря.

— Поразительные успехи, — усмехнулся молодой мужчина в тире, выдавая очередную порцию пулек. — У тебя талант. А помнишь, как палил в белый свет, как в копеечку?

Парень смерил его презрительным взглядом и расстрелял мишени, попав в десятку на каждой.

— Я же говорю — талант.

— Еще тридцать — подал деньги.

Мужчина отсчитал пульки и подвинул к Скифу, взглянув с насмешкой:

— Меня Павел зовут.

— Санта-Клаус, — буркнул недобро: не вяжись дядя.

— Ничего, — хохотнул. — Подходит.

— Отвянь.

— Что так немилостиво?

Парень расстрелял мишени и вновь протянул деньги:

— Еще тридцать.

— Что-то кроме оружия вообще интересует?

— Нет, — отрезал.

Расстрелял следующую партию, положил винтовку и хотел уже уйти, как мужчина остановил:

— Подожди, предложение есть по твоему интересу. Как на счет пострелять из настоящего оружия?

Скиф хмуро уставилась на него:

— Страйкболл?

— Баловство.

— Охота?

— Пейнтболл. Мы с ребятами собираемся, отдыхаем…

— Один хрен, — скривился.

— Ну, не скажи. Подгребай в Сестрорецк в субботу к обеду, за мостом на повороте на приморское шоссе подхватим. Можно и из города. Где удобнее?

— Я не сказал «да», — отложил ружье и вышел.

Скиф доплелся до скамейки, плюхнулся.

Сколько будет помниться тот день?

Взгляд ушел в сторону деревьев, уже почти голых, потерявших свою листву, и четко вспомнились кустики у моста, покрытые молодыми, зелеными листиками, туман, что стелился над водой, песок, трава и джип. И киллер…

И тряхнул волосами: нафига думать об этом? Когда паршиво на душе нужно избегать плохих мыслей, воспоминаний иначе останется лишь один путь — на тот свет.

Впрочем, если ли разница? Он давно там. Мир перевернулся. Давно.

С некоторых пор Скиф был уверен, что этот мир — ад, а тот, возможно, рай. А смерть не так страшна, как жизнь, по — своему она даже красива. Более красива, мудра и справедлива, чем жизнь.

Парень поднялся и пошел к Зотову. Там его знали, там к нему относились как к своему.

Сашка Пелегин пил пиво, обнимаясь с очередной девицей, двадцатой за те двадцать раз, что Влад его видел. Неизменной у Сани была только бандана и улыбка.

— Привет, Скиф, — обменялись хлопками ладоней и парень тут же получил банку «туборга». — Опять с занятий слинял? Чудак ты, человек, тебе диплом нужен.

— Не угадал — отцу.

— Отец за тебя жизнь не проживет. Самому нужно что-то думать. Подошедший Павел просто пожал парню руку и кивнул:

— Пошли, покажу новое.

— Закончил? — вскочил Скиф.

— Сегодня, — улыбнулся благодушно Зотов и подвел к стойке с картиной.

На холсте цвела весна улыбкой прекрасной женщины утопающей в разных цветах. Что говорить, картины Зотова иначе, чем шедеврами Скиф назвать не мог.

— Любишь ты баб, — заметил тихо, даже забыв про пиво в руке.

Павел странно посмотрел на него:

— А ты не любишь. Шовинист.

— Бывают другие?

— Знаешь, Скиф, — обнял Влада за плечо Павел, разглядывая свое творение. — Мы все в какой-то степени шовинисты, но в крайности вдаваться не стоит. Женщины прекрасны — их нужно любить, как воплощение красоты самой жизни. Мы без них, как дети без родителей, как земля без травы, как…

— Ты конечно мастер, Павел, без всяких «но». Однако, с красотами жизни я бы поспорил. Они только в твоих картинах.

— Заведи себе подружку, — посоветовал мужчина, внимательно посмотрев на парня, и пошел к друзьям — Гоше и Киру, вечно подвыпивших и веселых, с массой прожектов в голове. Братья махнули руками, приветствуя Скифа и, о чем-то начали втирать Зотову.

Влад закурил, продолжая рассматривать картину.

— Гений, правда? — заметил Сашка, подойдя неслышно. Скиф дрогнул и кивнул.

— А ты Катерине понравился, — усмехнулся мужчина. — Познакомить?

— Думаешь, даст?

Пелегин засмеялся:

— Смотря, как просить станешь.

Влад отвернулся — взгляд опять приковала изображенная женщина в цветах. Она была иллюзией, а слова Сани Пелегина — реальностью. Зотов воплощал в жизнь свою мечту даже не о женщине — о себе и своем отношении к ней, а в жизни все было просто, пошло и совсем некрасиво, зато честно — как у Пелегина.

Этот мир мужской и правят в нем мужчины, и живут в нем мужские правила. И мир не волнует, понял ли ты это, принял или нет. Поэтому лучше побыстрее понять и принять, иначе сомнет.

— Тоже художником стать? — протянул Скиф.

Пелегин вовсе заржал, обнял парня за плечи и повел к дивану к Катерине:

— Из тебя художник, как из меня сапожник. Не смеши мои усы! Не, старик, без обид. Не кормит это ремесло. Предлагаю спокойный и финансово благоприятный вариант — иди к нам, поставлю на аэрографию, будешь прилично получать, не надо в технаре своем маяться.

— Опоздал, уже. Андрон взял.

Лицо Сани вытянулось от разочарования:

— Во, паразит! Умыкнул! Давно к нему подался?

— Вторая неделя, как пашу.

— Нравится? Небось, зажимает?

— Нет, все отлично. Я доволен.

— Граффити тоже можешь? ― припала к плечу Пелегина Катерина, а взглядом так и ела стройного юнца со смазливой мордашкой, столь нежной, что не смотри ему в глаза, в которых век прожженного старика, показался бы Скиф вовсе мальчишкой.

Влад улыбнулся ей, хитро и понимающе щуря глаз.

— Котик, что там Зотов с братьями — чудаками задумал. Послушай, а? — посоветовала смыться своему бой-френду Катя. Тот смекнул. Одарил насмешливым взглядом Скифа и подругу, и пошел к мужчинам, а девушка подсела ближе к парню, провела ладонью по ноге от ботинка, что он устроил на столе, до бедра, потянула за цепь на ремне:

— Целоваться-то умеешь?

— А ты? — вытащил сигареты, подкурил и подал ей, себе взял другую.

— Обижаешь, — улыбнулась томно и многообещающе, коготки чуть впились в бедро, намекая, что можно на практике узнать, то, что пока на словах обсуждается.

Скиф заинтересованно оглядел девушку, обнял за плечо и с удовольствием затянулся:

— Сколько берешь?

— А ты наглец! — хохотнула Катерина, чуть отстранившись. — Зелень, а язык как у гадюки.

— Цена вопроса.

— Я не проститутка.

— Да? — взгляд парня не верил, и девушка посерьезнела.

— С такими манерами, малыш, ты себе подругу не найдешь, — поднялась и направилась к Пелегину, мигом потеряв интерес к юнцу.

Скиф сплюнул в сторону и глотнул пива:

— Охренеть, как расстроен!..

Домой Скиф явился глубокой ночью, вдоволь прошатавшись по улицам. Прошел в свою комнату и рухнул на диван прямо в куртке и ботинках.

Отец, услышав, что сын вернулся, включил в комнате свет и застыл у дверей, осуждающе глядя на него. Влад не реагировал — лежал и смотрел не мигая в потолок.

Мужчина потоптался и молча выключил свет, ушел к себе.

Макс проснулся не столько от звонка, сколько от поскуливания Макса в ухо: подъем, хозяин!

Что за черт? Два часа ночи! — глянул на дисплей, но вызов принял.

— Срок, — услышал и мигом проснулся.

Минута раздумий и мозг выдал нужный вариант ответа:

— Завтра в одиннадцать при съезде с КАДА на Мурманку.

— Одиннадцать вечера. Я тебя найду.

— Чтоб больше не встречаться.

В трубку хмыкнули и раздался гудок, потом повисла тишина. Все что нужно — сказано.

Взгляд мужчины упал на фото на стене — он и Том.

— Ну, вот и все, «братишка», — то ли сказал, то ли прошипел.

Кинул трубку на тумбочку и опять залез под одеяло.

На следующий день, ровно в одиннадцать вечера, перед его машиной остановилась потрепанная «лада». Максим не сразу сообразил, что она по его душу. Но водитель посигналил фарами и мужчина оставил свое удивление при себе. Вылез нехотя из прогретого салона на промозглый, пропитанный осенним дождем воздух, прошел к машине и сел рядом с водителем. Выставил кейс. Водитель открыл его, глянул на ровно разложенные пачки денег, захлопнул и переложил на заднее сиденье.

— До свидания не говорю. Ни к чему оно, свидание.

— Это точно, — сухо, в тон мужчине подтвердил Макс и вылез.

«Лада» плавно тронулась, унося последнюю дань. Теперь Максим свободен — ченч есть ченч и он уплачен. Он отмыл Кону деньги, а тот выполнил его заказ. Точка поставлена — разошлись. И так хотелось бы сказать — теперь я счастлив, да только язык не поворачивался.

Взгляд прошелся по темному, наглухо затянутому тучами небу: если там Бог? Если есть, наверное, должен понять, что выхода у Макса не было.

— Забыли, — приказал себе, вычеркивая прошлое. Прошло.

Поправил перчатки и залез в свое авто.