Летаргия. Уставший мир

Павел Волчик, 2021

Представьте мир, где кофе больше не будит.Где сон больше не приносит отдыха.Где процент заряда человеческого аккумулятора стремится к нулю.Мы начнём совершать ошибки. Мы перестанем замечать, как ошибаемся.Её Величество Усталость пройдёт по планете невидимой тенью, коснувшись каждого.Многих она усыпит. И это начало катастрофы.Но останутся те, кто попытается ей помешать: не самые умные, не самые сильные, не самые выносливые – те, кто и так привык уставать.На них вся надежда. Только они не спят в городе, где царствует Летаргия."Летаргия. Уставший мир" – первая книга трёхтомного цикла.Продолжение в книгах "Летаргия. Уснувший мир" и "Летаргия. Пробуждение".Роман "Летаргия. Уставший мир" победила в литературной премии "Экраницзация-2022" и входит в лонг-лист премии "Электронная буква 2022".

Бочка Либиха

Он привычным жестом пригладил усы и продолжил:

«Капля падает за каплей. Шлёп-шлёп… И что тут такого? В бочке ещё полным-полно места, пускай себе капает.

Но бочка Либиха не так проста. Эта модель отражает один из главных законов экологии: у всякого живого организма есть слабое звено, фактор, который более всего отклоняется от оптимального значения. Он-то и приводит к катастрофе.

Сделана бочка добротно: днище не течёт, стенки — досочка к досочке, без щелей и дырок. Только одна странность отличает её от обычной бочки. Деревянные клёпки разной высоты. От этого верхний борт неровный: одна досочка выше, другая ниже.

Сто́ит воде немного перевалить за нижний уровень и… бам! Прорыв плотины! Остальные клёпки, какими бы высокими они ни были, не смогут защитить бочку от потери воды. Нижняя досочка и есть роковой фактор».

— Ты его знаешь? — спросила Кира, заворожённо глядя на вещающую с кафедры голову с массивным лбом, застывшими глазами и усами, как у Николая II. — Эй, не спи!

Она толкнула подругу локтем. Та сладко зевнула, прикрыв пухлой ладошкой с новым маникюром огромный накрашенный рот.

— Что? Я такой сон видела…

— На высшей математике выспишься. Кто он? Эколог?

— Вроде того. Говорят, он почти всё время торчит в лаборатории. А теперь дай мне поспать.

— Подожди, он что, уже профессор?

— Откуда я знаю? Профессор или доцент. Какая разница, если человека интересуют какие-то бочки? Мне, честно сказать, по́боку. И не только мне.

Она обвела взглядом дремлющую аудиторию.

«…Что же находится в бочке? — гремел коротышка, тыча пальцем в рисунок на меловой доске. — Что есть жидкость, которая плещется там? Может быть, ваше душевное равновесие, или благополучие, или жизненные силы: ваши, ваших родителей, подружки по общежитию — энергия всего человечества, энергия всех организмов на земле».

— Эй, Кира! — подруга зевнула, не разлепляя глаз. — Он что, тебе понравился?

— Не говори ерунды. Просто… ну он какой-то…

— Несуразный? Не от мира сего? Гы-гы… Скажи, если бы ты была последней женщиной на Земле, а он последним мужчиной, вы бы…

Кира двинула подругу локтем, покраснела.

— Спи. Когда ты храпела, было лучше.

«А теперь мысленно напишите на каждой деревянной клёпке то, что поддерживает ваше нормальное существование: пища, вода, сон, движение. Или это будет собрание микроэлементов, без которых не может жить ваше тело. Какая из клёпок окажется самой малой? Что на ней написано? Что сведёт все усилия на нет? Может быть, стресс? Или недостаток фосфора? Или…»

— Усталость! — выкрикнула с места Кира и, когда на ней остановился проницательный тяжёлый взгляд со стороны кафедры, растерялась.

— Что вы сказали?

— Я сказала «усталость», — дрогнувшим голосом повторила девушка. Кто-то в аудитории глупо присвистнул. Кира набралась смелости и спросила: — Разве на бочке не может быть написано это слово?

Доцент нервно почесал бороду:

— Может, судя по состоянию сегодняшней аудитории… А для меня слабым звеном всегда было терпение!

С этими словами преподаватель сделал немыслимое: размахнувшись хорошенько, так что под узким пиджаком проступили мышцы, он швырнул кусок мела об стену. Белые осколки разлетелись в стороны, и Кира успела заметить, как один маленький кусочек чиркнул по плечу уходящего вон доцента.

В аудитории сонное молчание сменилось тихим рокотом пробуждения.

— Что это было? — спросил голос, похожий на замедленную запись на магнитофоне.

Кира поднялась, её прямоугольное веснушчатое лицо с тонкими губами и крупным носом вытянулось. Она окинула взглядом просыпающуюся толпу студентов и выбежала в коридор.

Доцент бодро шёл вдоль длинных высоких полок со старинными фолиантами, мимо выстроенных в ряд статуй великих учёных, и в его походке было что-то важное и одновременно забавное, почти как у Маленького Бродяги Чарли Чаплина.

«Зимние ботинки, — поняла она. — Высокие военные ботинки под брюками. Он тоже без сменки».

Она хотела позвать преподавателя, но забыла имя. Вернее, он даже не представился на первой лекции. Кира думала, как лучше к нему обратиться, но вспоминались лишь дурацкие прозвища, которые она от кого-то слышала: то ли Интеграл, то ли Логарифм.

— Эй, постойте! Извините, пожалуйста! Да подождите вы!

Учёный резко обернулся, и она удивилась, что вблизи он не такой уж старый. Просто бородка и закрученные усы добавляли ему лет десять. Доцент был на голову ниже её, и Кира привычно ссутулилась. Она всегда сводила плечи и опускала голову, когда встречала кого-нибудь ниже себя ростом. А случалось это почти всегда.

— Вы что-то ещё хотели?

— Что-то хотела? — оторопела девушка. — Простите, но вы только что ушли с лекции, швырнув об стену мел. Мне нужно знать, что такого я сказала? Почему вы так расстроились?

— Можно отвечать на ваши вопросы в любом порядке?

Кира даже кивнуть не смогла от удивления. Логарифм облизнулся, как сытый кот:

— Вопрос номер один: «Что-то хотела?» — был вашим вопросом к самой себе, а также саркастическим повторением моего вопроса. Вопрос номер два: «Что я такого сказала?». Вы не сказали ничего такого, о чём бы я сам не рассуждал в последнее время. Для морских кораллов опреснение воды может стать смертельным. Для выживания северных оленей важна глубина снежного покрова. Они просто выматываются, если долго ходят по глубокому снегу. А что может ограничить существование человека? Мы придумали опреснители, чтобы превращать морскую воду в пресную, и снегоуборочные машины, чтобы убирать тротуары. Мы даже научились очищать загрязнённый нами же воздух. Усталость, если хотите знать, может быть написана на одной из клёпок бочки. Но она вряд ли станет minimum-фактором, ограничивающим наше выживание. Есть другие, более значимые факторы.

— Какие именно?

— Болезнь, голод, война, бесплодие, человеческая глупость.

— А что, если именно усталость станет таким фактором? — заспорила Кира, не обращая внимания на студентов, которые шли по коридору и оборачивались на них. — Что, если этот фактор уже действует вовсю? Вы думаете, наш курс всегда был таким роем сонных мух? Я видела, как эти ребята умеют работать. В последнее время они словно транквилизаторов объелись. И с тем, как вы читаете лекцию, это не связано. У вас очень хорошо получается…

Она осеклась. Лицо Логарифма-Интеграла не дрогнуло.

— Это всё?

— Нет, не всё. Вы не ответили на третий вопрос. Может, я и дура, но до трёх считать умею.

В его глазах появилась насмешка.

— Нет, вы не ду-у-ра, — растянул он специально последнее слово. — На последний вопрос нет смысла отвечать, потому что он задан неверно. Я не расстроился, как вы выразились. Я просто поставил точку. Закончил своё выступление, ответил на ваш вопрос и поставил жирную белую точку. Мелом на стене.

— Лекция длится час пятьдесят, а не сорок минут, — обречённо вздохнула Кира. — Не думаю, что в деканате обрадуются вашему решению.

— У меня есть запасной вариант. Меня давно зовут на кафедру психологии.

— Так вы ещё и психолог?

— В каком-то смысле. Защитил парочку диссертаций.

— Парочку?

— Послушайте, мне дорого моё время. И я не привык тратить его впустую. Если вы и здесь желаете получить ответы, предлагаю продолжить разговор завтра, в моей лаборатории на кафедре прикладной экологии.

Она внимательно посмотрела ему в глаза, ища скрытый мотив. Он нахмурился и добавил, неловко кашлянув:

— Скажем так… Мне нравится ход ваших мыслей. Мало людей оппонирует мне с успехом. Если вы хотите проверить свою странную «гипотезу усталости», что ж, беритесь за дело, а не разглагольствуйте, стоя посреди главного коридора.

Девушка медленно, как загипнотизированная удавом жертва, кивнула.

Он, не прощаясь, зашагал по коридору.

— Простите, а над чем вы работаете?

Доцент неохотно развернулся.

— Если коротко: я абсолютно уверен, что наш привычный мир очень скоро ждёт катастрофа. Мне осталось найти самую короткую клёпку на бочке, прежде чем это случится.

— И что будет дальше?

— Дальше катастрофа всё равно произойдёт. Просто я, в отличие от других, буду подготовлен.