Летаргия. Уставший мир

Павел Волчик, 2021

Представьте мир, где кофе больше не будит.Где сон больше не приносит отдыха.Где процент заряда человеческого аккумулятора стремится к нулю.Мы начнём совершать ошибки. Мы перестанем замечать, как ошибаемся.Её Величество Усталость пройдёт по планете невидимой тенью, коснувшись каждого.Многих она усыпит. И это начало катастрофы.Но останутся те, кто попытается ей помешать: не самые умные, не самые сильные, не самые выносливые – те, кто и так привык уставать.На них вся надежда. Только они не спят в городе, где царствует Летаргия."Летаргия. Уставший мир" – первая книга трёхтомного цикла.Продолжение в книгах "Летаргия. Уснувший мир" и "Летаргия. Пробуждение".Роман "Летаргия. Уставший мир" победила в литературной премии "Экраницзация-2022" и входит в лонг-лист премии "Электронная буква 2022".

Кофейня «Письма»

С реки Фонтанки дул пронизывающий до костей северо-восточный ветер.

Однако переулок, в котором располагалась кофейня «Письма», был расположен так, что потоки холодного воздуха сюда не проникали. С набережной приятно было свернуть в этот уютный уголок. Но по-видимому, такое желание возникало только у хозяев кофейни и их немногочисленных друзей, потому что случайные люди заходили сюда редко. Возможно, спешили по своим делам или их внимание привлекали другие кофейни, которых в Петербурге так же много, как оспин у больного ветрянкой.

В начале недели посетителей было особенно мало. В пятницу можно было рассчитывать хоть на какие-то крохи, но до неё была ещё целая жизнь.

Роман Вешников стоял за стойкой бара и, как это часто бывало по утрам, размышлял о своей нелёгкой судьбе.

История его жизни могла бы стать отличной основой для сценария комедийного сериала.

Учёный, который много лет посвятил изучению расстройств сна, сомнолог, пытавшийся защитить диссертацию на тему «Влияние напитков, содержащих кофеин, на образы в сновидениях», стал бариста и готовит кофе для посетителей. Правда, очень хороший кофе.

Сам он не выпивал больше одной чашки в день. Во-первых, кофе дорого стоил, а дела у них с женой шли не самым лучшим образом. Во-вторых, у него и так со сном в последнее время беда: появилось обыкновение просыпаться посреди ночи и пялиться в тёмный потолок. Это была ещё одна пощёчина — специалист по сну не может сам заснуть. Ха-ха-ха!

К грустным мыслям примешивались и другие.

В огромном городе он так и не нашёл себе подходящую работу. Пометавшись по научным институтам и клиникам, Вешников вынужден был признать, что у него очень любопытная специальность, но должности, которые ему предлагались, были страшно скучны. Оборудование и лаборатории, в которых он мог бы проводить свои исследования, в Петербурге отсутствовали. А ему дорог был этот город, и он не хотел из него уезжать.

Вешников не мог заниматься тем, что по-настоящему любил. И ему так и не удалось смириться со своей невостребованностью.

Как не мог смириться и с тем, что в семейном бизнесе деньги на кофейню нашла его жена, а не он.

Ева терпела его капризы все эти годы. Метания от работы к работе, безденежье, приступы уныния. Кроме того, именно она отыскала это местечко, которое они арендовали, — бывшее помещение почты. Даже название пришло на ум ей первой — «Письма». День за днём она делала это место, пахнущее обёрточной бумагой и фанерой, более уютным, чтобы редкие посетители, приходящие сюда, почувствовали себя дома. Волшебством, присущим только женщинам, Ева понемногу превращала кофейню, похожую на тысячи других, в особенную, запоминающуюся.

На стенах уже висели картины неизвестных художников, на полках стояли потёртые книги, пережившие возраст своих авторов. Занавески, подушки, лампы, вазочки с цветами — каждый предмет хранил тепло её рук.

Незаметно работа в кофейне стала для них домом, а квартирка в спальном районе казалась пустой и годной только для сна.

Пустой… Почему у них нет детей, которые заполнили бы комнаты весёлым смехом? Роман Вешников вздохнул и посмотрел на улицу, где осенний ветер гнал вдоль фасада стайку жёлтых листьев и прозрачный, как привидение, целлофановый пакетик.

— Ну что ты снова вздыхаешь? — спросила Ева, чуть улыбаясь.

Она сидела в самом дальнем углу кофейни и вязала новый чехол на деревянный стул. Уже половина стульев в «Письмах» были одеты в эти тёплые цветные телогрейки.

Вешников, явно скучая, подошёл к календарю и сдвинул пластмассовую рамочку на 4 октября 2021 года.

В этот момент в тысячах километров над кофейней «Письма», на космической станции, китаянка Джи Мэй порезалась перочинным ножиком, готовя себе завтрак.

«Понедельник, — мысленно отметил Вешников. — Понедельник у нас — день безделья. Опять никто не придёт. — Он посмотрел, как Ева, низко опустив на нос очки, ловко перебирает спицами, плюхнулся на стул и ещё раз вздохнул: — Как она меня терпит?»

— Пупсик!

— М-м? — откликнулась Ева, не отрываясь от вязания.

— Как ты себя чувствуешь сегодня?

— Бывало и получше. Совсем нет сил.

— Я забыл тебя спросить, — начал он медленно, так, как говорят люди, привыкшие подолгу сидеть в тишине. — Что сказал врач?

— Врач… — повторила она рассеянно. — Ну а что он может сказать? Пока всё без изменений.

«Что без изменений?» — хотел спросить муж, потому что она должна была сходить к двум врачам: гинекологу и онкологу. Но не успел, потому что дверь скрипнула и колокольчик тренькнул, сообщив о приходе клиента.

В кофейню вошёл молодой человек небольшого роста с крупной головой и массивным лбом. На угрюмом лице росла густая борода и закрученные усы, наподобие тех, что были модными в начале двадцатого века. Он посмотрел на супругов тяжёлым взглядом, в котором мелькнула насмешка.

Хозяева кофейни называли его между собой Логарифмом. Так как он постоянно считал вслух, сидел скрючившись и, говоря откровенно, был не самым желанным гостем, потому что не любил платить.

— Подвешенный кофе остался?

— Доброе утро! — Вешников поднялся со стула, вежливо улыбнулся, но при встрече с грозным взглядом собеседника сник и опустил глаза. — Да, последний.

Он с сожалением перечеркнул единственную белую палочку на меловой доске, обозначавшую подвешенный кофе — какой-то редкий посетитель решил проявить щедрость и заплатил за две кружки: себе и незнакомцу. Дальше бариста начал неторопливо и осторожно готовить напиток.

Логарифм прошёлся вдоль полок с книгами. Взял одну, полистал. Ева бросила на него короткий взгляд поверх очков, подняла бровь и спросила:

— Желаете что-нибудь ещё?

— Смотря что вы готовы мне предложить.

— Завтрак. Пирог с брынзой, крендель с маком или круассан.

— Три… — пробормотал Логарифм. — Три продукта.

— Что вы говорите?

— Три или пять. Можно ли считать мак и брынзу как отдельный вид или правильнее будет классифицировать…

— Я вас не слы-ышу! — пропела хозяйка.

Он ничего не ответил, уселся за столик, уставился в книгу и принялся читать, шевеля губами. Ева взглянула на мужа — тот только недоумённо пожал плечами и понёс кофе посетителю.

Тут колокольчик снова тренькнул, и с улицы в кофейню вошла гигантская газета. Вешников моргнул и только через секунду понял, что перед ним не газета, а сутулый старик в пожелтевшем от времени плаще с росписью из печатных букв, бегущих по рукавам и полам.

Старик, похожий на древнего карабкающегося богомола, взбирался по ступеням медленно, опираясь на деревянную трость. Пригладил ладонью жидкие седые волосы.

Никанор Степанович Саблин заходил в кофейню раз в неделю, перед встречей с хором ветеранов. С самого первого дня знакомства он представился хозяевам кофейни бывшим военным лётчиком. И хотя этого гостя супруги знали и любили, он был совсем не тем клиентом, который помог бы им покрыть ежемесячную аренду помещения.

— Доброго! — бодро поздоровался старик, стуча тростью об пол, и Роман Вешников заметил треснувшую ручку, обмотанную изолентой. Бывший сомнолог вздохнул: вот кому нужно было отдать подвешенный кофе.

— Мне как обычно, сынок.

Вешников засуетился у стойки, начал радостно забивать рожок молотыми зёрнами. А Никанор Степанович извлёк из кармана потёртый бумажник и принялся отсчитывать мелочь.

— Как ваше здоровье? — спросила Ева. Она поднялась с места, подошла ближе и отодвинула стул, чтобы ветеран мог сесть.

— Представь, милая, каждый день я встаю как будто с похмелья, хотя ничего не пил накануне. Тело моё чувствует себя так, словно вчера я сотню раз входил на моём Иле в штопор. Но жаловаться нет смысла, когда половина твоих дружков уже в могиле. Лучше уж ковылять понемногу, чем кормить червей.

Логарифм хохотнул, почесал бороду.

— Старость — похмелье молодости. Забавно, забавно… — сказал он себе под нос, не отрывая глаз от книги. — Даже если разваливаешься на части, лучше существовать, чем исчезнуть…

Вешников нахмурился и окинул гостя недобрым взглядом. А Саблин, кажется, ничего не услышал.

Однажды Ева сказала мужу, что Никанор Степанович неплохо сохранился и довольно активен для своих лет. Вешников возразил, мол, такие люди особой закалки — чего уж тут удивительного? Вот и Логарифм как будто бы в чём-то подозревал этого замечательного человека.

Ева вернулась к вязанию, застучала спицами.

— Когда следующее выступление?

Старик отхлебнул горячий кофе, довольный, погладил себя по бритой щеке.

— В конце месяца. Собираемся грянуть «Смуглянку», дочка. Для подрастающего поколения.

— Снова выступаете в школе?

— Угу.

Логарифм цыкнул, ухмыльнулся.

Ева опустила спицы.

— Что вас так смешит?

— Скорее, кто. Современные школьники, — немедленно ответил бородач. — Завучи и учителя приведут их в актовый зал и заставят целый час слушать старые песни. Им нужно будет делать вид, что всё это очень интересно, а в голове одна мысль: «Побыстрей бы отсюда сбежать».

Ева поморщилась, а Никанор Степанович, кажется, впервые заметил, что в кофейне ещё кто-то есть.

— Эти песни помогли выиграть войну! — вмешался Вешников, опершись на стойку и недовольно сопя.

— Войну помогли выиграть технологии, — сухо заметил Логарифм.

Саблин неожиданно легко повернул к нему седую голову.

— Технологии создают люди, — хрипло сказал он, и в кофейне на мгновение возникла тишина. — А людям нужны песни. Мне были нужны песни, пока я воевал…

Логарифм неторопливо поднялся. Со стуком поставил на полку книгу. Сказал не оборачиваясь, но достаточно громко:

— Вы из другого теста. Люди стали другими. Они устали от развлечений, они пресыщены. Их давно пора чем-то встряхнуть.

— Вы судите по себе, молодой человек?

Логарифм криво улыбнулся, пригладил бороду и быстро пошёл к выходу.

Саблин буравил взглядом его спину, и только когда дверь захлопнулась и фигура с большой головой исчезла за окном, сказал:

— Да кто он такой. Чем занимается?

Вешников тяжело вздохнул:

— Если бы мы знали, Никанор Степанович.

— Если бы мы знали, — поправила Ева, — легче бы не стало.

Колокольчик снова звякнул, и в следующую минуту в кофейне разом сделалось тесно. Женщина с пышным бюстом и облаком кудрявых волос на голове вошла в двери, таща за собой весело галдящую малышню.

Двое мальчишек, одинаковых как две капли воды, шмыгнули вперёд к буфету, где за стеклом красовались пирожные. Девочка, по-видимому их сестрёнка, хотела погнаться за ними, но мать успела её удержать.

Видно было, что оделась посетительница кафе наспех. Детки застёгнуты на все пуговицы, а вот на себя ей, похоже, времени не хватило.

— Артур, не лапай пальцами стекло. Миша, что ты повис на нём, как пиявка? Один латте, пожалуйста, и побыстрее.

— Мама, эклер!

— Мы договаривались, Лизочка. Никаких сладостей. Мы и так опаздываем на кружок.

— Мам, ты купишь нам «картошку», ну пожа-а-алуйста! — заныли близнецы.

— Ах ты ж! Дайте эклер и две «картошки». И кофе, а то я сейчас лягу на пол прямо здесь.

Вешников за стойкой засуетился. Нечасто ему приходилось торопиться, поэтому он очень боялся опрокинуть пакет с молоком или рассыпать зёрна.

Осознав тот факт, что пирожные им купят, мальчишки переключили своё внимание на старика, неторопливо потягивающего напиток.

Заметив, что на него смотрят, Никанор Степанович заулыбался и пробасил:

— Как жизнь, орлы?

— Нормально, орёл, — рассеянно сказал Миша, а брат дёрнул его за рукав и шепнул на ухо: «Смотри, он одет в гигантскую газету».

Саблин подмигнул девочке, и она от удивления вынула палец изо рта.

Женщина нетерпеливо барабанила пальцами по стойке.

— Садитесь, я всё принесу, — сказал Вешников, словно оправдываясь.

Но она сама взяла у него из рук пирожные и кофе и пошла к столику. В это время Артур чуть не снёс торшер, так как Миша подставил ему подножку, а Лиза неожиданно вспомнила, что забыла у мамы в кармане свою любимую игрушку, и заревела в голос.

— Стоять! Разделиться я, что ли, должна надвое! — взревела женщина.

Она фантастическим усилием заставила себя донести кофе и пирожные до столика. И только тогда кто-то получил игрушку, а кто-то — по мягкому месту.

Затем мамочка с достоинством вернулась к стойке. Сколько с меня?

— Четыреста десять.

Она присвистнула, достала деньги и, чуть замешкавшись, вместе с ними положила на стойку стопку цветных флаеров.

— Вот. А это приглашение на выставку. Я… художница.

— О! — довольно улыбнулся бариста. — Мы с женой любим ходить на выставки неизвестных художников.

Ева кашлянула. Женщина у стойки удивлённо подняла брови. Вешников вдруг понял, что сказал, и уши у него стали цвета сырой форели.

Художница вернулась за столик. Артур и Миша весело заболтали ногами, наслаждаясь «картошкой». Лиза вздыхала над эклером.

Никанор Степанович всё улыбался, глядя на деток.

— Любите самолёты, орлы?

Артур ткнул брата локтем.

— Мне больше нравится японский мицубиси, — заявил вдруг Миша.

— А мне мессершмитт, — сказал Артур. — На нём отличные пулемёты, я тебя всё время гашу.

Брови у старика поползли вверх, и он не сразу смог ответить.

— Разбираетесь в истребителях? Похвально. А что же, про Ил-10 слышали?

— Слышали.

— Неужто думаете, что он хуже ваших японских да немецких! Так вот, я на нём летал…

— Подумаешь, мы тоже летали.

— Со взрослыми так не говорят, — вмешалась мать.

— То есть как, — моргнул Никанор Степанович, — как это «летали»?!

— Не слушайте вы их! — сказала женщина, вытирая салфеткой крем со щёк девочки. — Они наигрались в свои стрелялки на компьютере, вот и говорят, что летали.

На лицо Саблина вдруг упала тень, и он больше не сказал ни слова.

Роману Вешникову, наблюдавшему за ними из-за стойки, показалось, что на этом разговоре и кончится сегодняшний день. Ничего нового больше не произойдёт. Удалится шумное семейство. Постукивая тростью об пол, направится на встречу с хором ветеран. Кофейня вновь опустеет. Будет слышен только стук спиц, звук проезжающих машин за окном да шипение кофейного аппарата.

Но закончилась только обычная часть дня. А ровно в 10:32 началась необычная.

В кофейню зашёл человек с кожаным портфелем. Заказал эспрессо. Ничего примечательного в этом человеке не было, а за ним вошёл другой, в кепке и тёплых варежках. Попросил горячего крепкого чая. Не успели новые посетители допить свои напитки, как в помещение ввалилась толпа студентов. Один бледнее другого, под глазами круги, зевают, не прикрывая рта рукой. За ними — подруги с карманной собачкой, обе с мутными глазами. И ещё много-много других посетителей.

Впервые с момента существования «Писем» сидячие места были заняты, и более того — не хватало мест за стойкой. Ева давно отложила вязание и колдовала с кофемашиной, работая быстрее мужа.

И даже вдвоём они успевали едва-едва. У кассы выстроилась очередь до дверей.

Роман Вешников молча удивлялся, пытаясь, однако, выглядеть перед посетителями так, будто наплыв гостей для них обычное дело. Но «много людей» и кофейня «Письма» были до этого дня в сознании бывшего сомнолога понятиями несочетаемыми.

К десяти вечера наплыв гостей поубавился. В одиннадцать уже не было никого. Супруги, окончательно выбившись из сил, закрыли дверь на замок. Они даже не стали домывать чашки и оставили эту работу на утро.

За стенами кофейни их ожидал глубокий вечер. Переулок, освещённый янтарными фонарями, навевал сон. С Фонтанки донёсся запах сырой воды. Несмотря на утомление, Вешников пытался шутить и негромко насвистывал.

Ева что-то пробормотала.

— Что ты говоришь? — не понял муж.

— Я говорю, слишком тихо сегодня.

Он пожал плечами:

— По-моему, закономерно для такого сумасшедшего дня.

— Но незакономерно для нашего города, — сказала она, тревожно оглядевшись вокруг.

Они пошли той же дорогой, которой всегда ходили до метро. Обычно в конце переулка им встречалась большая толпа полупьяных, жаждущих попасть в ночной клуб, и супруги переходили на другую сторону улицы. Но сегодня, несмотря на то что двери в клуб были открыты и оттуда доносились звуки музыки, у входа не было никого, кроме рослого охранника.

Здоровяк показался Вешникову вполне дружелюбным, и он спросил у него:

— Что, сегодня совсем нет работы?

Вышибала широко зевнул и пробасил:

— Да, куда-то все запропастились. А вы не хотите зайти? У нас по понедельникам для дамочек свободный вход и бесплатный коктейль.

— Нет, спасибо. Мы натанцевались, — отшутился сомнолог.

Они медленно прошли мимо, оставляя гиганта одного в ночи, освещаемого неоновыми огнями, льющимися из входа.

— Спокойной ночи! — крикнул он.

— И тебе! — ответил Вешников, довольный тем, что так легко поговорил с незнакомцем. — Похоже, сегодня все клиенты перешли к нам, — тихо добавил он, глядя на жену.

Она выглядела потерянной, напряжённой.

— Эй, — позвал он её, — да что с тобой? Такой удачный день…

— Удачный? Что-то не так, — тихо сказала Ева. — С людьми что-то не так.

— С какими людьми?

— Со всеми, — она пространно махнула рукой в сторону домов с горящими окнами.

Как только они вышли из переулка, холодный ветер с Фонтанки безжалостно врезался в лица и принялся искать щели в одежде, ощупывать, как неумелый грабитель.

Они пошли по мосту Ломоносова, мимо каменных башен с толстыми висящими цепями, и пока привыкали к холодным порывам с реки, не могли говорить.

— И что же с ними не так? — повысил голос Вешников, перекрикивая шум ветра.

Ева долго смотрела себе под ноги, потом взглянула мужу в лицо, и он вздрогнул.

— Никогда не видела так много усталых людей.

Он опустил глаза:

— Да брось! Понедельник! Чего ты от них хочешь? Радуйся — о нашей кофейне наконец-то узнали. Не зря я столько мучился с рекламой!

— Реклама тут ни при чём, — резко ответила Ева. — Почему люди пьют кофе, как ты думаешь?

Услышав в её голосе раздражение, он нервным движением поправил на шее шарф.

— Потому что это ароматный и вкусный напиток.

— Не смеши меня, сомнолог! Они пьют его затем, чтобы проснуться. Чтобы взбодриться, прийти в себя, чтобы хотя бы на пятнадцать минут перестать чувствовать чудовищную усталость! Люди накачиваются кофеином, потому что доведены до бессилия. Ты видел последних посетителей? Это тени, а не лица.

Вешников замахал руками:

— Я не понимаю. Вчера не были усталыми, а сегодня резко устали? Что такого могло случиться за один день? Ну, допустим, несколько человек устали больше, чем на прошлой неделе, и решили попить кофе. Допустим, эта осень немного темнее и холоднее, чем прошлая. Но это не значит, что случилось Нечто.

— А отсутствие людей у клуба? Это клуб, в который люди хотят попасть даже в будни. Мы каждый день видим тут толпу.

— Ерунда. У любого заведения бывают провальные дни. Стечение обстоятельств. Один заболел, у другого не завелась машина, третий решил не идти сегодня в клуб, потому что интересный матч по телику. Это теория вероятности.

— Я не могу тебе объяснить, что чувствую…

Он поёжился:

— Вот именно. Не обижайся, но, по-моему, это всё твоя болезнь. Тебе нужно отдохнуть. Когда болеешь долго, кажется, что весь остальной мир тоже заболел.

Она вздохнула и осторожно взяла его под руку:

— Может быть. Может, я просто всё это выдумала. Прости.

Вешников удовлетворённо кивнул, но какая-то беспокойная мысль тонкой иголочкой заколола в голове.

Они долго ехали домой, а когда добрались до своей постели, сразу рухнули в неё.

Этой ночью бывший сомнолог мог бы дать мастер-класс по крепкому сну.