Катулл и Клодия. Римское небо

Ольга Карклин

О чем писал древнеримский поэт Катулл? Кого он любил? Кто любил его? Что вообще такое — поэзия, любовь, мир, Рим? Сколько радости и сколько горя переживает человек античности. И какова природа человека? Не та же ли самая в любое время?Роман о любви Катулла, родоначальника европейской лирики, и Клодии Пульхры, загадочной римской патрицианки.

Глава 6. Встреча

— И где это вы, господин, пропадали до ночи? — ворчал старый слуга, подавая ужин. — Ушли чуть свет, бледный как покойник, я уж не знал, что и думать…

— Ты бы, Тит, поменьше ворчал.

— Я отцу вашему обещал глаз не спускать с вас, заботиться как о сыне. Вы бы в другой раз говорили, куда уходите, надолго ли… Город, всякое может случиться.

— Да ладно тебе. Докладывать буду, успокойся, старый.

— Все бы вам смеяться, господин. А я ведь тоже человек.

— Тит, знаешь, хоть и не Сатурналии нынче, а неси-ка ты наше веронское, да выпьем с тобой, ты как?

— А и правильно, господин, наше-то веронское лучше. И песни петь будем?

— Вот, Тит, а песни ты будешь петь сам. Я подпою разве.

…Служба у Метелла была необременительная. Кое-что из дел переписать набело, кое-что исправить, выполнить небольшие поручения.… Оставалось уйма времени на посещение друзей, таблина, время для занятий с книгами, на стихи.

Катулл с большим интересом продолжал читать Каллимаха на греческом, изучать грамматику и поэтику александрийской школы, принципы стихосложения. Особенно привлекал его александрийский одиннадцатисложник. Свои холиямбы он писал именно им.

С Клодией они почти не встречались в доме Метелла. Катулл избегал ее.

Как-то Метелл представил их друг другу. Клодия едко спросила, не влюбился ли супруг в молодого секретаря?

Метелл добродушно рассмеялся.

И вдруг Клодия сама подошла к Катуллу:

— Слышала, ты — поэт?

— Только в свободное от службы время.

— И о чем ты пишешь?

— В основном о птицах.

Клодия помрачнела:

— Так это твои стихи на всех стенах Рима?

— Госпоже лучше знать. Мне нужно идти.

— Сегодня я буду ждать тебя. Целер уезжает. Мы будем одни.

И она поцеловала его в губы.

— Вечером, как стемнеет. Я буду ждать.

Катулла затрясло. Тело сделалось ватным. В глазах потемнело. Да как она смеет!

Но вечером он застал себя идущим, с бешено колотящимся сердцем, к дому Клодии.

Его проводила в покои молчаливая темнокожая девушка. Клодия принимала у себя, на своей половине. Горели свечи, масляные лампы отбрасывали трепетные тени на стол, с живописно перемешанными фруктами и цветами. Ужин подавала сама Клодия, которая была невероятно хороша в этот летний вечер.

Она смеялась как маленькая девочка, кормила Катулла вишнями из рук, целовала в губы, забавлялась, шалила и веселилась. Она была божественна! Ее прекрасные синие глаза людей севера излучали сияние, волосы, цвета меда, сияли золотом, словно тонкие золотые нити света, щеки нежным румянцем вызывали желание прикоснуться!

От нее исходила такая радость, такая нега, такое тепло! В любви она была так естественна, так проста, так искусна, так невинна!

Катулл потерялся. Он смеялся, плакал, неистовствовал, становился послушным и нежным как ребенок…

— Мы будем вместе всегда с тобой, Клаудилла, ты и я. Ты еще будешь счастлива, ты не пожалеешь ни о чем, ни о чем, детка, ни о чем… Мы всегда, ты увидишь, всегда будем вместе, даже если перевернется мир, даже если наши жизни закончатся… Мы всегда были вместе, детка, ты потом вспомнишь, ты вспомнишь… просто тебе нужно научиться верить, детка, вспомнить себя…

— Я знаю, знаю, любимый, знаю, mea amores… amabitur nulle… Поцелуй еще…