Катулл и Клодия. Римское небо

Ольга Карклин

О чем писал древнеримский поэт Катулл? Кого он любил? Кто любил его? Что вообще такое — поэзия, любовь, мир, Рим? Сколько радости и сколько горя переживает человек античности. И какова природа человека? Не та же ли самая в любое время?Роман о любви Катулла, родоначальника европейской лирики, и Клодии Пульхры, загадочной римской патрицианки.

Глава 8. Ночной Рим

…Обжорство и сладострастие мало кого удивляли в Риме.

Каждую ночь в город поставлялись новые обозы с продовольствием и рабами из покоренных провинций, чтобы утром выставить на рыночных прилавках и специальных торговых площадках для продажи.

И кого интересовало, что эти рабы — такие же люди с такими же чувствами, думающие и страдающие?

Очень быстро их обучали и приспосабливали к новой жизни в Городе, заставляли забыть свое прошлое, свою речь, воспитание, честь и достоинство, самих себя, в сущности.

Рабы были нужны не только для домашних или общественных работ, рабы были нужны еще и для интимных нужд римлян.

Даже патрицианки имели связи с рабами, а их мужья на это смотрели сквозь пальцы, ведь и сами баловались с хорошенькими рабынями. И это не рассматривалось даже как неверность — ну о какой неверности можно говорить по отношению к вещам?

А именно вещами были рабы и по своему юридическому положению и по отношению к ним.

Рим пользовался человеческими телами для утоления своей животной природы, но при этом с презрением отвергал любые человеческие чувства.

Это также выражалось и в речи — грязные слова для грязных отношений. Ничего личного.

Любовь? Влюбленность? Об этом порядочные люди не говорят в Риме. Это стыдно. Это недостойно граждан Рима.

Однако же, обставлять свои «отношения», которые точнее было бы назвать «сношениями», они любили. Красивый интерьер, красивые вещи, все что угодно, но лишь бы было «красиво» и — скрытно.

Нет, Катулл никогда бы не согласился с таким отношением к самому для него интимному и святому — к близости, к любви.

И, когда он писал это, в общем-то достаточно добродушное стихотворение к Флавию, на самом деле в тот момент он четко обозначил свою позицию по отношению к частной личной жизни — ничего не скрывать, быть открытым в отношениях, какими бы они ни были, и возносить свою любовь к Небу, а не к преисподней ночи.

Все — искренне, открыто, все — публично и более того — все — потому что все божественно — открывать Небу, возвышая и воспевая в стихах.

Эта бытовая история послужила для Катулла к осознанию и манифестированию своего кредо любви, отношений.

И прав он был или не прав, таким образом у него появилась своя линия, собственный стиль по отношению к личной жизни, который мог шокировать, и в общем-то шокировал большинство, приученное прятать такие вещи, привычно скрываясь под покровом тьмы и молчания.

…Нам сейчас трудно представить, что на самом деле чувствовали граждане Рима, когда каждую ночь в город поставлялись новые и новые обозы с продовольствием и рабами из покоренных стран.

Новая энергия, новые силы, новая еда, новые тела, становящиеся вещами в Городе, и по умолчанию, вещами для удовлетворения сластолюбия.

Это другой опыт и достаточно жесткий соблазн для большинства.

Но — исторический фон жизни времен Катулла.

В этом стихотворении Катулл довольно четко обозначает свое кредо в отношении «отношений».

Важно, чтобы отношения были не только открытыми, но и поднимались до уровня божественного неба, были не только романтичными, но и поэтичными. Потому что и любовь, и поэзия — божественны.

Если учесть тот общий фон — на котором возникло это кредо Катулла — а фон этот — римское общество, буквально купающееся в разврате, но при этом «цивилизованно», хотя и дегенеративно, придерживающееся «хорошего тона» замалчиванием своих действий, то надо все-таки отдать должное мужеству поэта.

Так что, это стихотворение, являясь выражением нового личного кредо Катулла, очень ясно объясняет странную откровенность всех последующих стихотворений книги Катулла Веронского.

Кредо — открытость, искренность и откровенность.

Или — откровенность, возносящая к небу; или — подвальная темная возня, о которой и говорить стыдно.

Кстати, Катулл никогда не называет себя «римским», и вообще избегает использовать слово «Рим», ограничиваясь «городом» и даже не с большой буквы.

Катулл — он — Веронский. Из Вероны, города, который когда-то в другое время станет городом Ромео и Джульетты.

И вряд ли здесь простая случайность.