Перья

Оливия Вильденштейн, 2019

Остался всего месяц, чтобы получить недостающие перья для моих крыльев. Как только я соберу все, смогу вознестись в Элизиум и выйти замуж за архангела. Поэтому я отправилась в Париж на выполнение нового задания. Знакомьтесь, Джаред Адлер – самый грозный и в то же время самый обаятельный грешник на земле. Если заставлю его совершить хотя бы один добрый поступок, я сразу получу все недостающие перья и завершу свои крылья. Вот только Джареда уже пытались изменить. Сто тридцать один ангел. И все безуспешно. Но я решительно настроена выполнить задание. Оказалось, что Джаред тоже решительно настроен… уничтожить меня. Если мое сердце будет биться для кого-то, кроме него.

Глава 16

Я присела на краешек откидного кресла из воловьей кожи, стоявшего рядом с книжными полками. Как и в кабинете Джареда, полки украшали только антикварные книги в кожаных переплетах с золотым тиснением на корешках.

— Ты включил обогреватель?

Джаред ухмыльнулся.

— Это реакция твоего тела на мое, Перышко.

Он подошел к серебряному подносу, на котором стояли хрустальный графин с гравировкой, наполненный прозрачной жидкостью, ведерко для льда и два пустых стакана. Джаред взял один из стаканов, а я скрестила ноги и из-за этого чуть не навернулась с кресла. Для своего же блага я твердо поставила ступни назад на пол.

Мужчина улыбнулся.

— Тебе следует прилечь. Мы не скоро отсюда уйдем.

— Не беспокойся обо мне.

Джаред бросил в свой стакан два кубика льда, затем плеснул на них чем-то из графина.

— Это было любимое кресло моей матери. Обычно после обеда она читала, лежа на нем.

По какой-то причине его история заставила меня откинуться назад и замереть, что оказалось на удивление удобно.

Джаред сделал глоток, лед звякнул в стакане.

— Она умерла в нем.

Я тут же напряглась и вскочила, больше не чувствуя себя комфортно. Уставившись на натуральную воловью шкуру, я уже ожидала увидеть на ней пятно крови. Но жесткие волоски были белыми и коричневыми, а не красными.

— Ее убило не кресло, — он отпил еще своего напитка.

— Я-я так и не подумала.

Джаред взглянул за меня, на стол в противоположном конце комнаты. Прядь волос упала ему на глаза.

— Как она умерла?

Повисло молчание. Затем он произнес:

— Зарезала себя.

Я ахнула.

Души самоубийц не отправлялись ни в Элизиум, ни в Абаддон. Они считались слишком слабыми для перерождения. Именно поэтому ангелы считали жизнь даром, который нельзя выбрасывать и тратить впустую. Еще один закон, который я бы хотела изменить. Я верила, что каждая душа — которая не была запятнана безвозвратно — заслуживает шанса. Душу должны сопроводить через Жемчужные Врата и, по крайней мере, представить на суд Семерым. Прежде чем ее сочтут не подлежащей спасению и выбросят в эфир.

— Почему она покончила с собой?

— Потому что она слишком сильно любила моего отца и слишком слабо меня, — голос мужчины был тихим, однако резал, словно битое стекло.

— Ох, Джаред…

Если бы он был кем-то другим, я бы обняла его. Но Джаред не производил впечатление человека, которому нравились объятия, особенно инициируемые не им.

— Не жалей меня, — пробормотал он. — Она была не в себе после смерти моего отца и сделала всем одолжение, когда умерла.

— Ты не можешь думать так на самом деле.

— Ты бы переживала, если бы твоя мать умерла?

— Я ее не знаю.

К тому же она не могла умереть. Если бы только не отказалась от своих крыльев. Но об этом раздумывали только те ангелы, которые благоволили Земле. Учитывая, что моя мать даже не ездила в гильдии, вряд ли она сильно любила Землю.

— Только посмотри. У грешника и святой есть что-то общее.

Это высказывание вытеснило все мысли о маме из моей головы.

— Мы оба остались без матери, — пояснил Джаред.

— Моя мама жива, я просто не знаю ее.

— Не хочешь иметь ничего общего с грешником, да?

— Я была бы счастлива иметь с тобой что-то общее, Джаред.

Знакомая боль пронзила мой позвоночник. Мой большой палец, который все это время теребил пластырь, все же окончательно оторвал его от ладони.

Только не еще одно перо.

Пожалуйста, только не перо.

Мои глаза защипало, когда колючее перышко скользнуло по моей лодыжке и опустилось рядом с упавшим пластырем.

Этот человек уничтожит мои крылья, если я не уйду прямо сейчас.

Я взглянула на мужчину влажным взглядом.

— Джаред, я должна… — я резко прервала себя, когда проследила за его пристальным взглядом — он уставился на пол рядом с моей бронзовой туфлей. — На что ты смотришь?

Джаред подошел и присел на корточки. Воздух в моих легких будто заменили камни.

Невозможно…

У него не было крыльев.

Он никак не мог видеть…

Джаред поднял пластырь и скомкал его, прежде чем швырнуть в сторону книжной полки.

— Хочешь новый?

Он оторвал мою раненую руку от бедра и проверил порез.

— Что за… Все зажило.

— Ранка была неглубокой, — выпалила я.

Джаред отпустил меня, и я прижала руку к себе.

Нестерпимо хотелось дотронуться до пера, но я не могла снова рисковать потеряться в воспоминании. Позже. Я заберу его позже. Оно не исчезнет, пока к нему не прикоснутся. Это заставило меня задуматься о пере, которое я потеряла в холле прошлой ночью. Неужели кто-то непреднамеренно дотронулся до него? Люди не могли видеть перо, но если бы их рука даже случайно скользнула по нему, воспоминание все равно попало бы им в голову. Некоторые люди отмахивались от этого как от приступа головокружения, другие как от дежавю, кто-то же считал это божественным видением.

Вчерашнее перо, вероятно, засосали пылесосом.

Мой взгляд оторвался от пола и тут же наткнулся на тело Джареда и широко распахнутый халат. Воздух встал поперек горла, я сразу забыла о потерянном пере.

Я решила внимательнее рассмотреть завитки пастельной краски на холстах над кроватью.

— Не мог бы ты надеть нижнее белье, пожалуйста?

Боковым зрением я уловила его широкую улыбку. Конечно, мое смущение позабавило мужчину.

— Уверяю тебя, он не кусается, — усмехнулся Джаред.

— Забудь.

Я направилась к двери. Я пообещала самой себе, что уйду, если потеряю еще хоть одно перо. И я собираюсь сдержать это обещание.

— Куда ты?

— Домой. Я ухожу домой. Это была плохая идея.

— Ты проиграешь пари.

Я положила ладонь на металлическую ручку.

— В попытках выиграть спор я могу потерять нечто большее.

— Ты останешься, если я оденусь?

Я перестала давить на ручку, и она подалась вверх. Дверь осталась закрытой.

— Разве ты не хочешь, чтобы я ушла? Ты назвал меня мягкотелой и бесхребетной. Не говоря уже о сталкере.

— Мягкой, а не мягкотелой.

— Это должно было быть комплиментом? Потому что прозвучало иначе.

— Я не говорю комплименты. Приукрашивание жизни не способствует выносливости.

— Возможно. Однако это помогает выразить сострадание.

— Я не сердобольный человек, Перышко. Не знаю, с чего ты это взяла…

Я повернулась к нему.

— Хоть это и не твоя работа, ты наказываешь педофилов и насильников.

— Как я уже говорил, мне приходится этим заниматься, потому что ваш вид ничего не делает. Вы слишком заняты поиском проблеска надежды в их гнилых душах.

Я глубоко втянула воздух из-за этого наставления.

— Ты прав, Джаред. Мой вид расцарапывает уродство, чтобы найти хоть искру красоты. Мой вид пытается спасти грешников вместо того, чтобы покончить с их жалкими жизнями.

Мы прожигали друг друга взглядами из разных концов комнаты. Ну, я прожигала. Он просто смотрел на меня своими невозмутимыми, непроницаемыми глазами. Я напомнила себе, что Тройки зарабатывают уровень грехов не за послушание и нравственность. Они получают его за жестокость и эгоизм.

Джаред направился в противоположный конец спальни.

— Я предупредил охранников никого не впускать и не выпускать до утра.

Я ахнула.

— Ты собираешься удерживать меня против воли?

Его длинные пальцы легли на угол гладкой деревянной двери.

— Я не заставлял тебя возвращаться, Перышко, — мужчина скрылся из виду, но голос продолжал доноситься до меня. — Ты можешь дождаться рассвета в столовой. Все остальное под сигнализацией. Так что, если у тебя нет желания испытать на себе пушки моих охранников, советую оставаться в доме.

Моя челюсть отвисла в очередной раз.

— Неправильно удерживать меня против воли.

Джаред вышел обратно босиком, одетый в черную футболку и зауженные черные спортивные штаны. Он не казался человеком, у которого есть спортивные штаны, как и тем, кто запирает женщин. Нет, это неправда. На самом деле он казался способным на любую жестокость.

Джаред провел рукой по волосам, которые по мере высыхания вились все сильнее.

— Кажется, ты считала, что у меня есть моральный компас, — он взялся за ручку французских дверей, выходящих на балкон. Металлическая панель с лязгом отошла от потолка и пола, позволив стеклянным створкам распахнуться.

Я сжала кулаки, страстно желая ударить Джареда по руке. Он вызывал во мне худшие чувства. К счастью, из-за злости нельзя потерять перья. А вот из-за удара можно. Поскольку Джаред не возвращался, я отправилась за ним.

Я ворвалась на узкий каменный балкон, залитый лунным светом. Моим глазам потребовалось мгновение, чтобы привыкнуть к темноте. И еще одно, чтобы заметить Джареда на шезлонге.

— Позволь мне уйти, и ты больше никогда обо мне не услышишь, — бешеные удары сердца сотрясали мое тело. — Обещаю.

Мужчина повернул голову, чтобы посмотреть на меня.

— Конечно, Перышко, иди вниз.

— Я имею в виду не твою спальню, а дом.

Джаред посмотрел на свои наручные часы.

— Сигнализацию отключат через пять часов, чтобы впустить просителей. Тогда ты сможешь уйти.

— Почему?

— Что почему?

— Почему ты не можешь выключить сигнализацию сейчас?

— Код от системы сигнализации есть только у Амира и Мими. А они отсыпаются после вчерашнего праздника.

Похоже на ложь. Как он мог не знать код сигнализации в собственном доме? Я осмотрела внутренний дворик и заметила движение в сумраке — охранник. Я подошла к каменной балюстраде и на глаз измерила высоту падения.

— Последний человек, который спрыгнул с моего балкона, сломал позвоночник.

Я замерла.

— Не переживай. Его страдания продлились недолго. Мой охранник всадил ему пулю в череп.

Мой рот приоткрылся.

Джаред перевел взгляд на простирающееся над нами небо. Ни одна звезда не пронзала холодную тьму. Как и в Нью-Йорке, звезды затерялись в смоге и вечно горящих городских огнях.

— И прежде чем начнешь проповедь, знай, он был киллером, которому заплатили за мое убийство.

— Пустили бы твои охранники пулю в голову и мне, если бы я попыталась сбежать?

Джаред сцепил пальцы на животе.

— Если я им прикажу, то да.

— Ты бы приказал?

— Ты хочешь убить меня, Перышко?

Я покачала головой.

— Тогда тебе не о чем беспокоиться. А теперь почему бы тебе не присесть на другой шезлонг и не рассказать обо всем, что мне следует изменить в себе?

— Мне и стоя неплохо, — коротко ответила я.

Джаред перевел взгляд на мою обувь.

— На таких-то каблуках?

Я прислонилась бедром к грубым каменным перилам.

— Расскажи мне о том, как это работает. За какой помощью люди обращаются к тебе?

— Все по-разному. Но обычно за физическим возмездием или денежной помощью.

— Люди приходят к тебе за подаяниями?

— Ты выглядишь удивленной.

Просить милостыню на станции метро — это одно. Но протягивать сложенные лодочкой ладони главарю мафии — совсем другое. Не говоря уже о том, что деньги Джареда, вероятнее всего, были запятнаны кровью.

— Что ты просишь взамен?

— Ничего.

Будь это правдой, это означало бы, что он великодушен. А великодушие стирало очки грешности. Однако с момента занесения в Систему Оценки его уровень никогда не колебался.

Тогда до меня дошло почему — деньги были не его. Грязные деньги перечеркивали любое доброе дело, совершенное с их помощью.

— А физическое возмездие? В чем оно заключается?

— От избиения супругов до запугивания боссов.

— Ты отвечаешь за избиение или запугивание?

— Каким бы героем я был, если бы не занимался спасением?

И вот мы снова вернулись к его комплексу Робин Гуда.

— Ты проверяешь информацию заявителя, прежде чем отправиться в бой с оружием наперевес?

— Я знал, что ты считаешь меня аморальным, но не думал, что и дураком тоже.

Я вздохнула.

— Я не считаю тебя глупым, Джаред. Вероломным, расчетливым, властным, но не глупым.

— Спасибо.

Я пододвинулась, потому что камень впивался мне в ногу.

— Это не комплимент.

— Мой дядя тоже таким был. И даже больше.

— Кажется, ты боготворил его?

Джаред улегся на сцепленные за головой руки.

— Он добился всего сам. Бросил школу в тринадцать лет, затем шесть лет проработал на конезаводе под Парижем. Он начал с того, что разгребал лошадиное дерьмо. А затем стал дрессировать их. Одна из лошадей в итоге била все рекорды два года подряд, заработав конюшне миллионы^[34]. В благодарность владелец дал моему дяде пять тысяч евро^[35]. Пять тысяч евро, — Джаред фыркнул.

— Ему могли и вовсе ничего не дать.

— Ах… вечный голос разума.

— Я не имела в виду, что он не заслуживал большего.

— Нет, ты намекнула, что он должен был быть благодарен за эту подачку.

Я пожала плечами.

— Итак, как он прошел путь от дрессировщика лошадей до, — я кивнула в сторону двора, — этого?

— Почему бы тебе не присесть? У меня от тебя сводит шею.

— Уверена, твоя шея в полном порядке, — сказала я.

— Ты безжалостна.

Я закатила глаза.

— Так что случилось потом?

— Потом он поблагодарил своего босса и любезно вернул премию.

— Вернул?

— До последнего пенни. Однако затем он попросил своего босса подарить ему тощего жеребенка из посредственной родословной. Дядя знал, что его собирались продать на соседний конезавод за бесценок. Однако он наблюдал за жеребенком и заметил в его мышечной структуре нечто такое, чего не заметили ни его босс, ни заводчик.

Комары вились вокруг единственного светильника, опутанного густым плющом. Их жужжание время от времени перекрывал визг шин на дороге перед особняком Джареда.

— К ужасу моих бабушки и дедушки, он привел жеребенка домой. У их дома в пригороде был только задний двор, — на лице Джареда промелькнуло веселье. — Дяде запретили держать лошадь дома. У моей бабушки в соседней деревне была подруга с большим поместьем. Бабушка спросила, не согласится ли она взять лошадь. И та согласилась, но заставила дядю пообещать взять всю заботу о животном на себя. Когда сбережения дяди иссякли, он спросил женщину, есть ли у нее для него какая-нибудь работа. Работа нашлась — дом был очень старый и нуждался в починке. В итоге дядя проводил там бо́льшую часть дней. А летом, после визита внучки старой леди, стал проводить там и ночи.

— Почему?

— Он влюбился.

Я попыталась совместить образ безжалостного основателя «Суда Демонов» из своего воображения с тем, кого Джаред описывал как трудолюбивого, влюбленного и честного человека.

— Они вместе тренировали жеребенка. И как только ему исполнилось два года, моя тетя, хрупкая женщина, стала жокеем. Когда-нибудь слышала о Le Démon^[36]?

Я приподняла брови.

— Он дал лошади такое имя?

— Очевидно, у жеребенка был вспыльчивый характер, — Джаред натянуто улыбнулся. — Он выиграл Приз Триумфальной арки^[37] и таким образом стал величайшей лошадью, когда-либо выступавшей на французских ипподромах. Дядя был в восторге, когда прочитал заголовок: «Le Démon champion»^[38].

— Полагаю, он заработал много денег на этой лошади, — я была так поглощена рассказом, что незаметно для себя подошла поближе к свободному шезлонгу.

— Много — это мягко сказано. Эта лошадь позволила ему купить этот дом, — он склонил голову набок, — и конный завод в Шантийи^[39].

Наконец я села, чувствуя, что у этой истории не будет хорошего конца. Так как Адлеры не были известными заводчиками лошадей.

— Примерно год спустя, пока дядя уехал обсуждать права на разведение, кто-то ворвался в конюшню и всадил пулю в череп Le Démon, а затем еще одну в грудь моей тети, когда она попыталась спасти лошадь.

Я вздрогнула.

— Дядя неделями выслеживал убийцу. Им оказался его бывший босс. Этот козел чувствовал себя обманутым. Он сказал, что застрелил мою тетю, потому что она встала у него на пути. Что это был несчастный случай. Дядя обратился в полицию с собранными им доказательствами, но их отклонили как несущественные. Однако это было не так. Дядя даже сумел записать признание, но начальник полиции сказал, что оно получено незаконно и поэтому неприемлемо в суде. Вот тогда-то он и взял дело в свои руки. Навестил своего бывшего босса и выстрелил в него — сначала чтобы ранить, а затем убить. Дядю поймали и бросили в тюрьму. Правительство пыталось наложить арест на его активы, но он записал все на имя моего отца… Моего отца, который тогда был еще несовершеннолетним. Короче говоря, следующие несколько лет дядя обзаводился ценными контактами и обучался новым навыкам. Он вышел за хорошее поведение через десять лет.

— Хорошее поведение?

Джаред одарил меня мрачной ухмылкой.

Я рассматривала светлые стены дома, усеянные настолько блестящим стеклом, будто его начищали ежедневно.

— Значит, тюрьма заставила твоего дядю создать это место?

— Нет, Перышко, несправедливость заставила. Тюрьма просто дала ему инструменты.

Я прикусила губу.

— Раздумываешь, насколько мы с дядей ужасные люди?

— На самом деле я думаю о том, какой ты хороший рассказчик, Джаред. Ты заставил меня почувствовать к твоей семье что-то, кроме страха и неприязни.

Глаза мужчины заблестели.

— Осторожнее, Перышко.

Я скрестила ноги.

— В каком смысле?

— Я могу тебе действительно понравиться.

Я крепко сжала колени.

— Из-за хорошей истории ты не станешь более приятным человеком. Однако если ты позволишь мне уй…

— Иди, — он указал подбородком в сторону своей спальни. — Сигнализации нет.

— Ты солгал?

— Да.

— Почему?

— Потому что это я. Я лгу. Шантажирую. Вымогаю деньги. И иногда убиваю. Я плохой, очень плохой человек, Перышко.

— Зачем ты заставил меня почувствовать себя твоей пленницей?

Взгляд Джареда пробежался по оранжевым волосам, которые я перебирала в руках.

— Потому что это весело.

Я отпустила волосы и положила руки на плотную подушку.

— Весело? — прохрипела я, искренне уязвленная тем, что он получил удовольствие от моего страха.

Когда мои волосы рассыпались по лопаткам, я заставила себя подняться. Жестокость его прощальных слов сделала мои движения резкими.

Джаред наблюдал за мной тяжелым взглядом, что разозлило меня еще сильнее.

— Счастливой жизни, Джаред Адлер.

Он ничего не сказал, даже не попрощался. Даже не сказал «скатертью дорога».

Я остановилась на пороге между его балконом и спальней.

— Хоть часть этой истории была правдой?

— Может, да, — он снова взглянул на небо. — А может, и нет.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

34

1 000 000 евро ≈ 60 450 000 рублей.

35

5000 евро ≈ 300 000 рублей.

36

Демон (фр.).

37

Приз Триумфальной арки — конный турнир, проходящий во Франции (фр.).

38

Чемпион Демон (фр.).

39

Шантийи́ — город на севере Франции.