Вайзенштайн. Правосудие

Николай Прокошев, 2015

Подобно метастазам коррупция испокон века разрушает жизнь человечества. Вредоносные бациллы стяжательства безжалостно уничтожают планету. Угнетенный народ, страдая от произвола правящей олигархии, уже распрощался с надеждой на спасение. Тем неожиданнее выглядит предложенная в 2009 году известным правозащитником панацея. Он призывает изолировать всех коррупционеров в едином международном концлагере.

Доказательство Н-21/4. Из преамбулы отчета комиссии по бесчеловечному обращению с узниками спецобъекта «Вайзенштайн», датированного 19.12.16

Сооружения возводились из ячеистого бетона, очевидно, в целях экономии и безо всякой облицовки. Дешевый газосиликат, используемый в строительстве, быстро впитывает влагу, что приводит к быстрому разрушению. В итоге из-за неустойчивости стен уже через восемь месяцев в двух бараках обрушились крыши. Трещинам вдобавок способствует проседание грунта, поэтому многие конструкции отличались высокой степенью аварийности.

Согласно точным измерениям, площадь всех бараков независимо от блока одинакова. Она равна пятидесяти пяти метрам в длину, двадцати пяти метрам в ширину и трем метрам в высоту. Отсюда следует, что объем помещения составляет четыре тысячи сто двадцать пять кубических метров. Учитывая тот факт, что в бараках содержалось в среднем до шестисот человек, мы получим на каждого заключенного семь кубических метров пространства. При условии полного закупоривания всех возможных отверстий люди бы задохнулись ровно через два часа. Подобная теснота сравнима с той ситуацией, как если в стандартную ванную комнату поместить пять человек. И так продолжалось годами.

Блок А внутри «хранилища живого материала», как выражались конвоиры, напоминает по всем признакам худший из нацистских концлагерей. Вдоль стен и посередине барака тянутся ряды двух-, а кое-где трехэтажных деревянных нар, разделенных вертикальными перегородками, образуя некоторое подобие клетей.

Лежанки накрыты истлевшими тряпками, которые изначально служили матрасами, но со временем практически обратились в труху. Никаких подушек и одеял. Этажерки нар разделяют два ряда длинных колченогих столов с такими же скамейками. Причем одни скамейки намеренно сколочены ниже других с тем замыслом, чтобы выстраивалась определенная иерархия среди заключенных.

У тыловой стены располагаются десять крохотных отхожих мест и пять душевых. Там же находился отдельный санузел, предназначенный для так называемого «первого лица», что в очередной раз свидетельствует о заблаговременно принятом решении относительно разделения осужденных по рангам. Также «первое лицо» и его свита получали право пользоваться личным столом с табуретками.

Отдельные тумбочки или шкафчики проектом не предусматривались ввиду того, что контингенту воспрещалось иметь собственное имущество. Фотографии, пишущие принадлежности, одежда, обувь, медикаменты технически не могли попасть в руки, поскольку любые контакты с внешним миром принципиально не допускались, а передачи от родственников не принимались.

Гигиенические процедуры осуществлялись строго по графику, то есть горячая вода включалась лишь на два часа в сутки-с семи до восьми утра и с восьми до девяти вечера. Что касается холодной воды, то она подавалась тоже на два часа, но заключенные могли сами выбрать подходящее время. Через два часа подачи холодная вода отключалась. По этим причинам людям приходилось занимать очередь на несколько дней вперед.

Несмотря на сравнительно мягкий климат в регионе расположения лагеря, гражданское население начинает пользоваться отоплением с конца осени. На объекте тепло подавалось с начала декабря до конца февраля только по нечетным дням недели. Естественно, что низкая температура пагубно влияла на лагерную популяцию.

Женщины содержались в абсолютно идентичных с мужчинами условиях. Политика руководства не признавала каких-либо физиологических различий, невзирая на природные обстоятельства. Тяжелые заболевания, связанные с гендерными особенностями, психологическое состояние, физическая сила и выносливость, даже беременность не считались достаточными основаниями для освобождения от работы.

В том числе совсем не принимались во внимание поправки на возраст. В бараках жили почти подростки и древние старики. Самому молодому узнику на момент заточения едва исполнилось восемнадцать лет, самому пожилому — восемьдесят шесть. Зеленая молодость или глубокая старость ни в коей мере не смущали администрацию, более того, зачастую в качестве изощренного издевательства таким арестантам доставалась самая грязная работа.